Женщина смотрела в землю и молчала.
- Воюет муж, а ты… с этим лизоблюдом прохлаждаешься…
- Ну, знаете, мамаша, хотя вы и старая…
- Не мамаша я тебе! - бабка подняла палку и потрясла ею. - Волчица тебе мамаша… Старая я, верно. Не то бы обоих отходила палкой. Да что палка… Тебе, бестыжие твои глаза кое-что покрепче следоает.
Бабка плюнула и пошла прочь. Юрка шагал за ней и удивлялся: вот так бабка!
- Как ты их… - сказал он. - Обоих!
- Надень что-нибудь на голову, - сказала бабка.- Напечет.
- У старшины даже губа отвисла… Как у Кольки Звездочкина.
- Тебе бы тоже следовало палкой по горбине.
- Мне-то за что?
- Кто палил у сельсовета в небо из револьверта?
- Тимка дал, - сказал Юрка. - Ей богу! Спроси, если не веришь.
- Думаешь, глухая, так ничего не слышу и не вижу… Разбойник!
- Бабушка, - сказал Юрка, - давай я понесу корзинку… Устала ведь!
НА РЕЧКЕ
Юрка заскучал. Лето - это такая пора, когда мальчишек неудержимо тянет куда-то. Ложится вечером человек спать, еще не помышляя ни о чем, а утром просыпается,- душа рвется в тридесятое царство. Кажется, вскочил бы на первое попавшееся облако и полетел бы по воле ветра. Куда ветер - туда и ты. Лети себе над землей и гляди в оба глаза.
Облака, мягкие, сияющие, плыли над круглым куполом водонапорной башни. Юрка лежал во дворе на лужайке и провожал их взглядом. Вспомнился дом родной, клен, река Ловь, камень-валун. Вот так же, когда он лежал на камне, над головой плыли облака. Если закрыть глаза, то все будет как раньше… Нет, как раньше никогда не будет. В городке фашисты. Дома нет, деревьев тоже. Один камень-валун в реке и облака… Плывут и плывут себе. Куда?…
Послышался далекий паровозный гудок. Протяжный, певучий. Поезд далеко за лесом, а ухо уже улавливает перестук колес, пыхтенье. Как только паровоз вырвется из-за семафора, - запоют рельсы. Сначала тихо, чуть слышно, потом весело, звонко…
Прогрохотал эшелон. На запад. Без остановки. Дежурный поднял с земли проволочный жезл, повесил его на плечо и стал сворачивать самокрутку. Сейчас он закурит и уйдет в дежурку. И снова на станции станет тихо. Но стоит составу остановиться, как станция оживает. Первыми прибегают мальчишки. Они бродят по путям, глазея на солдат. Приходят торговки с корзинками. На станции начинается веселое оживление. Солдаты, обнаженные до пояса, бегут к башне и начинают плескаться под холодной струей, брызгать друг в друга водой.
Но вот тонко свистнет паровоз, выпустит из-под колес большое белое облако пара, и солдаты, громко топоча, бросятся к вагонам. Поезд уже идет, торопится на фронт, а загорелые парни на ходу прыгают в темный проем товарных вагонов. И товарищи протягивают им руки, подхватывают на лету.
Уйдет эшелон, а в Юркиных ушах все еще стоит веселый вокзальный гомон. Хочется ему туда, с ними. Только не возьмут Юрку на фронт.
Маргаритка все не идет. Неужели и вправду уехала? Надо узнать. Он пройдет мимо ее дома, посмотрит: есть на дверях замок или нет.
- Дик, - позвал Юрка. - Пойдем.
Они рядом идут по пыльной улице мимо дощатых заборов. В щели буйно лезет трава. За аптекой поворот. Сердце начинает учащенно стучать. За поворотом - Маргариткин дом. Через изгородь перевешиваются яблоневые ветви. Возле калитки - низенькая скамейка. На скамейке - черный пушистый комок. Это кошка. Значит, хозяева дома. Не уехали. Юрка надеется, что, заметив кошку, Дик не утерпит и гавкнет. Но Дик, как на зло, решил быть благовоспитанным. Он прошел мимо и даже носом не повел. Калитка полуоткрыта. Две курицы ожесточенно долбают большую сырую картофелину. Больше во дворе никого не видно. Сейчас они пройдут и…
- Дик! - прошептал Гусь. - Голос! Слышишь, голос!
Дик удивленно посмотрел на него и глухо рыкнул. Не слышно.
- Голос, - попросил Юрка. И Дик залаял. Кошка с перепугу метнулась на изгородь и там, согнувшись в дугу, зашипела.
