До города, где находилась церковь, они доехали за десять минут, и их взору предстала россыпь небольших домиков, разбросанных по берегу реки. Подойти к ним можно было, перебравшись через скованную льдом реку по узкому каменному мосту. Церковь находилась на самом дальнем конце. Она была совсем маленькая, поврежденная временем и источенная непогодой и такая старенькая, что, казалась не построенной, а просто выросшей из окружавшего ее каменистого ландшафта.

Подъезжая, они услышали звук колокола, Ральф припарковал машину, и дальше они прошли через узкие воротца по выложенной камнем дорожке, которая вела через кладбище. Все здесь дышало таким покоем и тишиной, что, казалось, среди этих могил скорбеть и плакать просто невозможно.

Церковь была уже заполнена народом. Службу вел старенький викарий. Элис хотела потихоньку сесть где-нибудь сзади, но Ральф направил ее к одной из скамей, расположенных вблизи алтаря.

Фамильная скамья, подумала Элис с завистью и благоговением. Служба была совсем скромной и недолгой. Звучали простые, но трогательные рождественские гимны. Ясли были сооружены и украшены явно неопытной рукой, но для Элис, не видевшей прежде ничего подобного, этот манящий храм показался таким прекрасным, что её охватило чувство, не испытанное прежде ни перед одним из знаменитых соборов. По традиции, после службы викарий задержался, чтобы сказать прихожанам несколько добрых слов и поздравить с рождеством.

Когда вышли из церкви, повалил густой снег, я это придало и без того необыкновенному дню совершенно сказочный оттенок.

— Невероятно, — шептала Элис в восторге, — просто невероятно до чего хорошо!

Она обернулась, и Ральф счастливо рассмеялся глядя на ее посветлевшее лицо. Смех его был таким глубоким, теплым, что девушка опять ощутила чувственную истому во всем теле. Дыхание ее участилось, сердце забилось сильнее. Ей вдруг захотелось прижаться к Ральфу и поцеловать его.

По дороге к машине Элис снова и снова пыталась оценить свое состояние. Мысли тревожили ее так, что вмиг померкла только что восхитившая ее гармония природы. Ральф, почувствовав неладное, спросил первое, что пришло ему в голову:

— Тебе не холодно?

Элис отвернулась, она боялась поднять глаза и убедиться, что все именно так, как подсказывала ей интуиция. Тому, что она сейчас ощущала, нельзя было придумать названия.

— Да хватит тебе о нем вспоминать, — сказал Ральф.

Значит, он думает, что причина смены настроения Элис-Роджер и разрыв с ним. Ну и хорошо, пусть так и считает, решила Элис.

Она молча наблюдала, как падают с неб огромные снежинки, как зеленые и коричневые тона постепенно исчезают из расстилавшегося кругом пейзажа, уступая место сказочной белизне, совсем как на рождественских открытках.

Падал снег, земля на глазах превращалась в сказочную страну чудес. В горле образовался ком, на глазах серебром заблестели слезы. Как ей сейчас хотелось их скрыть, заставить Ральфа подумать, что глаза ее покраснели от простуды. Элис нагнулась и принялась рыться в сумочке, ища носовой платок.

Однако Ральфа было не так-то легко провести слезы он заметил. К счастью, приписал их совсем другому.

— Боже мой, Элис, прекрати! Роджер не стоит ни одной твоей слезинки, уж поверь мне.

— Да я не из-за Роджера! Неужели ты до сих пор не понял, что я и не думаю переживать из-за него? Тоже мне — потеря, горе — жених!

Она даже рада, что избавилась от Роджера, да еще в комплекте с мамашей. И это правда. Почему же он думает, что Элис все убивается из-за этого ничтожества? А Ральф не отставал:

— Тогда мне скажи, из-за чего ты так сильно переживаешь?

Вот вам и случайный знакомый! Ничего-то от него не скрыть, все-то он замечает. И прежде чем Элис опомнилась и успела произнести хоть слово, его жесткие пальцы осторожно и бережно прошлись по ее мокрым от слез щекам.

—Скажи мне, наконец, что с тобой? Может, на тебя так подействовал снегопад?

— Нет, все в порядке, я вовсе не плачу. И Роджер тут правда совсем ни при чем.

— Так в чем все-таки дело?

