– Понятно, – Олег с грустной усмешкой покивал своему соратнику.– Значит, Пашенька, для тебя твой "Ночной танцор" – это всего лишь способ прибрать вожжи к рукам… Выходит, правильно я этот разговор затеял.

– А? – Бирон с подозрением взглянул на него. -Ты о чем?

– Видишь ли, теперь я четко вижу, чего именно ты не понимаешь. А не понимаешь ты на удивление много для человека твоих талантов. Сам догадаешься или подсказать?

Начальник канцелярии подобрался в своем кресле и принялся внимательно разглядывать Олега. Народный Председатель задумчиво обгрызал ноготь и на Бирона не смотрел.

– Не понимаю, – наконец признался Павел. – Ты о чем?

– Намекаю: доклад за номером восемь двести тринадцать дробь один один три.

Только не говори мне, что не читал, ни за что не поверю.

– А… – начальник канцелярии сразу поскучнел. – Та страшилка о неминуемом крахе экономики? Ну и каким боком она здесь?..

– Задумайся, Пашенька, – вкрадчиво произнес Олег, – а на хрена, собственно, мы вообще всю эту мышиную возню затеваем? Только чтобы реальную власть наконец-то себе заграбастать?

– Как вариант, – пожал плечами Бирон. – Тебе что, марионеткой быть нравится?

– Марионеткой мне быть не нравится, и ты это прекрасно знаешь. Но мне и еще кое-что не нравится. Мне не нравится заграбастывать власть ради только самой власти. Пашка, блин…

– Я не блин! – быстро ухмыльнулся Павел.

– Пашка, задумайся – ну возьмем мы к ногтю всяких смитсонов с ведерниковыми – и что? Дальше-то что? Наслаждаться свои положением царя горы? Нафиг. Мне это не интересно. Не стану врать, что мне на власть наплевать – еще как не наплевать.

Но она не интересна мне сама по себе, только чтобы ходить и свысока поплевывать.

Да, я отчаянно хочу взять к ногтю всю эту шелупонь – но лишь для того, чтобы наконец-то начать что-то делать. Да, я верю твои экономистам, как бы ты над ними не издевался. Да какое верю – я знаю, жопой чувствую, что мы все сидим в вертолете с отказавшим движком, и что еще немного – и мы так о землю хряснемся, что костей не соберем. Я хочу хоть как-то запустить экономику, пока она еще не умерла окончательно, и если для этого мне потребуется к лысому зюмзику ликвидировать Путь Справедливости, я это сделаю. Но для этого мне нужна власть – иначе всякие политработники и просто демагоги, на Пути карьеру сделавшие, меня заживо сожрут. А мне пока еще жить хочется.

Народный Председатель резко выдохнул и некоторое время молча смотрел на ошарашенного начальника канцелярии.

– Запомни, Пашка, мы с тобой сейчас деремся не только и не столько за собственное выживание. Сам знаешь, я на дух высокие материи не переношу, но сейчас все же скажу: от меня сейчас зависит дальнейшее существование страны. И от того, как я сумею взять к ногтю распоясавшуюся чиновную сволочь, зависит, смогу я ее спасти или нет. Понял?

– Понял, – медленно кивнул Бирон. – То есть ты у нас решил в идеалисты заделаться. Слушай, Олежка, а ты знаешь, что идеалисты долго не живут?

– Знаю, – зло усмехнулся Олег. – Только я не идеалист. И в окружающей меня мрази ориентируюсь вполне неплохо, и сам могу той еще сволочью быть. Просто я, в отличие от остальных, вижу цель, к которой стремлюсь, и изредка вспоминаю о тех, за кого вроде бы как несу ответственность. Причем, заметь, я от тебя даже этого не требую. Ты-то авантюрист, тебе все эти идеалы действительно нахрен не сдались. Но тебя сам процесс борьбы привлекает, а за что именно – неважно. И Шварцман – такой же. Так что нам, к обоюдному удовольствию, так и так одну дорожку топтать. Именно потому я отдал приказ доставить его сюда как можно быстрее. Настраивайся, друг ситный, именно тебе с ним придется долго и нудно сотрудничать.

Народный Председатель пружинисто поднялся из кресла.

– Все, сейчас ты свободен. Можешь топать к себе, отсыпаться, лечиться или еще чем заниматься. Но в два часа у меня в Подберезово – как штык.

