— Все страньше и страньше, — пробормотала Лена, осматривая свои руки, с которых исчезли маникюр и кольца.

Она прикоснулась к ушам, сережек тоже не было, как и цепочки с подвеской. Раздели и обобрали, значит. Пытаясь собраться с мыслями Лена прижала руку к переносице, а в следующую секунду попыталась уже обеими руками нащупать оправу. Ее, конечно, не было, но при этом видела она прекрасно. Борясь с подступающим приступом паники, Лена принялась за инвентаризацию себя.

Тело было на месте, вот только вечный друг ботаников сколиоз, похоже, исчез вместе с близорукостью. Пропали и старые шрамы на руках и ногах: напоминания о лазании по деревьям, горячей сковородке, нескольких битых стеклах и одном ржавом гвозде. Решив, что сходит сума, Лена принялась за поиски зеркала, которого на видных местах не оказалось. Зато обнаружился таз и кувшин с водой. Руки дрожали, но она очень старалась не пролить ни капли. Не хватало еще свинячить в незнакомом месте. Когда емкость была наполнена, Лена застыла перед ней, не решаясь заглянуть. Наконец, шумно выдохнув, она посмотрела на свое отражение.

Лицо было ее и волосы тоже, вот только цвет сошел, уступив место родному, который она старательно закрашивала последние пятнадцать лет. На нее смотрело почти забытое лицо Лены-девушки, Лены-подростка, то самое, от которого она так старалась убежать. Только глаза были ее, настоящие, и в них застыл ужас. Понимая, что сейчас накроет, Лена сделала несколько шагов от этого ужасного зеркала и забралась с ногами в кресло. Уткнула голову в колени, пытаясь подавить подступающую паническую атаку. К встрече с собой такой она оказалась не готова.

Я не должна бояться.

Глубокий вдох.

Страх убивает разум.

Выдох.

Страх есть малая смерть, влекущая за собой полное уничтожение.

Лена читала литанию Бене Гессерит, сосредоточившись на дыхании и тексте, придуманном Гербертом.

Но я встречу свой страх и приму его.

Страх покинутого ребенка, страх девочки-подростка, уверенной в собственной ненужности и никчемности.

А когда он пройдет через меня, я обращу свой внутренний взор на его путь.

Она долго ходила этой дорогой. Знала на ней каждый камень, каждую выбоину, все ловушки и ямы.

И там, где был страх не останется ничего

Она перестала бороться с болью. Услышала ее. Приняла. Пропустила через себя.

Останусь лишь я сама.

Вызвала в памяти свое отражение и протянула к нему руки.

Я — это ты, а ты — часть меня.

И, заключив напуганную, дрожащую от холода и боли девочку в объятья, снова стала целой.

Лена дышала полной грудью. Жадно пила воздух, хмелея от покоя, пришедшего на смену панике. Что бы ни случилось, она справится.

Ее внимание привлек шорох за дверью. Решив, что кресло — отличное место для встречи кого бы то ни было, Лена выпрямилась, успокоила начавшее было колотиться сердце и приготовилась здороваться. Хозяин комнаты, а судя по росту это был он, вошел в спиной открывшуюся дверь и захлопнул ее быстрым движением ноги. Причину такого странного поведения Лена поняла, стоило мужчине повернуться. В одной руке у него был кувшин, а во второй тарелка, накрытая салфеткой. Мужчина и женщина молча смотрели друг на друга. Он выжидающе, она изучающее. Потом он подошел к столу, поставил на него свою ношу, сел на стул и наконец заговорил.

— Ты меня не узнаешь?

И от звука его голоса, от того, как он опустил плечи, расстроено наморщил нос, душа Лены дернулась и заныла. Она вцепилась в подлокотники, словно пытаясь обрести опору, открыла рот, но голос не слушался. А мужчина, увидев ее реакцию расцвел знакомой улыбкой.

— А вот я тебя сразу узнал. Есть хочешь?

Отчаянно замотала головой. Спустилась с кресла и на шатающихся ногах пошла к столу. Два настолько сильных потрясения подряд не могла переварить даже весьма устойчивая Ленина психика. Она бы наверняка упала, но в последний момент ее подхватили. Уткнувшись носом в мантию, Лена почувствовала как подбородок мужчины уперся в ее макушку. Рин.

— Как же я рада тебя видеть, братец, — голос еще плохо слушался ее, — дай же я на тебя посмотрю. Ну надо же, и кто из нас теперь старший, а кто младший, — спросила Лена, задрав голову.