— В чем дело? Ну как бы тебе объяснить… Да в этом во всем! — И она красноречивым жестом обвела обширный пейзаж, простиравшийся окнами машины. Жест этот относился сразу ко всему — и к полям немыслимой белизны, и к церкви, и к испаренному инеем лесу. — ты знаешь, на меня очень сильное впечатление произвела служба. — По глазам Ральфа было заметно, что он ей не верит. И Элис, запинаясь, продолжила:-Так все красиво кругом, так чудно, и этот праздник, и церковь, и снег…

Элис отвернулась. Говорить больше не хотелось. Она знала, что мужчины плохо переносят женские истерики. Во всяком случае, для Роджера женщины с эмоциями были просто невыносимы. Интересно: если бы Ральфа что-нибудь раздражало, показал бы он это или нет? И если бы показал, то как? Наверное, нет! Скорее всего, он вообще не любитель демонстрировать эмоции. Во всяком случае, ей судить о его реакциях было непросто.

Ральф на мгновение смежил веки, отвернулся от Элис и с преувеличенным вниманием, даже можно сказать демонстративно, уставился на дорогу, словно для него сейчас вести машину было главнейшим делом его жизни. Он явно желал скрыть от нее свое настроение. И только притормаживая у крыльца своего дома, бросил лишь одну фразу:

— Осторожнее выходи-смотри под ноги, а то можешь поскользнуться.

Девушка недовольно нахмурилась — она ребенок, чтобы выслушивать подобные наставления! И, выбравшись из машины, она подставила лицо под крупные, беспрерывно сыпавшиеся снежинки. В душе все у нее бурлило счастьем. Тихо, закрыв глаза от радости, Элис заговорила:

— Ты знаешь, я до сих пор не могу поверить, что сейчас Рождество, что падает снег, что.

Ее мысли совсем было потекли по поэтическому руслу, но одно неловкое движение-и случилось то, от чего ее предостерегал Ральф, — Элис поскользнулась. Но он вовремя подхватил ее сильными руками, и она стояла, не в силах отдышаться, испуганная, с бешено колотящимся сердцем. А Ральф придерживал ее за талию. Элис была поражена его мгновенной реакцией. И теперь, оказавшись в его объятиях, она молилась лишь о том, чтобы Ральф не заметил ее интереса к своей персоне. Кто мог знать заранее, суждено им или нет понравиться друг другу? Но сейчас, на Рождество, они оказались вместе под одной крышей, у него дома. И это было только начало…

Чувствуя ее волнение, Ральф не выпускал Элис из объятий, ласково уговаривая:

— Ну что с тобой, я же тебя держу. Не бойся!

Они стояли вплотную друг к другу. Элис вдыхала его запах-аромат чисто вымытого мужского тела, смешанный с запахом дорогого одеколона; впитывала его тепло. Она что-то даже бормотала ему в ответ нежным воркующим голосом. Ее выдавало буквально все-и глаза, и интонации, в которых против ее воли слышался нетерпеливый неосознанный призыв. Вот опять неуследила за собой, и ее взгляд заскользил по губам. Ральф с готовностью склонился над ней, а она не пыталась ни уклониться, ни вырваться из его объятий. Наоборот, ее сердце выпрыгивало из груди от радости при одной мысли, что он сейчас поцелует ее. И, разумеется, Ральф ее поцеловал. Осторожно и с опаской он приблизил я губы к ее губам, некоторое время сохраняя между ними небольшое расстояние, а потом его объятия стали крепче, правда, пока нельзя было сказать, что это страстные объятия любовника. Ясно было одно-Элис находится в руках настоящего, уверенного в себе мужчины. И вот, наконец, их губы слились. Элис прежде и не подозревала, что поцелуй может быть таким долгам полным ласки и обещаний, сулящим неземное блаженство. Когда язык Ральфа мягко прошелся по ее губам, она осознала всю искусительную силу его объятий. В теле нарастало возбуждение. Когда он, наконец, оторвал свои губы от губ девушки, она стыдливо отвела глаза. Глупо, конечно, прятаться от себя самой! И тут Ральф осторожно взял ее за подбородок, повернул лицом к себе и прошептал:

— Скажи все-таки, что тебя так тревожит? В чем причина?

И снова поцеловал ее. А когда их руки соединились, опасения и сомнения Элис куда-то подевались, их просто не стало. Теперь она отвечала на поцелуй каждой клеточкой своего существа, Снимала Ральфа, не отдавая себе отчета ни в чем, а только жадно впитывая его тепло, вдыхая его дыхание, вслушиваясь в стук его сердца.