— Дятлова Валентина Михайловна, работаю оператором на водоканале, живу в Волгограде.

— Шаталин Геннадий Федорович, работаю в «Югавтоматике» газоэлектросварщиком.

— Долматов Эдуард Николаевич. Живу в Ярославле, работаю старшим инженером в Ярхимстрое.

— Конкров Игорь Вячеславович. Работаю токарем на Камышинском крановом заводе.

— Задубовская-Чеплакова. Живу в Волгограде, работаю преподавателем физкультуры в школе № 35.

— Миша Жучкин. «Красный Октябрь». Электрослесарь.

— Геннадий Васильев — термист Камышинского хлопчатобумажного комбината.

— Юлия Александровна Посохина (Тур), работаю в Волгоградском строительном управлении начальником планового отдела.

— Смирнова (Нежельская) Тамара Ильинична — секретарь-машинистка на заводе «Баррикады».

— Резвин Борис Николаевич. Работаю в Саратове на механическом заводе начальником отдела оборудования.

— Юрий Галушкин — электрообмотчик алюминиевого завода.

— Олег Назаров. Работаю механиком райпо в Светлом Яру, там же и живу.

— Владимир Григорьевич Акатов. Живу в Волгограде, работаю на алюминиевом заводе слесарем по ремонту оборудования.

— Шилкин Владимир Анатольевич, живу в Родниках. Универсал. Приходится все делать.

Рапортуют бывшие детдомовцы коротко, как договорились, но за скупыми словами жизнь со всеми ее радостями и печалями, удачами и горькими разочарованиями, рождением детей, невозвратимыми потерями и чувством глубокого удовлетворения, что ты — человек — дышишь, смеешься, плачешь, что ты нужен людям, у тебя есть работа, друзья, Родина. Вот сейчас ты стоишь в этом строю, а он ломается, потому что дети кишат у твоих ног, теребя тебя, хнычут или проказничают. Эх, щелкнуть бы по затылку, чтоб смирно стояли, да неудобно — торжественная линейка все-таки. Растите, дети детей Сталинграда! Наслаждайтесь солнцем! И не дай бог, чтобы с вами случилось такое.

9 января 1944 года. Евгения Эдуардовна записала в книге: «Сегодня умер Бесфамильный Вова. Шесть месяцев пролежал он в больнице. Шесть месяцев он упорно боролся со смертью. Вова много ел и не наедался. Вставал ночью, ходил и собирал у больных по тумбочкам продукты. Мы ему носили еду четыре раза в день, но все это не восстановило его силы.

Его фамилия никогда не будет установлена, и родные никогда не смогут найти его. В его смерти повинны фашисты. Это они отняли у него жизнь. Как хотелось спасти его жизнь! У него были такие большие и грустные глаза с длинными ресницами… Завтра хоронить. Это уже второй случай смерти. Так же умерла Тома Бесфамильная».

— Люди… спасибо вам, люди, за то, что мы есть… — такие слова сказала Лида Шандишова, страшно волнуясь, сдерживая рыдания, чтобы договорить: — И нет для меня на всей земле дороже Дубовки, потому что здесь я нашла своих родителей, моих самых дорогих и родных людей.

Ей хотелось отыскать в толпе Фаину Федотовну и Михаила Епифановича Гомозковых, но она нс смогла этого сделать— расплакалась.

После торжественной линейки всем захотелось пойти на Волгу — она плескалась совсем рядышком. Волга была частью жизни детдомовцев, свидетелем их печального детства, их слез и тоски. Волга видела их и другими: беспечными и веселыми.

Но сначала они затопили главную улицу Дубовки и поднялись вверх к кафе «Дубовочка», чтобы по русскому обычаю пообедать вместе и вспомнить тех, кого нет с ними.

Конечно, вспомнили Евгению Эдуардовну Волошко. Некоторые только сейчас узнали, что она умерла. Загрустили, запечалились. Ей многие писали после детдома, и какое бы письмо ни было — короткое или длинное, радостное или печальное, — оно всегда начиналось одинаково: «Дорогая мама!»

«Здравствуйте, милая и добрая наша мама и бабушка! Очень рады Вашим письмам. Спасибо за добрые пожелания Инночке. Ваши наказы постараемся выполнить.

