Вернемся к положению наших армий. Теперь, с падением Царицына и продвижением Врангеля на север по западному берегу Волги к Камышину и Саратову, вырастала новая опасность - взаимодействие белых сил Юга и Востока. К началу июля красные армии Восточного фронта заканчивали Златоустинскую операцию и начинали выходить на пути к Челябинску, гоня перед собой армию Ханжина, но на правом фланге этого фронта, примыкающем к левому флангу Южного, положение было менее благоприятно для красных (Уральск до 11 июля оставался в осаде) ввиду активности белых [114]на Саратовском направлении. 2 июля главное командование опасается возможности нанесения белыми удара в направлении Урбах - Саратов, что в связи с врангелевским наступлением грозило, по мнению командования, весьма пагубными последствиями для войск Южного фронта. Для устранения этой опасности 4 июля было приказано Восточному фронту обеспечить тыл фронта и железную дорогу Саратов - Кирсанов. Восточным фронтом намечались переброски в указанный район 28-й стрелковой дивизии и 25-й стрелковой дивизии с бригадой Саратовского укрепленного района. Сосредоточение это должно было закончиться к середине августа.

Таким образом, этим сроком определялась возможность оказания какого-то воздействия на ход событий со стороны красного командования, а с другой стороны - это сосредоточение как будто намечало и скелет оперативной идеи будущих действий Южного фронта. Впоследствии так оно и вышло. Этот факт следует отметить, ибо получилось несколько своеобразное положение: случайное по существу событие предопределило в значительной степени всю громадную по размаху операцию фронта, основная идея которой стала в резкое противоречие со всеми основными требованиями стратегии, экономики и тактики. Мы остановимся на этом кардинальнейшем вопросе после, когда будем разбирать первое наше осеннее наступление; теперь же отметим только факт зарождения указанной идеи.

Перед командованием Южным фронтом, не располагавшим свободными силами для контрманевра, встала прежде всего задача по выводу армий из-под ударов противника [115]. Командование фронтом не находило способов оказать активное сопротивление белым путем совершения внутрифронтовых перегруппировок, и фронт продолжал откатываться на север и северо-восток.

Июль месяц проходит в подготовке белых войск к исполнению приведенной выше деникинской директивы и в пассивном отходе красных армий. На Екатеринославском направлении конные части генерала Шкуро (которые по Директиве должны были для обеспечения с запада выдвинуться на линию Днепра, Десны и захватить Киев), действуя небольшими отрядами, стремятся к Киеву и переходят Днепр. Далее на восток, на центральном деникинском направлении, и генерал Май-Маевский вынужден был во исполнение поставленных ему задач произвести ряд крупных перегруппировок, почему действия здесь белых временно замедлились и не шли далее поисков разведчиков и мелких нападений. Точно так же и в районе 9-й армии противник не проявлял большой активности, почему в течение всего июля эта армия смогла удержаться по линии рек Хопра и Елани. Наконец, против 10-й армии Кавказская армия генерала Врангеля продолжала теснить красных, стремясь обойти Камышинскую группу и выйти на участок Авилов о - Камышин.

Итак, «Московская директива», несмотря на всю торопливость ее автора в его стремлениях к достижению конечных целей, вызвала некоторое затишье на фронте и приостановку бешеного натиска белых. Это обстоятельство давало возможность красному командованию принять соответствующие меры для обеспечения будущего наступления.

Прежде всего внимание командования остановилось на качественном и количественном состоянии армий Южного фронта. Было ясно, что дальнейшая борьба без существенных изменений в составе этих армий была не под силу, что беспрерывные бои в течение предыдущего периода борьбы, длительное отступление и крупные потери вконец подкосили сопротивляемость и боевой энтузиазм войск. Поэтому требовалась разработка новых мероприятий по восстановлению боеспособности армий Южного фронта.

В памяти каждого участника войны живы еще эти напряженные дни лихорадочной деятельности, которая охватила все боевые организмы на фронте, все партийные, профессиональные и рабочие организации в тылу. Массовые мобилизации нескольких возрастов (в некоторых районах число возрастных контингентов, мобилизованных в этот момент, доходило до пятнадцати), мобилизации на фронт партийных и профсоюзных работников, поступление в армию добровольцев из рабочих и крестьян как массовое явление - все это было резким и ярким показателем революционной сплоченности пролетариата и трудового крестьянства под угрозой нависающей опасности. К концу июля этот соответственно направленный процесс количественного изменения состава армий Южного фронта привел к новому качеству их, и к середине августа командование Южным фронтом имело в своих руках достаточно хороший материал для организации контрудара.

