Поплавок сначала было послушно направился к берегу, но вдруг замер и задрожал. Это дрожание передалось и руке: на том конце лески, упруго сопротивляясь, забилось что-то живое.

– Тише, тише, тише, – приговаривал сам себе Тимка, осторожно подтягивая добычу к берегу.

Вот в глубине блеснуло, и на мелководье у прибрежной травы заходил кругами на натянутой до предела леске большой красавец голавль длиной не меньше чем в две Тимкиных ладошки. Тимка еще сильнее натянул леску, подтягивая рыбу к берегу, и – трах! – леска оборвалась у самого крючка, и голавль оказался на свободе. Тимка оторопело уставился на обрывок лески и сердито отбросил его в сторону. Леска повисла на ветвях ольхового куста, росшего на берегу, и поплавок закачался как маятник, поблескивая на солнце своими гладкими мокрыми боками. Большая темно-синяя стрекоза-красавка уселась было на поплавок, но, видно, не понравилось ей здесь, и она перепорхнула на ветку, пониже к воде. А поплавок продолжал раскачиваться вперед-назад, вперед-назад, вперед… Тимка проследил глазами за его движениями и вдруг вспомнил:

– Вперед! Скорее вперед! Где же тропка?

Тропка шла вдоль самой речки, аккуратно огибая заросли густого кустарника, ныряя в лесистые овражки, сбегающие к реке, перешлепывая через низинки и заболоченные луговинки…

Тимка заспешил по ней вдоль речки. Он невольно все прибавлял и прибавлял шаг, пока чуть не побежал вприпрыжку. Да и трудно было оставаться спокойным, когда вот-вот, за тем поворотом реки, откроется вид на крутой берег с дачным поселком и его дачей. Но чем ближе оказывался Тимка к знакомому повороту, тем медленнее и медленнее он двигался. Что-то странное и незнакомое чудилось ему кругом.

– Странно, – бормотал Тимка, – под этим мостиком я раньше мог свободно плавать, а теперь тут по колено.

Он сбежал с тропки к самой воде и, сбросив сандалии, прыгнул в воду.

Так и есть – меньше чем по колено.

– Вот новости, – размышлял он вслух, – мостик-то был совсем новый! Его построили только прошлой весной… А сейчас все бревна потемнели и покрылись какой-то слизью. Фу ты, как противно пахнет от реки! – Тимка потянул носом и скорчил недовольную гримасу. – В такой воде и купаться-то противно! Что же это случилось с рекой?

Внимательно осматриваясь кругом, он обратил внимание на ровную невысокую насыпь, тянувшуюся на противоположном берегу из-за бугра прямо к реке, чуть повыше мостика. Насыпь кончалась у самой реки, и из нее торчала широкая труба. Черная, дурно пахнущая вода широкой струей выливалась из трубы и водопадом сбегала в речку. По реке от этого места расходились широкие маслянистые круги.

«Ага! Значит, уже построили в совхозе станцию, – сообразил Тимка, вспомнив, как бабушка читала в газете о намечавшемся строительстве в Ильинском, на другом берегу реки, самой крупной в районе машиноремонтной совхозной станции. – Но ведь ее должны были построить только через два года! – спохватился Тимка, начиная понимать происходящее. – Так и есть! Во-о-он как поднялись молодые посадки: раз, два, три, четыре, пять развилок на елках, а сажали их этой весной… Неужели прошло пять лет с тех пор, как я попал в Пещеру?» – Тимка в волнении даже сел.

Теперь нет никакой надежды на возвращение… Его все давным-давно забыли.

«Значит, я вырос на пять лет, – продолжал размышлять Тимка, – и теперь, наверное, ростом уже с папу…» Тут его взгляд упал на грязные, покрытые потеками мазута ноги, обутые в сандалии.

– Эге-ге! Тут что-то не то! – радостно вскрикнул Тимка. – На мне мои старые сандалии! Не мог же я вырасти так, чтобы ноги остались по-прежнему маленькими!

Тимка радостно вскочил на ноги и двинулся к теперь уже близкому повороту.

Тут тропка подходила к самому берегу реки и шла по низкому заливному лугу. Раньше на этом лугу ребята очень любили ловить стрекоз и собирать дикую клубнику. Теперь это место было неузнаваемо: сухая, старая трава покрывала сплошь весь луг, кое-где виднелась голая болотистая земля.

«Мертвая река, мертвый луг», – подумал Тимка с горечью и оглянулся, ища хоть какой-нибудь зелени.

Зелень была только там, где кончалась низина, у пригорка с посадками.

В этом углу луга когда-то был маленький прозрачный ключик, всегда холодный и чистый. Сюда он и направился. Вместо ключика оказалась грязная глинистая яма. Тимка внимательно осмотрелся кругом. Весь овраг, сбегавший здесь к реке, был голым. Раньше, пять лет назад, здесь трудно было пробраться в зарослях ольхи и осины, берез и густых елок. Сейчас кое-где торчали большие еловые пни, а по самому дну оврага пролегла глубокая канава с отвесными глинистыми берегами.

«Видно, весной тут текли бурные потоки», – глядя на канаву, решил Тимка.

– Ква! Кваак! – услышал Тимка под ногами.

Рядом по узенькой полоске зеленой травы, еще переваливаясь с боку на бок, прыгала большая лягушка.

– Эй! Ран! – вспомнил Тимка свою встречу с такой же лягушкой за малахитовой дверкой в пещере. – Расскажи, что здесь случилось?

– Квак! Квааа!

– Да ты не понимаешь меня! – огорченно сообразил Тимка и вдруг вспомнил про волшебный браслет. Он потер пальцем малахит и вдруг снова заговорил по-лягушачьи: – Ква! Кваак! Ран, здравствуй! Я Тимка из Пещеры Времен Года!

– Здравствуй, Тимка! Кваа! Плохо! Очень плохо! Бежать! Скорее! Дальше!

– Что случилось, Ран! Квааак!

– Не знаю! Плохая вода! Нет зелени! Все погибли в воде – и комары, и стрекозы, и мои икринки! Или погибать, или уходить отсюда! Помоги, Тимка!

– Прыгай ко мне на руку, Ран! Я перенесу тебя в другое место с чистой водой! – пообещал Тимка и подставил лягушке руки, сложенные лодочкой. – Посиди пока у меня в кармане. Кваа! Здесь хоть и сухо, зато чисто и нет грязной воды. Квак!

А тропинка вела все дальше по реке. Вот и заветный поворот. Тимка помедлил секунду и решительно шагнул вперед. И, пораженный, замер…

Там, где раньше на зеленом пригорке среди многочисленных берез стоял их небольшой дачный поселок, теперь справа и слева появились новые дома. Они тесно окружали пригорок, сбегали к самой реке.

Нет, теперь уже не к реке, а к небольшому грязному ручью, еле видному в широком русле старой речки. Напротив поселка, на противоположном берегу, на месте соснового бора, куда не раз Тимка ходил собирать маслята, торчали голые пни. Клубы черного дыма застилали горизонт. Между Тимкой и поселком пролег глубокий овраг, которого раньше вообще здесь не было. По песчаным склонам оврага кое-где лепились одуванчики. И тут только Тимка с удивлением сообразил, что это единственные цветы, которые он видит вокруг себя.

– Куда же пропали ромашки? Куда исчезли синие колокольчики? Почему не видно ни красных россыпей полевой герани, ни огонь ков гвоздики? Что здесь случилось? – вырвалось у Тимки. – Как здесь противно и страшно!

– Хе-хе! Страшно! Хе-хе! Противно! Вот и я говорю – страшно и противно! – раздался знакомый шамкающий голос. Хранитель появился, как всегда, неожиданно.

– Это ты нарочно сделал? – воскликнул, обращаясь к нему, Тимка. – Нарочно, чтобы меня испугать? Да?

– Ха-ха! Как бы не так! – задребезжал старикашка. – Вы слышали? – Он картинно всплеснул руками. – Нет, вы только подумайте! Говорят, что это сделал я! Нет, не я это сделал! Я не только прошлое могу показать, но могу и в будущее заглянуть. Вот и ты посмотри со мной, полюбуйся, что здесь будет.

– Дедушка, но куда же делась река? Воды-то ведь в ней совсем нет!

– Лес по берегам свели, вода и перестала держаться под землей. Ну ясно, ключи да родники поэтому и иссякли. А овраг-то, овраг, видал, какой вырос! – И Хранитель Вит горестно махнул рукой в сторону песчаной пропасти. – Того и гляди, твой поселок в него свалится… И какая же живность останется жить в такой грязище да пылище? Тут не просто съели мамонта или гагарку… – Старик помолчал и протянул, растягивая слога: – Пу-сты-ня!

– Тр-р-прр! – На Тимкино плечо вдруг опустилась большая стрекоза.