Смитсон выслушал тираду, не дрогнув.

– Я, извините, ничего не могу сделать, – сухо ответил он, – пока техника, которую я получаю, живет на поле в среднем два месяца. Когда из двух комбайнов приходится собирать один, а новые тракторы умирают, вспахав сто метров, я никого не накормлю. И никто не накормит, – добавил он, глядя на Олега немигающим взглядом. – Можете меня уволить и поставить на мое место кого угодно из ваших… экспертов, чтобы убедиться в этом.

– И что по этому поводу имеет сказать господин Пряхин? – саркастически осведомился Олег, поворачиваясь к директору Комитета легкой промышленности. – А, Микаэль Аркадьевич?

Тот побагровел.

– Какие работнички, так и техника живет, – ядовито огрызнулся он в сторону Смитсона. – Руки из нужного места отращивать нужно, а не откуда растут! Почему мои специалисты приезжают в сельпрозы с этой негодной техникой и спокойно работают на ней по месяцу и более, не пропуская ни одного дня, а местные… м-механизаторы гробят ее за неделю так, что все узлы полностью перебирать приходится?

– Твои специалисты день сидят за штурвалом, а потом полночи над комбайном возятся, гайки довинчивают! – хохотнул Смитсон. – То-то больше месяца они не выдерживают!

– Да твои…

– Хватит! – гаркнул Олег, и спорщики замолкли, с ненавистью сверля друг друга взглядами. – Ведите себя прилично, в конце концов! – Он снова побарабанил пальцами по столу, выдерживая паузу. – Так, – наконец продолжил он. – К вопросу о технике. Техника у нас дерьмовая, да и работнички на ней не лучше.

Теперь спорщики обратили свои яростные взгляды на него, но он не обратил на это внимания.

– Проблемы решать надо, причем как можно быстрее. Как стимулировать полевых работников, мы еще продумаем. А вот как быть с рассыпающимися на ходу комбайнами я, пожалуй, уже знаю. Проект прорабатывался канцелярией последние несколько дней, но к сегодняшнему заседанию она не уложилась, – Олег послал ехидный взгляд скромно сидящему в углу Бирону. – Поэтому вы получите нормативные документы на днях. Под личную роспись, прошу учесть, и только попробуйте мне потом заявить, что не дошли! Суть в том, что на всех производствах техники в течение двух месяцев должны быть созданы отделы технического контроля, в состав которых войдут опытные специалисты данных производств. Их прямая задача – контроль продукции, выпускаемой производством, на предмет качества. Не прошедшая контроль качества продукция будет заворачиваться обратно еще до отгрузки потребителям.

Что при этом станет с выполнением плана – меня мало волнует, но за корректную работу ОТК я спрошу лично с каждого из вас. Управление Общественных Дел проконтролирует качество приемки.

– Кому будут подчиняться отделы технического контроля? – угрюмо осведомился Пряхин.

– Дирекции завода, я полагаю, – пожал плечами Олег. – С учетом того, что мы планируем ввести уголовную ответственность за выпуск некачественного товара…

– Чушь какая-то, – с отвращением пробормотал Смитсон. – Стрелочников искать будем?

– Не говорите глупостей, Иван Васильевич, – поморщился Кислицын. – Вам не идет.

Отвечать головой будет не только директор завода, но и его начальство – вплоть до вас. Мне не нужны козлы отпущения, мне нужен результат. Вы можете как угодно относиться ко мне лично, но вы же взрослый человек и не совсем дурак, надеюсь.

Вы сами должны понимать, что мы катимся под откос, и что если мы не предпримем срочные радикальные меры, то скоро расшибемся в лепешку. Вам мало массовых забастовок в Малачинске, Кукуштане, Бисерти, на Бадасских шахтах? Мало того, что общаки… Общественные дела чуть ли не каждую неделю открытые демонстрации предотвращают то тут, то там? Мало того, что люди уже не только экономические, но и политические требования выдвигают? Это в стране-то победившей Народной Справедливости! Нет уж, господа. Я не намерен допускать хаоса и анархии в стране. А остановить падение можно только чрезвычайными мерами. Их следовало начать применять пять лет назад, но лучше поздно, чем никогда.

Он откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул, с неудовольствием почувствовав, как брючный ремень врезается в полнеющий живот.

– Если больше вопросов по данной теме нет, переходим к текущим проблемам…

Позже, в своих апартаментах, Олег задумчиво спросил:

– Как думаешь, что они предпримут?

– А хрен их знает! – жизнерадостно откликнулся Пашка. – Кабинеты их все по жизни на прослушке, они в курсе, так что ничего лишнего себе болтать не позволяют. Все серьезные обсуждения – там, где их не только жучками не обсадишь, но и направленным микрофоном не возьмешь. Может, обязать их круглые сутки на себе радиомикрофон таскать, как думаешь?

– Тогда нас с тобой точно в одной могиле похоронят, – усмехнулся Народный Председатель. – Ввиду того, что бомбой так перемешает, что не разделить. Помнишь Штрайха? Я еще когда в институте учился, все удивлялся, как это в квартире директора УОД мог бытовой газ рвануть.

– Я тоже, – согласился Бирон. – Вообще интересная та папочка оказалась из личного шварцмановского сейфа. Я, конечно, знал, что канцелярия с общаками друг друга не переваривают, но чтобы до такой степени… Голосупов в этом плане, кажется, поспокойнее, но и у него нет-нет, да проскальзывает во взгляде этакая гнильца, когда со мной общается.

– Это, друг мой, правильно, – усмехнулся Олег. – Спецслужбы не должны друг друга любить. А то еще сговоришься ты с Голосуповым да и устроишь мне дворцовый переворот…

– Шуточки у тебя! – обиделся начальник канцелярии. – Не смешно, между прочим.

– Ладно-ладно, дурак я и шутки у меня дурацкие, – быстро откликнулся Олег. – Как там Шварцман? Вести есть?

– Ну… – Павел задумчиво потер подбородок. – Пока ничего особенного.

Стандартные отчеты – встретился, поговорил, убедился. Сам понимаешь, ни по телефону, ни почтой подробности не сообщишь. Но общий тон нейтральный, условных знаков пока не наблюдается.

– Как думаешь, не захочет снова в самостоятельную игру сыграть?

– Думал уже. Разумеется, захочет. Чтобы такой зубр на поводке у сопляков вроде нас ходил? Ха! Тут сомнений нет, не только захочет, но уже и играет. Другое дело, как далеко эти игры зайдут. Среди директоров да министров союзников ему найти сложно – не любят его по старой памяти, да и боятся. Меня подсидеть, снова в начальники канцелярии вернуться – тоже вряд ли: шрам на руке у тебя все еще побаливает, как я понимаю, то еще напоминание. Тобой рулить исподтишка – это да, это более чем вероятно. Ну да и ты этому не обрадуешься, и я не дурак, чтобы ушами хлопать. Так что пусть себе играет, лишь бы за нашу команду. Живи сам и давай жить другим, типа того.

– Исчерпывающий анализ, – усмехнулся Олег. – Ладно, убедил – до следующего приступа паранойи. – Он посерьезнел. – И все же, сам-то как думаешь – сможем мы пробить реформы через этих идиотов в моем правительстве? Или на самом деле разгонять и сажать придется, как Шварцман предлагает?

– Сажать только начни, а остановиться уже не удастся, – пожал плечами Павел. – Общественным делам только дай во вкус войти. Многие там до сих пор по временам Железняка ностальгируют. Лучше уж не надо. Но и без этого тяжко придется. Это ты в своем министерстве бумажным микроотделом заведовал, а я у себя в комитете и в реальными директорами пообщался немного. Нифига с ними не сделать – дубы дубами, круговая порука сверху донизу, никому ничего не надо, кроме спокойной жизни.

Только сажанием да расстрелами расшевелить можно.

– Расшевелить… – Олег покатал слово на языке, словно пробуя на вкус. – Расшевелить, говоришь? Сейчас…

Он встал и принялся ходить по комнате, пытаясь поймать мысль за хвост.

– Ага, вот оно! Помнишь, когда Шварцман меня приглашал в выборах поучаствовать год назад, он со мной в парке на свежем воздухе общался? Я тогда тебе рассказывал в общих чертах, но детали опустил. А потом и сам их забыл. Сейчас вот вспомнил, что ляпнул тогда Шварцману, что неплохо было бы паровой свисток организовать, чтобы кухонным теоретикам напряжение можно было сбрасывать. Я имею в виду, организовать газету или две, в которых можно было бы языками чесать посвободнее, чем в целом. До определенных пределов посвободнее, конечно, но все же. Смотри, какая польза выходит. Во-первых, из первых рук получаем информацию о том, что больше всего наших недовольных интеллигентов волнует. Во-вторых, показываем людям, что мы готовы всерьез обсуждать всякую чепуху, ну там открыты для реформ, все такое. Наконец, самое главное, через такие газеты можно до людей доносить наши намерения, которые в обычных источниках будут выглядеть обычной ничего не значащей говорильней. Если работяги решат, что мы всерьез намерены что-то реформировать, пусть и не слишком сильно, может, поутихомирятся немного.