– И что вы думали о нем?

– Мы могли бы быть полезны друг другу.

– Полезны?

– Да. Из того, что вы мне рассказали, я понял, что у вашего друга возникли финансовые сложности из-за бесчеловечных правил, принятых на фирме, где он работает.

Уотс кивнул.

Чессер сунул руку в карман пиджака. Достал сложенный пополам чек. Развернул его и положил себе на колено. Чек был подписан М.Дж. Мэтью. На сумму двести тысяч долларов. Получатель – Чарльз Уотс.

Уотс долго смотрел на эту бумажку.

В этот момент Чессер решил, что отдаст ему чек в любом случае, независимо от того, согласится ли он сотрудничать или нет.

Увидев на чеке свое имя, Уотс не мог не понять, что для Чессера не секрет, кто же этот друг. Но он продолжал придерживаться этой версии. Так было удобнее для обоих. Он спросил:

– Как мой друг может помочь вам?

– Предоставив информацию о том месте, где он работает.

– Что именно вас интересует?

– Все. Но особенно то, что касается нижних, подземных этажей.

– Мой друг знает все про это. – Я в этом не сомневался.

– Но платить необязательно. Он будет рад вам помочь. Чессер улыбнулся.

– Я рад слышать, что он настоящий друг. Однако я продолжаю настаивать на плате. За эти деньги я хочу узнать все, до малейших подробностей.

Он затолкнул чек в карман пиджака Уотса и без того немного оттопыренный.

– Там мой завтрак, – пояснил Уотс.

– Надеюсь, мы не отняли у вас слишком много времени, – сказал Чессер и тут же пожалел о своих словах.

Уотс вежливо улыбнулся в ответ.

– Я все равно часто прихожу сюда, – сказал он, бросив взгляд в сторону алтаря.

– Как вы думаете, когда мы получим ответ от вашего Друга?

– Через два, ну самое большее, через три дня.

– Примерно, к выходным. У вашего друга хорошая память на числа?

– Да, вполне.

– Тогда пусть он запомнит: 387-9976. Уотс повторил номер вслух.

– Он может позвонить из телефонной будки, – предложил Чессер.

– Думаю, он так и сделает.

Все было сказано. Марен и Чессер поднялись. Уотс остался сидеть на скамейке. Из прохода Чессер оглянулся и увидел, что Уотс уже стоит на коленях.

Милдред вскарабкалась на плюшевый диван. Она откинулась на подушки, поскольку диван был слишком широк для нее. Край его приходился ей как раз на уровне середины икр, и ее коротенькие, толстенькие ножки, одетые в ботинки на толстой резиновой подошве, торчали параллельно полу.

Словно почувствовав, что Чессеру не слишком нравится зрелище этих безобразных ног, Милдред пожаловалась:

– Боже, что может быть хуже, чем больные ноги! Ох-ох-ох, – простонала она, – каких только мучений я с ними не перенесла: плоскостопие, выступающие косточки, – всего не перечислишь.

Марен ей сочувствовала. Воодушевленная, Милдред продолжала:

– В прошлом месяце я совершенно охромела из-за ужасного вросшего ногтя. На большом пальце правой ноги. Боль просто жуткая. Пришлось ехать в больницу Святого Георгия, чтобы там все сделали, как полагается. Такой добрый джентльмен – хирург. И совсем не задается, как эти мясники с Харли-стрит, которые сдерут с вас пять фунтов, а ничего не сделают.

Чессер оглянулся и знаком показал Сив, что ему позарез надо что-нибудь выпить. Он пытался придумать какой-нибудь удобный предлог, чтобы выйти из комнаты, но, не желая огорчать Марен, остался сидеть и страдать. Он не сильно ошибся, когда представлял себе Милдред. Она была почти такой, какой он ожидал ее увидеть. Разве что еще более гротескна. Лилипут около четырех футов ростом. Ее торс и конечности выглядели так, будто все их попытки вырасти были безжалостно подавлены при помощи какой-то изуверской машины. Только голова была нормальных размеров, но она казалась больше, чем на самом деле. Глаза у нее были навыкате, как это бывает при увеличенной щитовидной железе; ресницы густо покрыты тушью; брови полностью выщипаны, и вместо них высоко на лбу черным карандашом были проведены две тонкие линии. Такого преувеличения не требовалось – она и без того выглядела странно. Лицо было посыпано белой пудрой с лавандовым запахом; щеки вымазаны оранжевыми румянами; поверх ее собственного большого рта были нарисованы тонкие губы, что делало ее похожей на куклу чревовещателя. Все это обрамлялось множеством струящихся по плечам медно-рыжих крашеных волос, истончившихся от закручивания на раскаленные щипцы. Прямой пробор лежал, как открытая рана; были видны бледная кожа на черепе и корни волос более темного цвета.

