И снова эта тенденция наблюдается как в советской критике и литературоведении, так и в англо-американской. Путь исследования художественных основ фантастики, структуры фантастических образов, их исторической изменчивости утверждается работами Ю. Кагарлицкого, книгой "Что такое фантастика?" в первую очередь; на него же зовет Ю. Смелков93, правда, у последнего автора общие правильные положения не всегда, к сожалению, совпадают с исследовательской практикой.
В англо-американской критике можно встретить даже возражения против самой концепции "главного направления". Так, Петер Никольс отвергает тенденцию выделять научную фантастику и ее предысторию (Сирано де Бержерак, Кеплер и др.) из литературы и не приемлет понятия "главное направление", поскольку, с точки зрения автора, под этими словами подразумевается прежде всего реалистический роман, а его история в Англии не так уж велика (Никольс называет цифру: 230 лет); выходит, замечает исследователь, все предшествующее тоже не принадлежит к главному направлению в искусстве94. Джеймс Ганн пишет, что критики Г. Уэллса, конечно, делали свои замечания, но их не отпугивал материал писателя, тогда еще не существовало понятия "главного направления". Появление этого понятия он связывает с началом издания специализированных журналов научной фантастики (1926 г.) и по сути дела деление на главное направление и научную фантастику признает искусственным, вызванным только внешними причинами95.
На самом деле все обстоит несколько сложнее, причины отъединенности научной фантастики от остальной литературы более серьезны. Однако в такой позиции Джеймса Ганна выразилась общая тенденция по-новому понять генезис явления. Отсюда упорные поиски "родственников" научной фантастики в прошлом. Порой за "фамильные черты" принимается случайное, чаще всего тематическое сходство. Порой такие поиски приводят к совершенно неожиданным результатам, с которыми далеко не всегда можно согласиться.
Д. Сувин, например, наряду с рассказами о благословенных островах и легендарных путешествиях античной поры, наряду с барочной утопией, государственным (политическим) романом, современной антиутопией и романом предупреждения зачисляет в ближайшие "родственники" научной фантастики пастораль96. А Роберт Конквест считает даже, что научная фантастика в определенном смысле родственна драме, а не роману, тем более роману психологическому, поскольку и драма, и научная фантастика больше интересуются средой, чем характером героя97.
Большинство английских и американских исследователей современной фантастики связывают ее с romance, при этом понимание romance неоднозначно. С одной стороны, это тенденция к пересозданию мира, с другой - все, что мы обычно связываем с понятием "романтика"98. Этот двойной смысл вкладывал в слово romance еще Н. Готорн, когда противопоставлял романтический роман (romance) роману реалистическому (novel). Как раз романтику в первую очередь имеет в виду, например, Брюс Франклин, утверждая, что для составления полного списка предков современной научной фантастики пришлось бы перечислить все истории "о странных физических явлениях, утопические фантазии, (рассказы) об удивительных открытиях и необычайных путешествиях во времени и пространстве"99.
С нашей точки зрения, это наиболее верное направление поисков корней современной научной фантастики. Правда, автор выделяет предшественников научной фантастики на основе интуиции и не указывает, что же объединяет эти разные и разделенные веками произведения. Кроме того, Б. Франкин усложняет и, на наш взгляд, искажает картину, когда, стремясь ввести научную фантастику в общий ряд литературных явлений, делит всю беллетристику на три группы: 1) реалистическая беллетристика; 2) историческая беллетристика и 3) фантастика (fantasy)100. Все эти три вида произведений исследуют в конечном итоге современную автору эпоху, но реалистическая беллетристика делает это в формах самой реальности, историческая - в формах исторической реальности, а фантастика - изображая "возможные, гипотетические открытия в прошлом, настоящем и, чаще всего, в будущем" или предлагая читателю "вымышленную альтернативу этой реальности".
