Достаточно лишь собрать разрозненные заметки Лео­нардо общего характера, чтобы получить представление о теории искусства у флорентийского мастера. Сила эсте­тической теории Леонардо, думает Вольф, не в метафизи­ческой сложности, а как раз наоборот, в прямой противо­положности философскому абстрагированию. Он видит мир не в рамках трансцендентного принципа, его мировоз­зрение - это наивный, но здоровый в своей основе мате­риализм. Правда, для него существует только действи­тельность. Надо лишь «схватить» ее, и она будет всецело интересной. И эта действительность прекрасна (см. там же, 21).

Полнота мира явлений доставляет ему радость, эта ра­дость настраивает его душу на восхищение демиургом, мощь которого видна ему сквозь каждое явление. Это пол­ный переворот по сравнению со средневековьем. Вместо того чтобы видеть в индивидуальной жизни только мрач­ное, здесь — радость бытия. Одновременно возвышается и освящается все существо художника. Он проникает в ве­личие, всемогущество и великолепие бога, сотворившего все эти удивительные вещи. Мировоззрение Леонар­до - это, по определению Вольфа, «сенсуалистический реа­лизм с эстетически-религиозной тенденцией, настроенный на сильнейший эвдемонизм» (там же, 22). Познание есть всматривание в природу, в котором наука и искусство совпадают.

По поводу этих замечаний Вольфа необходимо сказать, что в них дается несколько преувеличенная характеристика религиозных взглядов Леонардо. Как мы установили, ре­лигиозное выражение у Леонардо большей частью носит скорее условно-поэтический смысл, чем религиозный смысл, как таковой. Кроме того, и сам Вольф тут же рас­суждает о живописи как о подлинной науке и о науке как о самой доподлинной живописи. Наука имеет для Леонар­до не богословский, а только живописный смысл.

Здесь, по Вольфу, заложены философские корни того эстетического парадокса, на котором построена вся теория Леонардо: Искусство есть наука. Точная наука, наука по преимуществу, родившаяся из созерцания реальности, есть математика, поэтому эстетика Леонардо стремится «в гео­метрическом порядке» (Спиноза!) проанализировать искус­ство как науку.

Но твердое знание достигается не ради себя самого. Практик, Леонардо и не хочет никакой чистой теории. Он презирает бесплодное теоретизирование. Всякое знание ценно для него, лишь поскольку оно полезно. Конечный результат, плод всех усилий для него — образ, картина, а не чистое познание. Наука о живописи служит ему лишь для более совершенного достижения цели, а эта цель — совершенное произведение искусства. Но с другой стороны, Леонардо говорит, что «практика должна быть всегда построена на хорошей теории» (там же, 23). Он вы­смеивает тех, кто влюбляется в практику без науки, и срав­нивает их с мореходами, «которые отправляются на корабле без руля и компаса». Недаром свой трактат он на­чинает с определения понятия «наука», находя, что живо­пись, как геометрия, есть основанное на опыте знание.

Леонардо даже полемически заостряет в трактате свой тезис о том, что живопись есть наука. Полемичен и тезис о превосходстве живописи над всеми другими искусствами. Одновременно Леонардо стремится возвысить художника, его статус. Художник должен обладать характером, быть неустанным, иметь железное усердие и выдержку, поста­вить на службу своему искусству всю жизнь. «Лишь стрем­ление к добродетели есть пища для души и для тела»; доб­родетель же есть знание, художественное знание. Важным средством является для Леонардо честолюбие художника. Он много говорит о славе после смерти, ставя ее выше богатства.

Мировоззрение Леонардо — и тут Вольф весьма настой­чив — опять-таки проникнуто глубокой религиозностью. Путь, по которому идет художник, достигая славы и известности, есть тот же путь, по которому мы при­ходим к познанию бога, к истинной любви к нему и к под­линному благочестию. Это религиозность сильного, со­знающего свое достоинство, уверенного в победе челове­ка, религиозность жизнерадостного, жизнеутверждающего оптимизма, который был свойствен всему Ренессансу (см. 204, 25-26).

Наукой Леонардо да Винчи называет «умственное рассуждение, начинающееся у первейших начал, за которы­ми в природе уже не может быть найдено ничего другого и что составляет в свою очередь одну часть самого по себе знания». Коротко говоря, наука есть познание принципов. Поскольку живопись строго научна, она среди всех ис­кусств с наибольшим правом заслуживает названия науки. Как и в геометрии, началом здесь является точка, затем следует линия, за нею плоскость, на которой изображают­ся тела. Поскольку живописью изобретена перспектива, на которой основана астрономия, Леонардо называет живопись матерью астрономии.

Вместе с тем искусство не есть просто математика. Если наука есть знание, то искусство есть умение. Наука может быть вполне передана ученику, практическая живопись не­передаваема. Кому не дан от природы талант живописца, тот не сможет ничему научиться. Далее, по Леонардо, на­ука есть пассивное подражающее восприятие, искусство же активно, оно есть индивидуальное творчество. В-третьих, наука пренебрегает качеством, т. е., по словам самого Лео­нардо, «красотой произведения природы и благолепием мира», «качеством форм» природы (см. там же, 31).

В своем анализе Вольф почти всегда прав. Он прав даже в своем выдвижении религиозности Леонардо на первый план в тех случаях, когда он рисует эту религиозность Леонардо не конфессионально, но как личностную трак­товку всего существующего. В этом смысле Леонар­до — самый настоящий представитель Высокого Ренес­санса. Прав Вольф также и тогда, когда он выдвигает на первый план отождествление науки и живописи. Нам толь­ко кажется, что этот общеизвестный тезис Леонардо Вольф не понимает достаточно глубоко и достаточно типологично для Высокого Ренессанса. Ведь это же одна из самых существенных сторон эстетики Ренессанса — отожде­ствление искусства и науки. И почему для Высокого Ренессанса пока еще не существует никакой отвлечен­ной и самостоятельной науки? Только потому, что без личностно-материальной интерпретации для Ренессанса вообще не существует ничего. Поэтому самое точное и безупречное изображение жизни для эстетики Ренессан­са — именно искусство, которое насквозь разумно, на­сквозь математично, но в то же время имеет своим пред­метом то, что живет как личность и продуцирует себя тоже только как личность. Эта философско-эстетическая типология Ренессанса не очень понятна Вольфу, хотя фор­мально он и учитывает ее в существенном виде.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: