Да, обман продолжался долго, очень долго. Ненависть — это долготерпение…

И вот теперь — р-раз! — словно отдернулся занавес. Все испортил этот сумасбродный мальчишка король Карл! Все, все!.. Рушились планы, надежды!..

Теперь жди и трясись. Вместо Лещинского вот-вот припожалует в гости Данилыч.

«Как быть?»

И Мазепа решил: при первом же известии о прибытии Меншикова немедля скакать на соединение с Карлом. «Иначе… страшный, позорный конец!..»

Петр звал к себе в Глухов Мазепу — переговорить о мерах к обороне. Подозревая, уж не открыты ли его сношения с шведами и поляками, Мазепа не решался ехать к царю, баялся: а ну как это приготовленная для него западня? Сказался тяжко больным.

И вдруг узнает: к нему жалует Меншиков!

Панический страх обуял предателя гетмана: он «порвался, как вихр», приказал ударить в литавры, немедленно седлать коней.

Наспех собравшись, понесся с отрядом сердюков на соединение с Карлом.

Велико же было удивление Меншикова. когда он, подъехав к резиденции гетмана — Батурину, нашел ворота замка запертыми, заваленными землей, а о самом Мазепе, которого считал больным и при смерти, услышал, что он ускакал с казаками к Десне и переправился через нее.

— М-м-да-а! — мычал Меншиков, со значительным видом покачивая головой, разглядывая издали крепость.

На стенах замка прохаживались вооруженные казаки, все пушки были наведены, возле них, как по боевой тревоге, стояла прислуга.

Лицо Александра Даниловича потемнело. Он провел рукой по лбу и медленно, будто скованный царившим кругом выжидательным молчанием, обернулся к стоявшему рядом Дмитрию Михайловича Голицыну, киевскому губернатору.

— Как смекаешь насчет этого дела?

Голицын, как бы в нерешительности озираясь и ничего не понимая, только руками развел:

— Вот уж пути-то господни неисповедимы. Александр Данилович! Ей-ей, сие для меня как гром среди ясного неба!

— Да и для государя тоже, поди, — раздельно вымолвил Меншиков.

Подозвал полковника Анненкова, — его полк был размещен в батуринском подворье и считался состоящим в охране гетманской резиденции.

— Скачи! — махнул рукой Александр Данилович в стоpoну замка. — Узнай, что стряслось? Как сами они объяснят?

И Анненков поскакал.

— Что сие означает? — кричал он, подскакав почти вплотную к стенам замка. — Чего ради так укрепились да заперлись, как против врагов? Почему не отворяете ворот, не впускаете в город?

Со стен отвечали:

— Гетман не приказал никого впускать из российских людей.

— А где же сам гетман?! — выкрикивал Анненков, тотчас поняв, что в этом деле нечисто все до конца.

— Уехал в Короп. — отвечали со стен. — Оттуда он отправится к царскому войску. Жаловаться!.. От москалей разорение украинским людям! Немало городов и сел от них пропали вконец!..

Эти выкрики окончательно утвердили Анненкова в его предположении.

— Теперь, друг великий, — говорил Меншиков. выслушав доклад Анненкова и обращаясь к Голицыну, — ясно как день, что Мазепа к шведам отъехал… И как это получилось, что мы проморгали?

— Да ведь как, — подняв брови, пожимал плечами Голицын. — Сам знаешь. Александр Данилович, как в него верили все.

— Н-да-а… Это верно.

Петр в это время с главными силами армии сторожил движение неприятеля в местечке Погребках, на Десне.

«За истинно мы признаем, что, конечно, он изменил и поехал до короля шведского, — донес ему Меншиков о бегстве Мазепы, — и так о нем иначе рассуждать не извольте».

Несказанно поразила эта новость Петра. «Мы получили письмо ваше. — ответил он Меншикову. — о нечаянном никогда злом случае измены гетманской с великим удивлением».

Но удивление удивлением, а дело делом, и Петр, столкнувшись с повой противостоящей ему темной силой, развивает исключительную энергию, дабы «тому злу забежать» — не допустить «казачеству переправляться через реку Десну по прелести гетманской», отвратить от гетмана украинский народ. Он немедля извещает Украину и всю Россию об измене Мазепы, приглашает старшину и представителей рядовых казаков, крестьян поспешить в Глухов для избрания нового гетмана: обещает прощение тем из ушедших к шведам казаков, которые добровольно возвратятся; подтверждает все старинные вольности Украины; представляет Мазепу заклятым врагом Отечества и народа; чучело Мазепы вздергивается палачом на виселицу; духовенство предает изменника церковному проклятию.

На военном совете в Погребках, 30 октября, было решено: Батурин взять и, в случае злого сопротивления, истребить этот главный притон изменников, чтобы «и прах сего гнезда предателей был развеян ветрами».

Взять Батурин было поручено Меншикову.

Ранее Меншикова прибыл к Батурину Дмитрий Михайлович Голицын. По приезде он отправил в замок царский указ, предписывающий немедленно сдать город.

Запершиеся в замке старшины ответили:

«Без нового гетмана мы не пустим в замок московских людей, а гетмана выбрать надлежит общими вольными голосами; теперь же, когда швед стоит в нашей земле, невозможно выбрать нового гетмана».

«Спешите с войском своим к Батурину, дабы не попался он в московские руки», — взывал Мазепа к Ивану Скоропадскому, полковнику стародубскому. надеясь поднять его против Петра. Скоропадский, однако, и не думал спешить к Батурину; к Батурину спешил Меншиков: к Батурину спешил и Мазепа вместе с армией Карла.

Кто раньше — Меншиков ли сломит сопротивление предателей, засевших в Батурине, или Мазепа при помощи шведов вызволит своих приспешников, предателей родины?..

Это волновало Петра. И как волновало!..

«Сего моменту, — пишет он Меншикову 31 октября, — получил я ведомость, что неприятель встал у реки Десны на батуринском тракте, и для того изволь не мешкать».

На другой день он шлет новое письмо:

«Когда сие письмо получишь, тогда тотчас, оставя караулы довольные, поди к тому месту, где ныне неприятель мост делает».

В тот же день тревожное письмо из Субачева: «Объявляем вам, что нерадением генерал-майора Гордона шведы перешли сюды, и того ради извольте быть опасны, понеже мы будем отступать к Глухову; того ради ежели сей ночи к утру или поутру совершить возможно взятие Батурина, с помощью божией оканчивайте; ежели же невозможно, то лучше покинуть, ибо неприятель перебирается в четырех милях от Батурина».