Слава Богу, Ральф не обратил внимания на ее молчание. Он все еще продолжал полемику:

— Я считаю, что жить в беспорядке и хаосе крайне непродуктивно. И вообще, ненавижу пустую трату времени!

Видимо, эти последние слова должны были послужить началом какого-то очередного повествования. Ральф только что дочистил картофель, и теперь, чтобы нарезать его, ему пришлось отвернуться от Элис и встать лицом к разделочному столу. А может, он специально отвернулся, чтобы его лица не было видно? И Элис вся обратилась в слух.

— Знаешь, после смерти матери мы с отцом остались совсем одни, и нам пришлось полностью самим себя обслуживать. Собственно говоря, и ему и мне пришлось учиться этому с нуля.

Элис сразу представила их вдвоем: осиротевших, изо всех сил старающихся пережить свою потерю и не пропасть с тоски. Сострадание сдавило ей сердце. А Ральф продолжал:

— Хочу сказать тебе, Элис, что характер, привычки у любого человека закладываются в детстве. И если уж что-то было усвоено в нежном возрасте, то это, считай, навсегда. Поэтому я дам тебе совет-радуйся, что отделалась от Роджера. Ведь он никогда не станет взрослым! Он рос и вырос с душой избалованного маменькина сынка. — И Ральф, повернувшись к девушке торжественно произнес:-Я надеюсь, Элис, начиная с сегодняшнего дня, и желательно на всю жизнь, Рождество останется для тебя поистине волшебным праздником.

— Да нет, что ты, — возразила Элис, — мне уже и не хочется никаких чудес. Даже в мыслях ничего подобного не держу. Я, наверное, так и буду добиваться самых прозаических вещей— выйти замуж, пустить корни, родить детей, и главное-обеспечить им в жизни стабильность. Мне всегда не хватало именно стабильности. — Элис легко и просто раскрылась перед Ральфом, как бы стремясь ответить ему откровенностью на откровенность. — Понимаешь, мои знакомые считают, что у меня слишком уж низменные идеалы-достаток, постоянство. А я вижу в этом гораздо больше смысла, чем просто в сексе или даже в романтической любви.

— А почему, — перебил ее Ральф, — нужно выкидывать из этого списка хоть что-нибудь? Элис нахмурилась.

— Ты о чем?

— Я вот о чем: разве ты не встречала пары, которые счастливы во всем, — их жизнь вполне стабильна, они любят друг друга всем сердцем

— И секс их тоже радует?

— И еще-они верны друг другу! Я, например, считаю, что современная женщина может претендовать на все это и иметь в своей жизни. Сердечная любовь, счастлива секс, стабильный брак, любящий преданный муж, дети, хорошая работа…

— Теоретически, конечно да, — согласилась, Элис. — Но, честно тебе скажу, в сексе я, похоже не очень преуспела, прямо скажем, не достигла высот…

— Кто мог тебе такое сказать? Роджер?

— Нет, — ответила она, задетая его интонацией, полной издевки, и насмешливым выражением лица.

Какая досада! Элис позволила втянуть себя в разговор на очень опасную тему, а с мужчинами лучше беседовать о чем угодно, только не о сексе! Да и Ральф, заговоривший об этом, пробуждал в ней такие безумные плотские желания! И мысль о собственной холодности сейчас, как никогда, была сомнительной. Что-то много рассуждений на сегодня!

— Я почему-то всегда за собой это знала, — твердо произнесла Элис. Похоже, что больше всего она старалась убедить в этом именно себя.

— Всегда?-Ральф опять насмешливо поднял бровь.

Снова его потянуло на насмешки, точно такая же издевательская гримаса была у него на лице, когда они впервые увиделись. И опять что-то тревожно заныло у нее в душе.

— Да, именно так, я давно знаю это за собой. Точнее, я поняла это сразу, как только стала целой. С тех пор, как узнала насчет того, как что есть, если я тебя правильно понял, ты убедила себя в этом? Или это сделал кто-нибудь другой. Надо полагать, твой первый мужчина?

Ральф явно путал ей все карты, пытаясь разрушать возводимые ею барьеры.

— Да нет, не так, — сказала она поспешно, но поспешность эта и выдала ее.

— Как же не так!-снова взлетела черная бровь. — Готов спорить, у тебя было не так уж много мужчин; максимум-двое, ну от силы— трое. Роджер, понятно, не в счет.

