У будущего нет потолка. И не существует идиллии. Новые противоречия толкают к новым свершениям Совершенное общество, разрешая свои конфликты, достигает еще большего совершенства. Еще не совершившаяся, но как бы уже зафиксированная история содержит многовариантные построения позитивных и негативных моделей - воплощения в образах, в осуществлении, в действии представлений о мире будущего и разумные предостережения о всевозможных опасностях.

Сегодняшний уровень научной фантастики определяют социальные и нравственные критерии - научиться обращаться с собственными знаниями, уберечь Землю для наших детей и внуков, научить человека быть добрее и лучше, чем он есть. Переориентировка фантастики с технических проблем на этические - в русле общелитературных исканий.

В фантастических произведениях, как и в самой жизни, на первое место теперь выдвигаются моральные факторы. "Коммунистическое воспитание - утверждал И. Ефремов, - вовсе не социальная надстройка, как мы думали раньше. Это производительная сила общества".

Корыстолюбие, эгоизм, невоспитанность недобросовестное отношение к труду порабощение властью вещей как показатель отсутствия духовной культуры серьезные помехи на пути достижения социальной гармонии. Борьба с живучими "реликтовыми" явлениями безмерно повышает, как писал Ефремов, педагогическую миссию научной фантастики.

Да, ныне все зависит от этики! От высокого сознания, честности, стойкости ныне живущих и тех, кто придут вслед за нами, зависит будущее всего человечества, зависит реальный облик грядущего, которое созидается с упреждением на страницах фантастических книг.

5

До недавнего времени не только критики, но и сами фантасты прежде всего выявляли специфику, отличающую научную фантастику от реалистический прозы. Теперь же в современной фантастике мы ищем не пограничные столбы, отделяющие ее от остальной литературы, а те же конфликты и проблемы, которые ставит современная действительность перед всеми писателями, в каких бы они ни работали жанрах. Изобразительные средства фантастики (условность, иносказание, гротеск, гипербола) отнюдь не являются "запретными" и для писателей-реалистов. В то же время необходимость преодоления цеховой обособленности, более емкого идейного наполнения произведений требует от фантастов новых художественных решений, сближающих фантастику с "большой литературой".

"Один из путей фантастики, - по мнению В. Шефнера, - это ее вклинивание в реалистическую прозу на равных, так сказать, паях и правах. Это уже замечается в современной литературе".

В искусстве, как и в самой жизни, ничего не существует в очищенном виде. Происходит непрерывная, диффузия жанров. Мастера реалистической прозы, как мы видели на примере Ч. Айтматова, охотно берут на вооружение мотивы и приемы фантастики. Вживление в реалистическую ткань фантастической образности и освоение фантастикой реалистических повествовательных методов отражают все большую сложность постижения современного мира. И по мере того как литература будет проникаться научным сознанием, нисколько не противоречащим образному видению, процесс взаимодействия художественных структур станет еще более ощутимым. Не есть ли это выражение в области литературы того движения к синтезу, которое предрекал Чехов?

Между тем в суждениях о фантастике все еще сказываются вкусовые оценки и, что хуже, - нежелание видеть в ней живое, развивающееся явление, неотделимое от всей советской литературы. Недоразумения (помимо неразработанности эстетических критериев) возникают и от наивного представления, что фантастика, дескать, уводит от жизни, отвлекает от насущных дел и забот.

К сожалению, не все еще понимают, что фантасты своими художественными средствами служат тем же высоким целям, что и писатели-реалисты, и порою благодаря парадоксальности сюжетов, остроте конфликтов, изображению экстремальных ситуаций, с которыми справляется человек или человечество в целом, оказывают особенно сильное воздействие, пробуждая пытливую мысль, вызывая ответные эмоции волнующей атмосферой поиска, романтикой приключений и подвигов.

Значит ли это, что в фантастике все благополучно? Даже не касаясь лучших вещей, которыми мы вправе гордиться, можно теперь говорить о более свободной, раскованной манере письма, о более серьезном внимании писателей-фантастов к внутреннему миру человека (что нисколько не противоречит структурным особенностям, о которых говорилось выше). И вместе с тем возросший профессионализм порою переходит в гладкопись. Увы, и в фантастике дают о себе знать серость и посредственность, вторичность и подражательность, повторение отработанных сюжетных схем, шаблонные приемы, мотивы и образы. В этой области литературы "общепринятое" особенно нетерпимо, привычное перестает удивлять. Фантастика, теряющая эффект неожиданности, вообще себя не оправдывает.

Сегодня география советской фантастики необычайно расширилась, охватив индустриальные и научные центры Сибири и Урала, союзные и автономные республики. Формирование на наших глазах и развитие в ускоренном темпе фантастической литературы народов СССР - явление закономерное и в высшей степени примечательное.

Из всех городов Российской Федерации Ленинград с первых лет советской власти был крупнейшим центром научной фантастики. Здесь жили и работали ее первые классики - А. Толстой и А. Беляев. Здесь была написана одна из первых в нашей стране коммунистических утопий - "Страна счастливых" (1931) Я. Ларри.

В послевоенные годы в Ленинградском отделении Союза писателей сплотилась активно действующая группа писателей-фантастов, а также литературоведов и критиков, работающих в тесном содружестве с фантастами. Достаточно упомянуть такие известные имена, как Г. Мартынов, Г. Гор, Б. Стругацкий, И. Варшавский, А. Шалимов, А Мееров. А. Шейкин. Частью своего многообразного творчества принадлежал фантастике и Л. Успенский. Из критиков назовем С. Полтавского, А. Урбана, А. Бритикова, В. Дмитревского, с которым мы долго работали в соавторстве и составили ряд сборников, представляющих в советской фантастической прозе "ленинградское направление", тяготеющее к социально-этическим и философским проблемам.