— Уж больно, брат, жидко! — кряхтел Голицын, стирая платком грязь с лица. — Попробовал было, топнул, — обернулся к Карпову, — а оно и… брызнуло, как из лохани.

Сокрушенно вздохнул. — Ка-ак солдаты в траншеях сидят?!

Петр старательно зарисовывал разрушения, причиненные артиллерийским огнем, наносил на план крепости проломы в стенах, башнях, куртинах.

— Проломы-то проломы, мин херр, — многодумно выговаривал Меншиков, зорко всматриваясь в укрепления, — а входы-то на стену в сих местах все-таки остались круты!..

— Ну и что?

— Да без штурмовых лесенок, пожалуй, не обойдемся!

Петр снисходительно улыбнулся.

— Догадлив ты, Данилыч, живешь. — Обернулся к стоящим сзади Карпову и Голицыну: — Как приедем, проверьте, все ли сделано, как я наказывал. Чтобы довольно лесенок было! И длину их, — показал пальцем на крепостную стену с проломами, — по месту прикинуть!

— Есть, государь!

— Ну, как, горячие головы? — мотнул Петр подбородком. — Вы-то уж. поди, давно порешили, что пора штурмовать? — рассмеялся.

Меншиков развел руками, приподнял плечо:

— Да ведь и в самом деле, мин херр…

Петр похлопал его по плечу:

— Теперь и я вижу, брудор, — пора! Приедем — скажи Борису Петровичу, чтобы вызвал охотников.

Охотников кликнули. Их оказалось хоть отбавляй: в Преображенском полку прапорщик Крагов и 42 солдата, в Семеновском сержант Мордвинов и 40 солдат, в других полках тоже постольку примерно.

Заготовили штурмовые лесенки; места приступов определил и расписал по отрядам сам Петр.

Рано утром 11 октября по сигналу — три залпа из пяти мортир — охотники ринулись к крепости.

Первый приступ шведы отбили. Тогда на помощь охотникам были брошены штурмовые отряды гвардейских полков. Преображенский отряд повел майор Карпов, Семеновский — Михайло Голицын. Меншиков с остальными гвардейцами был оставлен в резерве фельдмаршала.

Целый день гремела баталия. И все же ворваться в проломы русские не смогли. Уж очень был убоен, жесток огонь шведов. Пушки их били по наступающим картечью и калеными ядрами почти что в упор. А своя артиллерия — как умерла. Не стреляла, — боялась своих поразить.

Не предвидя успеха, Петр дал приказ отступить. Но посланный, как доложили ему, «по тесноте до командиров пройти не мог». А Михаил Голицын, видя, что некоторые солдаты дрогнули и собираются уже ретироваться с поля боя, распорядился: отчалить от острова все порожние лодки.

И штурм опять закипел.

Стоя наготове верстах в трех выше крепости, Меншиков деятельно готовился к высадке: выстраивал своих людей по отрядам, рассчитывал их по ладьям, рассаживал, после чего устраивал примерные высадки… Не раз, используя время, собирал своих офицеров.

— Видели? — спрашивал, показывая на крепость — Лесенки-то некоторые все-таки коротки оказались — много ниже проломов… А у нас? — в который раз выяснял. — Все проверили?

— До одной! — за всех отвечал прапорщик-преображенец Федор Мухортов, непомерно высокий, худой и верткий гвардеец с пышными черными усами и блестящими злыми глазами. — Кои нарастили, а больше из двух одну делали.

— А этак-то хватит?

— Хватит! — махал Мухортов рукой. — Наготовили пропасть!

После погрузки невесть сколько времени сидели в ладьях, ожидали сигнала.

В середине крепости било вверх смоляное, багровое пламя, черный дым окутывал зубцы башен и стен, над проломами висела желтая пыль. В трубу были видны колеблющаяся щетина штыков, знамена, живые стенки-лестницы из солдат. Лезли и по плечам, карабкались и по выбитым ядрами выступам. Проломы кишели солдатами. По ним с флангов шведы упорно били из ружей, а они все лезли и лезли…

— Бьют… — шептали в ладьях, — наших!.. — И ногти впивались в борта, хмурились лица, желваки играли над скулами; скрипели зубами: — И-эх-х!.. Сидим тут!…

Надрывно хрипели:

— О-о-осподи!.. Отчалить бы, а?

— Может, забыли про нас?

Александр Данилович стоял на носу передней ладьи. Шляпа на самом затылке; в одной руке труба, в другой — пышнейший парик. Платок он потерял где-то на берегу; отирал голову, лоб париком. Полусогнутая левая нога мелко дрожала.

Шумно гулял в лесной чаще и весело несся по берегу в своей ухарской пляске порывистый ветер, перемешивая листву и песок; замирал, словно припадая и слушая, и снова принимался гудеть в седом зубчатом строе хмурого ельника, будто притаившегося вместе с гвардейцами в ожидании боевого сигнала. По небу неслись дымчатые, лохматые тучи. Темнело.

— Пора, Александр Данилович, — сипел за спиной Федор Мухортов. — Ей-богу, пора!

— Отзынь, черт! — надрывно выкрикнул Меншиков; швырнул на парусину трубу; впился в парик, рванул — только шерсть полетела.

— А может, отчалить?! — изменившимся голосом внезапно выкрикнул, выдавил из себя, повернувшись к гвардейцам. — И впрямь?! А?.. Мухортов?..

Вдруг над берегом с левого фланга взвилась и рассыпалась в небе красными звездами ракета, другая, третья…

— А-а-а-а! Наконец-то!

— Отча-а-ливай?! И ладьи понеслись.

Прямо с лодок, на бегу перестроившись, — кто с лестницами, вперед, — гвардейцы ринулись к крепости.

Высокие штурмовые лестницы сплошной решеткой одели основания стен, вымахнули до самых проломов.

И гвардейцы полезли… Еще минута… Сошлись!..

Зазвякала сталь, заплясали кругами клинки… И… забыл бомбардир-поручик Меншиков все наставления государя… Забыл все, кроме того, что надо уничтожать, колоть их… вот этих… в куцых серых мундирах… Этого вот… Гнется клинок, втыкаясь во что-то упругое, и круглая рыжая голова, роняя шляпу, виснет набок, к плечу, оседает. Рыкающие, как львы, гвардейцы как бы пляшут возле него, он грудью с маху их оттирает, и тут же, сразу, какие-то два великана, вырвавшись откуда-то сбоку, заслонили все впереди. Они машут прикладами направо и налево, глушат мечущихся шведских солдат, врезаются в самую гущу противника. Но их обходят с боков, к ним подбираются…

— А-а, дьяволы!.. Та-ак!.. — невольно вырывается у Данилыча. — Выручай!

С кем-то вдвоем он кидается на помощь. Пробивается… Но шведы ускользают, справа и слева неожиданно появляются свои… И те двое, что так лихо рубились… Ба! Да это же Мухортов и его сержант Колобков! Вот они, всего на два шага в стороне.