Чессеру она не понравилась с первого взгляда. А затем она стала просто вызывать у него отвращение. И не потому, что была карлицей. Он был полностью лишен подобного рода предрассудков и именно поэтому мог признаться себе в этих чувствах. При встрече с Милдред почти все испытывали жалость, но Чессер отказал ей в этом чувстве. Он относился к ней, как к личности, и считал, что нет никаких оснований прощать ей такой безвкусный и отталкивающий вид. В конце концов многие карлики выглядят вполне прилично. Почему он должен делать ей скидку?

Само собой разумеется, отвращение, которое внушала ему Милдред, повлияло на его мнение об ее сверхъестественных способностях. Если вначале он сомневался, то теперь был абсолютно уверен, что она просто ловкая мошенница. Необходимость мириться с ее присутствием угнетала его. Но делать нечего. У него не было выбора. Хотя бы потому, что Марен, полностью доверявшая Милдред, уже посвятила ее в их планы. Чессер не мог вообразить себе большей глупости, чем доверить свою судьбу этой болтливой проныре, от которой можно ждать всего, чего угодно.

Он старался не смотреть на эти ужасные ботинки. Марен сидела на полу, рядом с диваном – в знак уважения. Когда Сив вкатила сервировочный столик, Марен спросила у Милдред, что она будет пить.

– Пахту, – заказала Милдред. – И капните туда немного джина.

Чессер позеленел.

– Мой дорогой папочка ничего другого не пил, – заявила Милдред. – Конечно, когда мог себе это позволить.

– Боюсь, что пахты у нас нет, – сказала Марен извиняющимся тоном. Милдред была разочарована.

– Как насчет бренди с горькой солью? – предложил Чессер, за что получил в награду от Марен неодобрительный взгляд.

Милдред заметила этот взгляд и выжала из него все, что могла. Она приняла обиженный вид, опустила глаза, заерзала, одернула пожелтевшие кружева лифа на своем черном платье и приниженно пробормотала:

– Не стоит беспокоиться.

Теперь взгляд Марен говорил: «Вот видишь, что ты наделал!» – Она повернулась к Милдред и умоляюще произнесла:

– Ну пожалуйста, выпейте чего-нибудь. Милдред покачала головой.

– Хотите немного старого испанского шерри? – предложила Марен.

Милдред обиженно сопела.

Сив протянула Чессеру бокал его любимого шотландского виски. Он с трудом сдерживался, чтобы не предложить Милдред вермута с лизолем, сделав ударение на лизоле.

– Выпейте! Я прошу вас, – настаивала Марен. Наконец Милдред подняла глаза и сдалась:

– Только капельку джина… без льда.

Сив, которая – Чессер это чувствовал – была его единственной союзницей, плеснула ей добрых четыре пальца крепкого джина. Для начала Милдред только слегка пригубила напиток, стараясь соблюдать приличие, но потом за два глотка высосала примерно половину стакана. Она легонько коснулась уголков рта салфеткой, скатанной в шарик, и перевела взгляд на Чессера. Смотрела долго, не отрываясь.

– Как странно, – наконец заявила она.

– О чем вы? – спросила Марен, и глаза ее заблестели. Она чувствовала, что Милдред имеет в виду какие-то парапсихологические явления.

– У вас удивительная аура, – сказала Милдред, обращаясь к Чессеру.

Чессер глянул вниз, ожидая увидеть расстегнутую ширинку.

– Она грязно-красного цвета, – сообщила Милдред. – Его нимбы, хало и даже сияние.

– Особенно сияние, – согласился Чессер. Милдред хмыкнула, отвела взгляд и сказала: