КОРРЕСПОНДЕНТ. В нынешней деревне, Юрий, горожанин, интеллигент — всегда временщик. Снимает сливки летом. С первыми холодами откочевывает на городские квартиры. У тебя тоже обеспечены городские тылы?

ЮРИЙ ИВАНОВ. В Самаре у меня была отличная трехкомнатная квартира. Работал в центре подготовки космонавтов. Преподавал в пединституте. Жил, размышлял, скажем высоким слогом — радовался и страдал, как все. И вот в 1988 году оставил все это. Тут и драма в личной жизни свою роль сыграла… Взял с собой несколько рубашек, рукопись Иванова и уехал на его родину. Позже туда прибыло еще несколько человек. Кто мы были? Интеллигенты, которые решили посвятить себя делу Иванова. Тогда он уже ушел от нас. Обстановка складывалась сложная. Я порвал все связи с “миром”. Родители были против. Жена не давала мне ребенка. Друзья в Самаре называли меня предателем. В общем, на душе было нелегко, но собрался духом и начал работать.

Первая зима оказалась очень тяжелой. Жил в маленькой полуразрушенной хатке. Потом ко мне приехала моя нынешняя жена Антонина. Работы не было. Получал тридцать три рубля за кочегарство в сельской библиотеке. Такой зарплатой тогда просто брезговали. Но уже к лету у нас в Ореховке сложилась целая семья “ивановцев”, моих единомышленников. Сейчас нас — двенадцать человек. Люди разного возраста. Есть и пожилые, и вновь родившиеся в Ореховке. Мы сами принимали роды. Сразу обливали младенцев холодной водой, и сейчас они уже часами могут бегать по снегу.

Наконец, после долгой судебной тяжбы со мной стала жить моя первая дочь. Ей было пять лет. Она ко мне буквально убежала. Мы с ней пережили страшные времена, когда на нас обрушилась вся юстиция, милиция и прокуратура. Чуть ли не армия участвовала в поисках девочки… Этот ребенок был мне очень дорог. Я буквально выходил ее с помощью системы Иванова. Девочка родилась весом в кило двести. Врачи не давали ей никаких шансов. Я под расписку взял ее, стал обливать, массировать. Она окрепла и сделалась как бы живым символом ивановской правды. Хотя Иванов предупреждал, что с 1979 по 1989 год лучше детей не рожать. Потому что он предвидел — они попадут в жернова сегодняшнего упадка… В общем, по решению Верховного Совета девочку присудили мне. Это был первый случай, когда в сходных обстоятельствах ребенка отдали отцу. И моя жизнь сразу стабилизировалась. Все силы направил на расширение нашей большой семьи, на внедрение идей Иванова в жизнь простых обывателей Ореховки. Мы организовали добровольное общество “Истоки”. К нам приходит по двести писем в день. Развернули издательскую деятельность. Выпустили более двадцати книг, пропагандирующих философию и жизненный практический опыт Иванова. Причем книги рассылаем бесплатно — ибо это дело нашей совести, коммерция тут неуместна.

Насколько мы сохраняем учение Иванова, настолько пытаемся и развивать его. Выпускаем рукописные работы, авторские статьи, исследования. Наш журнал “Истоки” выходит как народный, тоже бесплатно. Он базируется на главных идеях Иванова: совесть, разум, любовь к природе. Еще при поддержке Советский власти мы открыли в Самаре первый народный университет по системе Иванова. Сейчас он тоже действует, мы приступаем к пятому набору слушателей. Открыли лабораторию природного развития человека. У нас есть свои методики. Активно претворяем учение Иванова в трех сферах: дошкольной, школьной и вузовской. Наша программа по оздоровлению человека признана уже Министерствами образования России и Украины. По ней работают десятки школ, детских садов. Ведь все начнется с детей, — говорил Иванов. Кстати родные дети Иванова выдались очень, как говорится, удачными. Воевали в Отечественную. Один сын до сих пор жив и любит отца сыновней любовью.

КОРР. Юра, давай еще раз вернемся в село, в те времена, когда ты обитал в хатке, переживал семейную драму, которая для тебя и дочки разрешилась благополучно. Потом, я понимаю, как-то стали улучшаться и бытовые условия, ты со своими идеями стал внедряться в жизнь обычного сельского человека. Как смотрели они на вас? Как на сектантов? Как на подозрительные личности?

Ю. И. Сама Ореховка — очень живое село. Оно образовалось лет двести назад. Туда еще Екатерина ссылала. Жили там и беглые, и каторжные. Потомки их людей представляют из себя сгусток очень активной русской, славянской породы. Силен там дух бунтарства. И религиозный дух. Деревня состоит как бы из двух частей. Из православных и старообрядцев. Но Порфирий Иванов менее всего выразил эти два направления русской духовной жизни. Хотя он вобрал в себя и черты христианина, но был совершенно свободен от догм. Древний дух вольницы славянской выразил он — вот что главное. Природное славянское начало. Он как бы олицетворил весь спектр неканонической духовности.

Деревня много знает об Иванове. У сельчан свой, может быть, самый точный образ Паршика. И они справедливо смеются над всеми измышлениями как недоброжелателей, так и слишком рьяных последователей Иванова. Кстати, он сам не любил этого слова — “ивановцы”. Когда мы послали ему фотографию из Самары, где мы купаемся в проруби, то он сказал: “Вон уже сколько стало Паршиков”.

И мы пережили несколько периодов понимания местных жителей. Сначала они от меня просто детей прятали. А теперь наоборот. Один шахтер пришел и сказал: “Юра, я в шахту хожу, как на фронт. Всякое может случиться. И если что, то ты, пожалуйста, воспитай моих детей”. Говорил со слезами на глазах.

Из хатки мы перешли в заброшенное помещение детского садика. Небольшой земельный участок имеем на берегу речки. Здание отреставрировали. Сначала в нем жили семь человек, потом десять. Сейчас двенадцать. И у нас еще есть десятки людей, которые живут семьями в самой Ореховке, но работают вместе с нами. Создалась структура посильнее, чем прежняя партячейка. И работаем мы круглые сутки. Наш девиз — “отдых это перемена деятельности”.

КОРР. Какой же “набор” деятельности?

Ю. И. Во-первых, чисто сельский труд. У нас три коровы. Значит, сенокос. Уборка навоза. Заготовка угля на зиму. Бурение скважины, установка ванны. Дом наш, кроме того, буквально ломится от книг, от аппаратуры, от компьютеров, сканеров, цветных принтеров. Откуда взяли деньги? Просто люди, которые пришли к нам в Ореховку, продали в городах квартиры, мебель. И вложили средства в наше общее начинание. Получился мощный научно-информационный центр. Постоянно на размножение работают шесть видеомагнитофонов. Мы сами много снимаем на видео. Монтируем фильмы. Вышло три документальных — “Желаю себе и всем вам”, “Слово о человеке”, “Так жить можно”. Последний фильм, кстати, часто в кинотеатрах шел в паре с фильмом Говорухина “Так жить нельзя”. То есть уже тогда мы давали альтернативу перестройке. Но наши идеи оказались невостребованы нерусскими властями в Москве. У нас есть десятки, сотни видеопрограмм для детских садов, для вузов. Мы владеем довольно большим архивом рукописей Иванова. Если он написал где-то около 280 тетрадей, то я сумел собрать уже 170. Выпускаем его рукописи и в факсимильном варианте, и в литературных переложениях.

КОРР. Итак, сельский труд, пропаганда идей Иванова. А еще?

Ю. И. Но ведь мы, к тому же, все имеем высшее образование. Мой ближайший друг, например, кинорежиссер. Другой — инженер-электронщик. Каждый трудится в своей сфере. Есть женщина, знающая несколько языков. Она переводит. Благодаря двум спутниковым антеннам мы смотрим восемьдесят программ телевидения. Всю эту массу информации анализируем, сопоставляем. Кроме мыльных опер и пошлых политических новостей, в эфир вбрасывается и масса интересного. Таким образом мы идейно обогащаемся. И все сильнее укрепляемся в мысли, что идея Иванова — это общемировая идея, хотя и родилась в России.

В первую очередь для меня Иванов — это русский человек. Вспомним Достоевского, для которого и Христос был русским человеком. Другой Христос нам просто не нужен, — говорил Достоевский.

Лет десять назад я оказался, скажем так, в кругах, близких к театру на Таганке. Там были и Вознесенский, и Окуджава, и Плисецкая. Меня поразило, что мое лицо, типично славянское лицо среди курчавых голов и глаз с радужной поволокой, вызывает столько антипатии. Там я своими ушами услышал дурные высказывания в адрес русских. Поэтому этот “сейшн” я никогда не забуду. Там же я понял, что в противоположность “их” культуре, есть и другая, наша, исконная. И окунулся в нее уже навсегда. Это они пытались и пытаются похоронить и наш народ, и культуру. Но мы выживем. Инстинкт самосохранения прекрасно выразил Профирий Иванов. Он был и остается как бы символом живучести русских. Если русский космизм Федорова — это прекрасная научная теория. То практическое ее воплощение — за Ивановым.