- Дик! - послышался из-за изгороди знакомый голос. - Подождите…
Юрка молча прошел дальше. Он слышал быстрое шлепанье босых ног по пыли, но не останавливался.
- Чего нос-то задрал? - сказала Рита. - Задавала…
Дик не стал нос задирать. Он весело запрыгал вокруг девочки, залаял.
- На речку? - спросила Рита.
- Купаться, - сказал Юрка.
Маргаритка заперла дом на замок, и они отправились на речку. Дик, далеко оставив их, бежал впереди. На развилках он останавливался и, оглянувшись на них, снова устремлялся вперед. Дорога нырнула в лес. Сосны и ели закрыли своими вершинами небо. Сухие еловые шишки, спрятавшиеся в пыли, больно впивались в голые ступни.
- Там за окопом сморчки водятся, - кивнул Юрка на усыпанный желтыми иголками мшистый бугор.
- Не люблю сморчки, - сказала Рита. - Белые люблю. Колосовики. В прошлом году я по сорок штук находила.
Юрка хотел сказать, что он больше находил, но раздумал. Зачем врать? Никогда не находил он столько белых грибов.
- У меня есть повар знакомый… Сотник, - Юрка улыбнулся. - Чудак! Принеси, говорит, мне сморчков… Не понесу я ему. Отравится еще.
- Повар-то? - удивилась Рита… - Не отравится.
- Мне не жалко, - сказал Гусь. - Целую корзину наломаю. Только их что-то мало стало.
- Спеши, - сказала Маргаритка. - Эти грибы весенние. Скоро их не будет.
Деревья расступились. Открылась широкая зеленая лужайка. В густом лозняке не видно реки Тимаевки. Но воздух пропитан влажной свежестью, тропинка под ногами стала податливой, пружинистой. Речка была узкая, по берегам заросла осокой. Кувшинки плавали в чистой прозрачной воде. На песчаном дне качались круглые желтые медяки - солнечные блики.
Выбрав спуск к воде получше, присели на траву. Дик ждать не стал. Зашел в воду по брюхо и начал лакать. Блестящие капельки со звоном скатывались с его розового языка.
Юрка бросил в речку палку, которую подобрал на дороге, и крикнул:
- Апорт!
Дик торпедой устремился на середину речушки. Течение пригладило его шерсть в одну сторону. С палкой в зубах он выбрался на берег. Вода струйками сбегала на траву. Подпрыгнув на месте, он вдруг фыркнул и отряхнулся прямо на ребят.
- Ну, купайся, чего же ты? - сказала Рита.
- Я люблю нырять, а тут мелко, воробью по колено.
- Отвернись, - попросила Рита.
Юрка стал смотреть на противоположный берег. Он был обрывистый и песчаный. Сразу за берегом плечом к плечу стояли желтые сосны. За спиной раздался громкий всплеск и визг:
- Ух, холодная!
Маргаритка, смешно баламутя воду ногами, доплыла до другого берега и, обхватив себя руками за плечи, шлепнулась в теплый песок. Ее мокрая коса блестела на солнце. Блестели и капли на плечах. Длинноногая, стройная, в коротеньких черных трусах, лежала Маргаритка на песке и смеялась. А Юрка пнем сидел на берегу и ругал про себя бабку, которая позабыла ему трусы выстирать.
- Прыгай с берега, - подзадорила Рита. -Там глубоко.
- Неохота, - пробурчал Гусь. - Это разве река? Ручеек… Вот у нас была река - это да!
- Ты что, плавать не умеешь?-смеясь, спросила Рита. - Так бы и сказал… Лезь в воду-научу.
Юрку возмутило такое нахальство. Сама еле на воде- то держится, а его учить хочет! Эх, была не была…
- Послушай,.отвернись, - попросил он. - Я тебе покажу, как надо плавать!
Не спуская глаз со спины Маргаритки, в два счета сбросил с себя солдатские галифе, рубаху и в чем мать родила бухнулся в воду. Впопыхах он не рассчитал и крепко приложился лбом ко дну. Вынырнул, ошалело завертел головой. Рита, берег, сосны - замельтешили, закрутились в глазах. Через секунду все стало на свои места.
Забыв, что он без трусов, сильными саженками поплыл Гусь вниз по течению. Скользкие водоросли хватали его за ноги, кувшинки царапали шею, а он плыл и плыл. Рядом резал грудью воду Дик. Его частое горячее дыхание обжигало ухо, а мягкая в воде шерсть приятно щекотала плечо.
Маргаритка осталась далеко позади. Ее ноги не хуже мельничного колеса молотили воду, но разве Юрку догонишь?