— Я что хочу сказать… Ведь ты мог бы продать эти видеодиски. Например, нашему капитану. Уверена, что и на других планетах у тебя были бы зрители.

Бланди и на это ничего не сказал, и вот это Мерси уже удивило. Его лицо внезапно застыло, в нем не было никакого выражения. Но Мерси все-таки ожидала, что он что-нибудь да скажет. Но, поскольку он не издавал ни звука, заговорила снова она:

— Что-то не так? Если ты этого не хочешь, не делай!

Бланди вздрогнул и поднялся с места.

— Я хочу этого, — сказал он. — Мерси, как ты считаешь, кто я такой? Я писатель. Да, я занимаюсь этим не все свое время, но когда пишу, то пишу для людей. Мне нравится, когда у меня есть зрители — много зрителей, и самая большая моя аудитория — это люди, которых я даже не знаю; возможно, это даже те, что еще и не родились…

— Хорошо, так ты передашь капитану записи?

— Обязательно, — ответил он так, что не поверить было невозможно, и отвернулся. Мерси с интересом ждала продолжения, но, похоже, Бланди уже забыл, о чем они говорили. Включив свет, он занялся самыми банальными домашними делами, а справившись с ними, подошел к холодильнику и вынул бутылку вина.

Только включенный свет заставил Мерси понять, что снаружи уже совершенно темно.

— Боже! — воскликнула она. — Мы совершенно забыли про обед.

Бланди лишь кивнул и налил вино в два стакана. Мерси спокойно приняла его — обычно за обедом они всегда пили немного вина, почему бы и сейчас не выпить стаканчик перед едой? Но, похоже, одним стаканчиком дело не ограничивалось. Как только они выпили, Бланди тут же наполнил стаканы снова.

Ладно, подумала про себя Мерси, я еще не настолько голодна. Раз уж Бланди желает немножко выпить, почему он не может себе этого позволить? Она села, ничего не говоря, думая о вещах, о которых никогда раньше не думала, но потом вино развязало ей язык.

— И все же это страшно, ведь правда? Я хочу сказать, знать о том, что может случиться с твоими детьми, если они у тебя есть…

— Действительно, страшно, — согласился с ней Бланди.

— И знать про то, что это может ожидать и тебя. Я имею в виду, даже взрослого, если прожил уже достаточно долго, — продолжала Мерси, совершенно не думая о том, что говорит. — И поэтому вы… я права?

— Что мы? — спросил Бланди, опять подливая ей вина.

— Ну, я имею в виду эти ядовитые таблетки. Вы заставляете людей глотать яд, если они сделали какие-то вещи, и не такие уж страшные, ты понимаешь? Я хочу сказать, на других планетах есть свои законы, но если люди их даже нарушают, то, чаще всего, их садят в тюрьму…

Бланди задумался над ее словами.

— Может и так.

— Но, может, смерть от яда для вас лучше, чем от ГЭ?

Бланди подумал и над этим.

— Возможно, — сказал он наконец. — Догадываюсь, что так оно и есть, но не только поэтому. Ведь на других планетах люди тоже умирают, так?

— Похоже, что здесь вы относитесь к этим вещам по-другому.

— Да, — согласился с ее словами Бланди. — Мы и вправду по-другому относимся к этим вещам. Не думаю, чтобы здесь, на нашей планете, мы посадили бы кого-нибудь в тюрьму. Возможно, что и тюрем у нас здесь нет лишь только потому, что все мы, пока длится зима — все двадцать долгих месяцев — сидим в тюрьме. Тысяча четыреста дней. И совершенно неважно, виновен ты или нет!

— Бедный мой Бланди, — сказала Мерси, целуя его в щеку.

А он ответил:

— Заканчивай свое вино и пошли-ка спать.

Когда Мерси проснулась на следующее утро, то сразу же поняла, что спать пошла в приличном подпитии. Она еще помнила, как вместе с Бланди, спотыкаясь на каждом шагу, выходила из палатки, чтобы перед сном подышать свежим воздухом. Она даже вспомнила, как Бланди показал ей яркое пятнышко света в западной части горизонта и сказал, что это «Нордвик», висящий над планетой достаточно высоко, чтобы еще отражать лучи местного солнца, перед тем как опуститься в тень Долгого Года, а она при этом заплакала. Она вспомнила об этом, но теперь, почему-то, это показалось ей смешным.

И, хотя голова на похмелье побаливала, ей и сейчас было смешно именно этого она и не могла объяснить. Мерси захихикала при мысли, что она и сейчас чувствует себя подвыпившей.