Порой называются и более точные исторические координаты. Так, Б. Олдис считает непосредственным предшественником научной фантастики готический роман, от влияния которого она не освободилась до сих пор101. Марк Роуз соглашается с тем, что признание научной фантастики частью romance очень важно для правильного ее понимания, однако, продолжает автор, это заставляет закрыть глаза на "научные аспекты жанра"102. Б. Олдис находит выход из этого противоречия в том, что вторым источником научной фантастики называет теорию эволюции Дарвина103, а это снова возвращает нас к идее корреляции между наукой и искусством.
Есть в изучении современной фантастики и еще одна тенденция, которую нам хотелось бы выделить особо. Это классификация фантастики. Собственно проблема классификации фантастических произведений возникла вместе с рождением научной фантастики и стала рядом с проблемой специфики. Это закономерно, у каждой разновидности фантастики своя специфика и свои отношения с историей и с литературным процессом. И мы убеждены, что ключ к решению "загадок" современной фантастики спрятан как раз в проблеме классификации фантастических произведений. Во всяком случае распутывать клубок правомернее всего с этого конца. А решение этой проблемы, хотя бы относительно не противоречивое, пока не найдено.
Прежде всего до сих пор не решен вопрос отношений между фантастикой и научной фантастикой (fantasy и science fiction). С одной стороны, научная фантастика воспринимается как часть фантастики, как некая историческая модификация ее, как "ветвь фантастики" (branch of fantasy)104, как "поджанр" ее (sub-genre of fantasy)105. С другой стороны, фантастика, "просто" фантастика, явно противостоит тому отряду произведений, которые условно называют научной фантастикой. Западные же исследователи нередко воспринимают fantasy и как особый жанр, который они отделяют не только от научной фантастики (science fiction), но и от литературы сновидений (dream fiction), от готических рассказов об ужасах (horror tales)106, от фейной сказки (fairy tales), готического романа, истории о духах (ghost tales)107, fantasy подвергается даже собственной довольно сложной классификации108. Подчас эту разновидность фантастических произведений называют "чистой фантастикой" (pure fantasy)109.
Очевидно, различие "просто" фантастики и научной фантастики - fantasy и science fiction - весьма ответственный этап классификации современной фантастики. Но беда в том, что не найдено еще единое основание для такой классификации.
Порой основой классификации избирают отношение веры и неверия или возможности и невозможности. Так, Ю. Кагарлицкий помещает фантастику (от термина "научная фантастика" исследователь практически отказывается) между верой и неверием, а комическую фантастику, которой мы безусловно не верим, за пределами веры110. Д. Уоллхейм111 тоже проводит классификацию, беря за основу разные формы веры, ибо какое-то доверие читателя к изображенным в произведении ситуациям, событиям, явлениям необходимо как едва ли не главное условие общения с писателем. Всю фантастическую литературу он подразделяет на 1) научную фантастику (science fiction), 2) литературу чудесного и таинственного (weird fiction) и 3) чистую фантастику (pure fantasy).
При этом доверие к произведениям первого рода основано на современных научных знаниях, к произведениям второй группы - на убеждении читателя в том, что было время, когда люди верили в сверхъестественные явления и, наконец, для третьей разновидности фантастического, которая имеет дело с явлениями заведомо невозможными, такое доверие основывается только на читательском желании принять на веру изображенное автором хотя бы в период чтения.
Чаще всего приходится встречаться с мнением, что научная фантастика изображает возможное - возможные в будущем перемены, открытия, возможные в галактике миры и цивилизации, - в то время как fantasy изображает нечто заведомо невозможное112. Роберт Кэнери считает, что это единственно верное основание для разграничения fantasy и science fiction. Научную фантастику в отличие от fantasy он называет реалистической фантастикой113. Но, по его же признанию, любой реалистический роман изображает "воображаемое, но возможное". Тогда неизбежно встанет вопрос, чем же научная фантастика отличается от "обычного" реалистического произведения, т. е. все о той же специфике. Круг замыкается.