Если обратиться к числовому соотношению, то силы сторон к данному моменту определяются следующими цифрами:

КРАСНЫЕ

Армии Штыки Сабли Орудия 14-я 50000 3000 116 13-я 17000 600 84 8-я 21000 4000 157 9-я 11000 5000 52 10-я 18000 8000 132 Резервы 7-я дивизия 6 000 32-я дивизия 5000 53-я дивизия 12000 Гарнизоны укрепленных районов 11000 Всего 151 000 20600 541

БЕЛЫЕ

Участки Штыки Сабли Орудия Против: 14-й армии 15000 9600 67 13-й армии 10600 2650 48 8-й армии 6960 8650 57 9-й армии 14400 10600 53 10-й армии 7600 10700 68 Резервы 19400 1000 Главный резерв 27000 7500 Всего 100960 43250 303

Таким образом, войска Южного фронта, при общем преобладании над противником на 30 000 бойцов (за округлением), превосходили белых в полтора раза штыками, но более чем в два раза были слабее их саблями. Что касается группировки, то здесь вновь бросается в глаза отсутствие идеи сосредоточения сил на определенном направлении. Наличие в 14-й армии около 50 000 штыков (при известном критическом отношении к абсолютной величине этой цифры) не определило ни в какой мере сосредоточения, ибо 14-я армия растягивалась в пространстве от Херсона до Ракитно на 640 км, а наличие партизанщины и распущенности в рядах этой армии весьма понижало удельный вес ее боеспособности. С другой стороны, противник сумел достаточно ясно выявить свое сосредоточение на левом своем фланге и в центре, что находилось в полном соответствии с основной директивой Деникина. Оставалось только проводить ее в жизнь. Но это «только» оказалось вовсе не таким легким делом, как это рисовалось Деникину в момент отдачи директивы. Прежде всего на сцену, как и в конце 1918 г., выступают тенденции донского казачества не покидать своих границ. Они достигли своего: Донская область была очищена от красных войск. Идти далее на север, сражаться за «Россию», как кричал Деникин, у них не было желания. Поэтому генерал Сидорин, командовавший Донской армией, и предлагает Деникину заняться вопросом укрепления тыла; однако последний понимает, чем грозит разрешение Донской армии заняться вопросом устройства собственного тыла, и гонит армию на север.

Впрочем, далеко не одно это обстоятельство тормозило дальнейшее развитие деникинского наступления. Все резче и резче начала выступать личная вражда отдельных генералов, причем, в первую очередь здесь следует охарактеризовать взаимоотношения Деникина с Врангелем.

Большая часть V и последнего тома воспоминаний генерала Деникина посвящена разбору и анализу этих взаимоотношений. Принимая на себя маску беспристрастного историка и высшего судьи, Деникин горько жалуется на то печальное, пагубное влияние, какое интриганство Врангеля имело на ход исторических событий. Оставляя в стороне все перипетии личной «склоки» двух генералов, мы остановимся на двух существенных моментах этой личной борьбы, которая сказывалась так или иначе на событиях.

1. Каковы бы ни были истинные причины этой склоки, представляется достаточно ясным, что среди них немалую роль играли мотивы личного честолюбия Врангеля: поход на власть, как называет это сам Деникин. Свое стремление столкнуть Деникина и встать самому на его место Врангель оформлял в письмах-памфлетах, рассылая их среди широких слоев генеральской клики Доброволии. Эти письма имели одну цель - подорвать авторитет главного командования (Деникина и его начальника штаба Романовского), что при той обстановке напряженной политической борьбы, какая велась между Деникиным и донской и кубанскойч общественностью, имело большое значение. А так как эти же письма находили свое распространение и за границей, то в глазах руководящих кругов стран Западной Европы, поддерживавших белое движение, последнее мало-помалу теряло облик достаточно прочной силы, могущей оказаться серьезным фактором в борьбе с большевизмом. Подрывая авторитет Деникина как идеолога и выразителя чаяний контрреволюции Юга России, внутри самой Доброволии и за пределами ее, генерал Врангель подрывал также и боевую мощь армий белых, которая и без того уже к описываемому периоду в силу различных причин была далеко не на той высоте, с какой эти армии вышли на борьбу в начале 1919 г. (обострение противоречий внутри армий, разнузданность политики деникинских губернаторов, восстановление помещичьего режима в захваченных областях и т.д.).