Она поднялась с кровати и начала разыскивать Бланди, чтобы рассказать ему об этом смешном факте. Тот был недалеко, у самой двери, скармливая одной из собак кусок жучиного мяса, который они так и не съели вчера на обед. Бланди поднял голову и заметил вставшую Мерси.

— Привет, — сказал он, улыбаясь, потому что и она улыбалась ему.

— А что это ты здесь делаешь? — спросила Мерси.

Похоже, что Бланди удивился.

— Даю ей почувствовать вкус скоггерса, — объяснил он, — Когда наступает зима, мы используем собак, чтобы выискивать куколок на склонах, где ветер сдувает снег. У нас есть одежда с электроподогревом, но вот собакам приходится туговато… — Он прервал рассказ, причем уже не улыбаясь. — Что произошло? — спросил он резко.

— Все это так смешно! — От смеха у Мерси даже перехватило дыхание. Выкапывать жуков с собаками…

Мерси даже раздражало то, что мужчина не смеялся вместе с нею. Его взгляд стал очень серьезным, даже перепуганным.

— Ну ты что, не можешь понять, как это смешно… — надув губы, сказала Мерси. — Ты… ты…

А потом она пошатнулась. Все было точно так, будто она снова очутилась на корабле, в невесомости, только сейчас ей было все равно.

И все же она попыталась взять себя в руки.

— Ты знаешь, — удалось ей сказать, — смешно конечно, но я никак не могу вспомнить, как тебя зовут…

Ее перепугало то, что мужчина зарыдал.

Когда выборного капитана Ганса Хореджера переправили с межзвездного космического корабля «Нордвик» в палату для тяжелобольных, Мурра пошла его проведать, хотя и не могла бы сказать, зачем это делает. Ведь не было ни малейшего шанса, что этот человек снова придет в сознание. Он находился в состоянии глубокого сна, комы, или, скорее, паралича, что всегда означало последнюю фазу губчатой энцефалопатии. Хотя глаза его время от времени и открывались, Мурра знала, что он ими уже ничего не видит: глаза еще могли двигаться, но это был конец. У Хореджера уже не было мозга, способного понимать, что видят его глаза.

Мурра не стала задерживаться в этом так тяжело действующем на нее месте. Сейчас в палате было занято двадцать из тридцати двух коек. Два десятка членов экипажа «Нордвика» уже умерло. В крематории они уже превратились в дым и золу, от них сохранилось лишь по несколько граммов клеточных культур, которые впоследствии будут изучены врачами. На самом звездолете умирало или уже умерло около десяти человек, так что никто не беспокоился о том, чтобы переправлять их на поверхность планеты. Долгое путешествие «Нордвика» подошло к своему концу.

Мурра взяла принесенные ею цветы и поставила их в вазу возле капитанской кровати. Смысла в этом не было никакого, но ей показалось, что цветы — это так приятно. Затем она кивнула смотрителю, дремлющему на стуле возле двери, а когда вышла, то всякое воспоминание о выборном капитане Гансе Хореджере было из ее памяти полностью стерто.

В регистратуре друзья оставили для нее сообщение, что на дороге был замечен спускающийся с перевала трейлер Бланди. Мурра с благодарностью, даже с какой-то радостью, приняла эту новость и решила обождать Бланди здесь. Поэтому она направилась в больничное кафе выпить чашечку кофе, съесть пирожное и поболтать с другими посетителями. Сегодня здесь было много улыбающихся людей: ведь, что ни говори, смертные случаи были только среди членов экипажа «Нордвика», а они не были родственниками или друзьями. Только что прилетевший с «Нордвика» доктор собрал консилиум на другом конце стола, за которым сидела и Мурра. Врач очень устал, это мог видеть каждый, но он был готов удовлетворить естественное любопытство каждого желающего. Да, все оставшиеся на звездолете члены экипажа либо умерли, либо уже заболели; последним доктор дал наркотики, чтобы облегчить их страдания. Нет, он не считал, что было бы лучше дать им таблетку с ядом, которую дают детям на последней стадии ГЭ. Они не чувствовали никаких болей, практически ничто их не беспокоило — так что очень скоро они просто умрут у себя на корабле. Не похоже, чтобы среди них имелись редкие счастливчики, иммунная система которых была бы способна защитить их от болезни, но некоторые, действительно, сопротивлялись довольно долго. Врач вытащил маленькую коробочку, охлаждаемую сухим льдом; таких он привез с собой несколько.