Дача Народного Председателя в окружении березняка купалась в позднем тепле завершающегося лета.

– В общем, хреновы у меня дела, Павел Семенович, – Олег замолчал и принялся изучать лицо собеседника в надежде понять, каков эффект произвело его заявление.

За окном щебетали птички, густо шумела березовая листва. Солнечная искра играла на бутылке столетнего кьянти, просвечивая его рубиновую толщу тонким лучиком. На веранде царил глубокий покой.

Шварцман молча вертел в пальцах хрустальный бокал с вином. За восемь месяцев ссылки он обрюзг и осунулся одновременно. Старый зубр определенно сдавал от безделья. Олегу стало его жалко. Наверное, тяжко это – внезапно оказаться выключенным из игры, в которую играл почти всю сознательную жизнь. Другой бы на его месте наверняка спился. Ну, у старика все еще впереди. Впрочем, какой он старик – всего лет на пятнадцать старше меня. Сколько ему? Пятьдесят три?

Пятьдесят четыре?

– Вам как, описать ситуацию, в которой оказался Народный Председатель Народной Республики Ростания? – Олег почувствовал, как от застарелой ярости перехватывает горло. – Как горячо его поддерживает Народное правительство? Как легко ему управляется?

Шварцман молча посмотрел на него поверх бокала.

– А давай-ка я тебе это объясню, Олег, – медленно произнес он. – Не возражаешь?

Дела у тебя не идут вообще никак. Ты – пустое место, картинка в телевизоре. Твои указы тихо саботируются, причем так, что виноватых не найдешь, либо из-за некомпетентности исполняются не так, как тебе нужно. Информация, которую тебе скармливают комитеты и министерства, не соответствует действительности. Те немногие порядочные, как тебе казалось, люди, выдвинутые на ключевые посты, либо оказались мерзавцами и даже не думают хоть как-то тебя поддерживать, либо бессильны, как и ты. Страна потихоньку умирает, но все, что ты слышишь от окружающих, это "мы делаем все, что можем", "у нас не хватает ресурсов", "у нас не хватает кадров", "мы ничего не можем поделать"… Министры хамят тебе едва ли не в открытую, а ты понимаешь, что не можешь их сместить, потому что взамен будет просто некого поставить. Нет у тебя компетентных людей им на замену, ты ведь фактически пришел с улицы, и все твои товарищи и знакомые годятся как максимум на директора по АХЧ средней руки института. А ставить кого-то из той же шайки – только шило на мыло менять. Так, Олежка?

Народный Председатель в упор смотрел на него.

– Можешь не отвечать, – хмыкнул Шварцман. – Я все это прекрасно знаю. Когда Сашка… Треморов прогрызал зубами дорогу наверх, мы с ним все время в том же положении оказывались. Но Сашка, в отличие от тебя, прекрасно знал, на что он должен пойти ради власти. Тебе же высокую должность поднесли на блюдечке.

Всех-то усилий от тебя потребовалось – один раз сценку разыграть на сборище стариканов, зная, что Хранители тебя поддержат.

Шварцман отхлебнул кьянти.

– Ты, Олег, не обижайся, но ты никакой не Народный Председатель. Ты кукла, которой вертят как хотят. Знаешь, почему я тебя на выборах Нарпреда в массовку засунул? Потому что ты не лидер. По своему профилю ты хороший номер второй.

Прекрасно умеешь решать задачи, поставленные кем-то другим, находишь нестандартные и остроумные решения, не оставляешь пыльных углов… Но сам ты задачи ставить толком не умеешь. Тебе нужен паровоз, который тянул бы тебя вперед. Если бы все прошло так, как я планировал… если бы не эти клятые Хранители!.. ты бы царствовал, а я бы правил. Периодически ты бы бунтовал за кулисами против меня, я бы усмирял бунт, и мы, оба довольные, и далее управляли бы страной в мире и согласии.

– А потом вы решили меня шлепнуть, – усмехнулся Олег. – Думаете, я забыл? С чего бы вдруг вам своими руками разрушать намечающуюся идиллию?

– Обстоятельства диктовали, – Шварцман пожал плечами. – Я же говорю – Хранители.

Я видел, что ты под их контролем и что мне в этом плане уже ничего не светит.