Недавно было в школе родительское собрание, меня выбрали председателем родительского совета первого класса. Родители собрались хорошие, дружные… С Ниночкой в свободное время читаем „Мурзилку“, рисуем, лепим. Она очень любит эти занятия. Пишите, как ваше здоровье, что у вас нового. Михайловка, наверное, хорошеет? Крепко целуем. Ваши Инночка и Рая».

Автор этого письма, Раечка Гончарова, сидит за столом рядом с братом — Толей. Глаза у нее грустные-грустные. Она знает, как любила ее Евгения Эдуардовна и как жалела… Фотографии Раечки и ее дочери среди других фотографий, украшавших комнату Евгении Эдуардовны, занимали главное место. И на этой встрече Раечка Гончарова получила подарок: рукописную книгу «История специального Дубовского детского дома», датированную 1944–1945 годами. Это завещание Евгении Эдуардовны Волошко выполнил ее брат Ян Эдуардович.

Особой любовью были согреты отношения Евгении Эдуардовны и Юли Посохиной, красивой и умной девочки. Как радовалась и ликовала Евгения Эдуардовна, когда узнала, что счастливо сложилась у Юли жизнь.

Муж Юли Посохиной сидит рядом с ней за столом и внимательно слушает воспоминания детдомовцев.

После обеда все пошли на Волгу. Конечно, разные чувства захватили их. Но печалиться и вздыхать не пришлось— дети детей Сталинграда с визгом носились по берегу, забегали в воду, и надо было смотреть за ними, чтобы не случилось беды.

Кто-то сказал: «Пойдемте к Дубовочке, нашей маленькой речке, на то место, где когда-то была наша дача».

Вспомнили домики, которые стояли на круче, сад, белый песок, где девчонки соорудили дворец Василисы Прекрасной. Жаль, нет с ними сейчас Мили Самойловой, веселой затейницы. Мужчины вспомнили, что они тоже когда-то сооружали крепости из песка и укрепляли их пушками. Когда установили в крепости пушку, Гена Деревенченко сказал: «Ни один фриц и японец не проберется сюда. Только он покажется, а мы его из пушки — раз! Все они будут на дне этой речки».

После ужина, когда поднимались из сада к домику, где была спальня, очень любили сидеть на пригорке, смотреть вниз, на сад, наблюдать за птицами, слушать их пение, глядеть на верхушки деревьев, освещенных вечерним солнцем, на розовые облака самых причудливых очертаний.

Многое изменилось здесь за четверть века до неузнаваемости. Но воздух, воздух знакомый, родной. Он насыщен воспоминаниями. А помнишь…

— А помните, — сказала Мария Андреевна Иванова, — как мы встречали болгарскую делегацию?

— А болгары — не русские?

Засмеялись, вспомнив, что кто-то задал такой вопрос.

Среди болгарских гостей был сын Димитрова. Он пришел в группу пятилеток, сел на коврик и стал играть с ребятишками.

Конечно, был концерт детдомовцев. Слушая детские песни, девушка из Болгарии грустно сказала: «Их отцы сражались за нашу маленькую страну и погибли. Чем мы можем отблагодарить этих детей? Живите дружною семьей, дорогие ребята!»

Как это было давно и как недавно!

Воспоминаниям нет конца. Говорили-говорили и не заметили, как наступил вечер. Надо было кормить детей и укладывать спать, да и самим не мешает чуточку передохнуть, успокоиться. Детдомовцев с детьми стали разбирать по домам, как когда-то давно брали их на воскресенье, чтобы они почувствовали семью, побывали в домашней обстановке.

Основная масса, конечно, завалилась к Людмиле Васильевне Корнеевой.

В большом доме сразу стало тесно. Все сгрудились вокруг стола — и первым делом принялись рассматривать старые фотографии.

На столе тем временем появляется великолепный виноград, привезенный Анатолием Гончаровым из Киргизии, и зеленый чай.

— Не могу без такого чая, — говорит Анатолий и начинает рассказывать о своем житье-бытье.

— После телевизионной передачи я встретила Нину Каменецкую — она работает в Тяжпромэлектропроекте, — сказала Люся Самарченко. — Она мне: «Куда угодно, хоть на край света, хоть пешком — так хочу встретиться со всеми!»

Мы еще не знали, что будет большая встреча, решили у Жени Жуковой собраться. Поднимаемся по лестнице, смотрим — у Жениной квартиры остановилась симпатичная толстушка. Я удивленно спрашиваю: «И вы сюда?» Сюда, говорит. Это оказалась Валя Гуряева.