Рин озадаченно нахмурился, а она засмеялась. Все хорошо. Все будет хорошо. Куда бы она ни попала, она здесь не одна.

— Слушай, — спохватилась Лена, — у тебя зеркало есть?

— Зеркало? — удивленно переспросил он.

— Ага, зеркало, мне нужно кое в чем убедиться.

Страхуя, Рин подвел Лену к шкафу, который та идентифицировала, как платяной, и открыл дверь.

— Ты только не отходи далеко, — попросила и, закусив губу, заглянула в глаза своему отражению

Да, первое впечатление не обмануло, она где-то потеряла лет пятнадцать. Кожа разгладилась, исчезли мимические морщины, печальные складочки в уголках рта и ранняя седина. А жаль, взрослой она себе нравилась больше.

Наблюдая, как пристально и сосредоточенно Лена рассматривает себя в зеркале, Рин поинтересовался.

— Что-то не так?

— Да ерунда какая-то творится, — расстроено ответила Лена, — я где-то потеряла свои законные прожитые годы. Точнее нутром я их чувствую, в глазах вижу, а вот на лице никаких следов. Но что еще интереснее, у меня все шрамы детские пропали. Даже уши больше не проколоты. Это такой магический эффект от перехода между мирами?

— Не думаю, — Рин был явно расстроен, — Лена, я должен тебе кое-что рассказать.

— Разговор будет долгим и серьезным, да?

— Да.

— Тогда давай и вправду сначала поедим. Серьезные разговоры на голодный желудок…

— Последнее дело, — улыбнувшись закончил Рин.

Он подвинул кресло к столу, достал вилки, ножи и два бокала. Разложил по тарелкам ломти хлеба, сыра, холодного мяса и какие-то овощи. Наполнил бокалы.

— Приятного аппетита, — он пододвинул Лене ее порцию.

— Вино? — понюхав содержимое бокала, она удивленно подняла бровь, — а как же что-то там про бодрость ума, ясность духа и избегание соблазнов?

Рин удивленно посмотрел на Лену. В ее глазах плясали смешинки.

— Я правда был таким занудой? — он грустно улыбнулся.

— Ты был очарователен, — категорично заявила Лена, — так сколько лет у вас тут прошло?

— Двадцать.

— Ну ничего ж себе! Вот так и сбываются детские мечты о старшем брате.

— Мне будет трудно представить тебя младшей, — задумчиво сказал Рин.

— Тогда давай не совсем младшей, на пару лет буквально. Мне, кстати, тоже непривычно видеть тебя таким взрослым.

— А сколько у вас там прошло?

— Два года, так что у тебя тут наверняка больше новостей, чем у меня, — Лена решила растормошить Рина. — Университет закончил?

— Да, — он наконец-то улыбнулся.

— С отличием?

— Конечно!

— Магистра получил?

— Давно уже.

— Молодчина! — Лена важно подняла вилку с наколотой вареной морковкой. — Никогда в тебе не сомневалась.

Она улыбалась. Очнулась одна в незнакомом мире. Обнаружила, что ее тело непонятным образом изменилось. Когда она изучала себя в зеркале, Рин видел и ее неуверенность, ее страх. И тем не мене сейчас она улыбалась, стремясь подбодрить его. Почти как тогда.

Только спустя много лет после возвращения, воскрешая в своей идеальной памяти события той ночи, Рин понял, насколько ей было страшно. И тогда ему стало стыдно за себя. За свой детский эгоизм и непонимание очевидных вещей.

— Лена, — позвал.

— Аюшки?

И все же, Лена не изменилась. Улыбка осталась той же, и глаза. Спокойные, как лесное озеро.

— Я много думал потом о том, что со мной было в твоем мире. Понял, кажется, все, кроме одного. Кто это был тогда в лесу, когда мы нашли место силы и я показывал тебе библиотеку.

— Саша, — ответила спокойно, только взгляд погрустнел, — мой муж. Второй. Он умер. Несчастный случай.

— Прости, — выдохнул Рин.

— За что? — она смотрела с недоумением.

— За то, что я был таким болваном.

— Рин, ну что ты, — Лена тихо засмеялась, — ты был почти ребенком. Попавшим в ужасную ситуацию. И, поверь мне, ты держался просто молодцом. Я, конечно, понимаю, что сейчас твои тогдашние действия кажутся неуклюжими и странными. Да я когда себя вспоминаю в аналогичном возрасте, хочется то заплакать, то обнять, то отвесить подзатыльник. Поверь мне, тебе совершенно не за что просить прощения.