Мы знали, что он говорит серьезно, Ирка Ламач умел признавать собственные ошибки. С этой минуты Манфред не состоял в нашей группе. Ирка никогда не смилостивится над ним! Все молча разошлись по своим делам. К вечеру надо закончить подготовительные работы. Потом отдых. Завтра Фукуда преодолеет границу шести тысяч. Этот торжественный момент мы будем лицезреть на экранах мониторов. Вскоре после этого объявится "Викинг", и начнется родео. Плохо, что не хватает одного человека в команде.

Вечер выдался сырой. Природа источала умиротворяющие ароматы. Даже носорог перестал реветь. Наверное, превратился в параинтеллигентного и понял, что рабочее время окончено и стараться сверхурочно нет смысла. Три обезьянки слонялись возле "Поросенка" с таким видом, будто с самого начала были в нашей компании. Мы разожгли огонь, пели у костра и радовались, что избавились от Петра Манфреда, который добровольно прыгнул за борт. Вернемся домой, помощник режиссера к тому времени поправится, и будем колесить по Галактике, как прежде, чтобы людям было на что смотреть по вечерам у пластивизоров, в домашних тапочках и с бутылкой пива в руке. Приятно думать, что твоя работа нужна людям и что ты делаешь свою работу профессионально. Мы не считали себя гениями или героями космоса, каким возомнил Петр Манфред, явно кем-то сожранный, если он по дурости не взял с собой на прогулку энергомет. Мы не гении, мы - рядовые пластивидения. Обыкновенные трудяги Профкоманды.

Когда костер погас, мы отправились спать. На фиолетовом небе не было видно звезд, а эффектное освещение Ярды потрескивало в расщелинах скал. Голубой носорог снова заревел, и Ирина уверяла, что он рыдает. Наверное, так и было. Я бы тоже рыдал, если б меня перекрасили в голубой цвет. Мы договорились поискать Манфреда утром. Но все получилось иначе. В четыре утра, когда солнце уже стояло на горизонте, нас разбудила Петра Плавецка, дежурившая в тот момент.

- Манфред объявился! - доложила она, и ее не по-женски низкий голос гулом отозвался в репродукторах, установленных на всем корабле. Держу пари, каждый думал, как я: ну и что? Стоит ли вставать в такую рань из-за этого мерзавца? Глаза слипались, когда Петра снова заговорила:

- Идите же сюда кто-нибудь. Ирка, слышишь? Иди сюда.

Голос дрожал или дребезжали старые репродукторы? С нашей развалюхой ничего толком не поймешь. Я влез в комбинезон, напялил тяжелые ботинки на босу ногу и пулей вылетел из дверей. Наверное, Манфред напился, негодяй, и пристает к Петре. Ну, парень, держись теперь. Получишь в морду с самого утра. В коридоре бухали двери кают, по лестницам топали башмаки. Все собрались в командирском отсеке. На экране ничего не было видно. Я, видимо, опоздал. Побледневший Ламач орал на нас, чтобы мы не толпились и шли наружу. Я подумал, что ему нужны свидетели великой экзекуции, но потом увидел, что и он, и Петра очень взволнованы. Что-то случилось. Минуту спустя мы стояли у трапа корабля. Ян, Амос и Коменский дружно сказали:

- С - доб-рым - ут-ром!

Но нам было не до них. По склону одного из двух холмов, охранявших нашу посадочную площадку, к нам спускалась пестрая процессия, которую, восседая на низкорослых шестиногих конях, составляла группа лиц, одетых в блестящие доспехи и пурпурно-голубые плащи. Некоторые несли желто-бирюзовые знамена с замысловатыми серебряными орнаментами. Словно застыв, они тихо плыли по воздуху над самой травой.

- С ними Петр Манфред... - прошелестела Алена.

Впереди всех, рядом с могучим всадником, закутанным в белоснежный, расшитый золотом плащ, несся Петр Манфред с гордо поднятой головой. Лучи восходящего солнца золотили волосы цвета вороньего крыла. Процессия направлялась прямо к нам. Приблизившись на пятьдесят метров, человек в белом одеянии поднял руку, и пешие с конными замерли. Шестиногие кони опустили голову и начали мирно жевать сочную траву. От них шел острый возбуждающий запах. Вельможа с Манфредом подошли к нам.

Петр Манфред был неузнаваем. Он постарел и возмужал за одну ночь. Вырос и окреп в плечах. Робостью он никогда не отличался, но теперь царская самоуверенность прямо-таки искрилась в нем, словно иллюминация Ярды Боухача. Чужаки подарили ему костюм и доспехи. Грудь прикрывал серебряный панцирь с богатой чеканкой, инкрустированный чернью. Лишь плаща не хватало - этого символа власти - да шлема на голове. Наверняка сам отказался, чтобы не закрывать свою шевелюру. И еще один подарочек достался ему от новых друзей: на правом плече восседала птица с перепончатыми крыльями - именно того вида, который мы вчера наблюдали с Ондрой на охоте.

- Приветствую тебя, Иржи Ламач, - обратился Манфред к шефу с нелепой церемонностью, - разреши представить тебя королю страны Прааль Его Величеству Виру III. Король, перед тобой - Иржи Ламач, командир экспедиции из далеких миров.

Птица с перепончатыми крыльями потопталась, взглянула на короля и что-то проверещала. Король кивнул, снял стальную рукавицу и плавным жестом коснулся лба, а затем правой стороны груди. Мы остолбенели. Надо было, наверное, пасть на колени и биться головой о землю, но такое поведение не пристало Профкоманде. Тем более что эти явно мыслящие существа грубо противоречили закону Иоганссона, всем законам природы, по которым развивалась деятельность человека в космосе последние триста лет с момента математически выверенного доказательства важнейшего из них. С законом Иоганссона шутки плохи, можно запросто полететь из Сети! Все это видение, фата-моргана, сонный бред. Короче, спокойствие и еще раз спокойствие, а то начнутся неприятности с Галактическим институтом! Я поймал себя на том, что наклоняю голову. Покосившись на женщин, я заметил, что они пытаются изобразить некое подобие книксена. У короля, как и его подданных, было широкое продолговатое лицо. Под маленьким носом кисточкой торчали усы, щекотавшие пухлые губы. Брови начисто отсутствовали, и большие, слегка косившие глаза золотистого цвета без белка производили жутковатое впечатление.

- Король Вир III приветствует тебя, - проскрипела птица, восседавшая на плече Манфреда, - он позволяет тебе говорить.