— Трое? — Элис растерялась. — Конечно же, нет. Я бы никогда…

И тут до нее дошло, что она выдает себя с головой, прямо и откровенно обрисовывает ему свою ситуацию. Несмотря на удивление и насмешки сверстниц, Элис была явно не из тех, кто с легкостью делится с подругами или с кем-то еще своими интимными переживаниями, рассказывая были и небылицы из своей или чужой сексуальной жизни. И вдруг чуть не доверилась такому собеседнику и такому мужчине, как Ральф Уорбертон! Естественно, что он сочтет ее взгляды устаревшими и нелепыми.

— Итак, если я правильно понимаю, у тебя в жизни был некто, и этот некто тебе подобные глупости и внушил. Так вот, чтоб ты знала: если мужчина, общаясь с девственницей, начинает убеждать ее, что она несексуальна, то знаю наверняка-он сам мало на что годится, а ей лишь морочит голову для отвода глаз.

В душе Элис зародилась паника. Слава Богу , он ее еще и утешает! Еще указывает, кто и где так себя повел! Тем не менее Ральф, и надо это признать, легко, по ее оговоркам, без подсказок понял всю ситуацию до мельчайше нюансов! И ей захотелось дать ему сдачи за эту легкость. Дать сдачи-и одновременно выплеснуть тайно мучившие ее страхи, которые нахлынули на нее сейчас…

— Мне уже не восемнадцать лет, а двадцать четыре, и уж теперь-то я вполне уверена в своих сексуальных потребностях.

— Да, — ответил он, — действительно, ты взрослая. Только говоришь все не о том. Ты же сама себя не знаешь, а твердишь о каких-то там потребностях!

И Ральф уставился на нее без тени смущения уверенный в собственной правоте. Спорить с ним Элис боялась, все-таки тема была достаточно скользкая. Но и просто так согласиться с ним было невозможно. Однако осторожность взяла в ней верх, и она переменила тему.

— Думаю, что соус у нас вполне готов. Чем еще тебе помочь?

Ральф пробормотал себе под нос:

— Обычно я предпочитаю есть на кухне, но рождественский обед, наверное, лучше устроить в столовой. Так что давай я здесь все закончу сам, а тебе поручу накрыть стол. Пойдем, покажу тебе, где что лежит. Выбери сама скатерть, фарфор, фужеры, серебро, салфетки и прочее.

Элис вытерла руки и вышла в холл. Вместе они прошли в столовую, обшитую деревянными лебедями. Эта комната тоже выглядела уютной и теплой. Посередине стоял большой стол про который Ральф охотно принялся рассказывать, что он был подарен его бабушке и дедушке на свадьбу. В те времена двенадцать человек за столом никого не могли удивить, считалось, что это немного, пожалуй, так, средненько… бабушка выросла в семье, где было семеро детей, дедушка был пятым ребенком у своих родителей.

— Наверное, очень приятно быть частью такой большой семьи, — не удержалась Элис. — Я у родителей одна, да и сами они были единственными детьми.

— Но, Элис, ты же не станешь спорить, что в этом тоже есть свои преимущества. Я, кстати, тоже вырос один. — Казалось, Ральф хочет ее утешить.

Элис возразила:

— Зато у тебя есть разные там дядюшки, тетушки, кузены…

— Что правда, то правда. Но знаешь, я ведь в детстве потерял мать… А такие потери оставляют в жизни слишком глубокий след, причем навсегда. Очень может быть, что пережить подобную утрату гораздо тяжелее, чем всю жизнь горевать о гипотетических родственниках… Я даже догадываюсь, о чем ты думаешь сейчас. — И, взглянув на Элис, он сочувственно дотронулся до ее плеча, как бы ободряя девушку.

— Конечно, догадываешься, ведь, похоже, я ною и жалуюсь и жалею только себя. Моим родителям нужна и важна была их работа, а я…

— Перестань, не надо! Тебе просто надо знать, что дочь для них на первом месте, в какие-то моменты их искусство может и подождать. А как же иначе, нам всем это нужно знать, что на свете есть хоть одна душа, которой ты свет в окне. Согласна?

В глазах Элис он прочел полнейшее и безоговорочное согласие.

— Ты прав. Но мне так странно слышать это все от тебя! Ты выглядишь столь независимым уверенным в себе; я как-то не представляю что у тебя…