- Кстати, дружок, - продолжил Кайт-Фортескью, - раз уж вы станете присматривать за лавкой в мое отсутствие, постарайтесь хотя бы не разряжаться как денди, а то я потом вовек за вами не угонюсь. Лады?

Джеймс заверил его, что одеваться будет скромно, но со вкусом.

С формальностями они покончили за двадцать минут. Кайт давно знал леди Кутилоу, полагался на её мнение, а потому безоговорочно согласился доверить свою практику её племяннику. Главная особенность заключалась в том, что пользовал доктор исключительно частных пациентов, выкладывавших "живые" денежки, и как огня сторонился системы медицинского страхования. Все это, разумеется, предъявляло к врачу определенные требования - наличие манер, обходительности, умения предупредить любые капризы больных, и тому подобное.

- Добрая половина из них нуждается лишь в самом обычном человеческом внимании и участии, - сказал Кайт, усаживаясь в кресло. - Иногда нужно просто посидеть рядом с пациенткой, терпеливо выслушать её, подержать за руку. Если же кто-то из них и в самом деле заболевает, я отправляю их в Лондон. В конце концов, все они могут позволить себе выложить кругленькую сумму за самое обычное сочувствие - у богатых, как известно, свои причуды.

Джеймс поспешил согласиться с ним. Он сразу нашел эту систему не только привлекательной, но и вполне разумной.

- Вы курите? - спросил его Кайт-Фортескью.

Джеймс помотал головой. Доктор щелкнул золоченой зажигалкой, закурил и, откинувшись на спинку кресла, задумчиво уставился на Джеймса. В воздухе терпко запахло дорогим табаком. Немного помолчав, Кайт произнес:

- Что ж, думаю, вы немного поосмотритесь, и они к вам привыкнут... Мой преемник должен быть таким, чтобы понравиться им.

Джеймс беспокойно заерзал. Сейчас наверняка начнутся расспросы. Где он работал прежде? Почему не практикует сейчас?

Но Кайт продолжил, как бы размышляя вслух:

- Те, что помоложе, разумеется, с ног собьются, чтобы познакомиться с вами поближе. - Он неожиданно хихикнул. - Держу пари, что не успею даже сесть в самолет, как здесь вспыхнет настоящая эпидемия мигреней и радикулитов.

Сказать, что Джеймс был заинтригован этими словами, значило не сказать ничего. Лишь мысли о кузине Китти заставляли его сохранять серьезную мину.

- Уверен, что сумею с ними справиться, - торжественно провозгласил он.

- Что? - изумился Кайт-Фортескью. - Вы что, обалдели?

Джеймс вытаращился на него, решив, что ослышался. Потом подумал, что, должно быть, старик решил, что в данном случае "справиться" - значило, что Джеймса "хватит на всех".

- Не беспокойтесь, - заверил он. - И - спасибо за предупреждение. Я вас не подведу. Не то, что никакой интимности, но даже ни самой мало-мальски предосудительной...

- О Боже! - простонал Кайт-Фортескью, утирая внезапно вспотевший лоб. - Только святоши мне тут не хватало. Неужто вы и в самом деле такой недотрога?

- Ну, я...

- Здесь этот номер не пройдет, Торчленд!

- Что?

Кайт выпустил из ноздрей струйки сизого дыма.

- С таким настроем, молодой человек, вам лучше вообще тут не практиковать. Я же сказал вам, этим дамочкам не пилюли нужны, а участие, плечо, на которое можно опереться, жилетка, в которую можно выплакаться... Послушайте, дружок, я ведь вовсе не предлагаю вам сделаться настоящим донжуаном - совсем нет. Однако вы должны им подыгрывать, идти по проторенной дорожке и ни в коем случае не отвергать их, хотя и не воспринимать слишком серьезно. Их вовсе не ваша медицинская квалификация интересует - к любому обычному лекарю они могут обращаться бесплатно. Платят же они совсем за другое - за тесные и доверительные дружеские отношения. Вам, как и мне, они будут выкладывать такое, о чем в жизни не рассказали бы собственным мамашам и уж тем более - мужьям. А вот друг от дружки они почти ничего не утаивают, обмениваются впечатлениями, и вы должны быть готовы к тому, что какая-нибудь дамочка заявится к вам и намекнет, что хотела бы... Словом - того же самого, чего вы удостоили её подругу. Выкручивайтесь как хотите, Торчленд, но зарубите себе на носу забудьте о своих пуританских привычках. Господи, да вы меня по миру пустите!

И оба уставились друг на друга. Кайт обеспокоенно, Джеймс - оторопело.

- А как же старшие... - Он нахмурился, тщетно силясь разобраться в том, что только что услышал. - Такие, например, как моя тетя Агата...

- Вы должны соблюдать осторожность, дружочек. Полную осторожность. Ну и конечно, не забывайте: богу - богово, а кесарю - кесарево. Пусть даже ваша правая рука не ведает, что делает левая. Лады? - И он обезоруживающе улыбнулся. - А ваша тетка - замечательная женщина. Соль земли.

- Да, - закивал Джеймс. - Вы правы.

Кайт-Фортескью ещё с минуту молча поедал его взглядом. Затем с озабоченным видом загасил сигарету и придавил окурок.

- Послушайте, Торчленд, - заговорил он. - Вы, возможно, подумали, что я предлагаю вам потрудиться племенным жеребцом... Так вот - ничего подобного. Просто я хочу вам сказать, что вместо того, чтобы сидеть с каменной физиономией, читать мораль и защищать свою честь до последнего, вы должны держаться более раскованно. По-человечески. В конце концов, выписать рецепт может любой врач, тогда как моим пациенткам нужен прежде всего живой мужчина, или скорее - живая душа, а не робот или ходячий катехизис. Им нужно существо из плоти и крови, способное понять позывы их собственной плоти и крови, способное выслушать, посочувствовать, дать дельный совет...

Молчание. Джеймс вдруг впервые услышал тиканье часов и, переведя взгляд на облицованный мрамором камин, разглядел их. В следующее мгновение Кайт встал с кресла, пересек гостиную и подошел к изящному дубовому шкафу в стиле короля Иакова. Растворил дверцы, и взгляду Джеймса открылась целая батарея бутылок.

- Джин с тоником? Виски? Водка?

- Джин, пожалуйста, - попросил Джеймс. - Благодарю вас.

Приготавливая напитки, Кайт продолжил свою речь.

- Выслушайте меня внимательно, Торчленд, и вам будет легче понять суть дела. Жена моя умерла восемь лет назад - Господи, упокой её душу. Мы жили с ней как два голубка, и смерть её потрясла меня. Тем не менее, мне удалось выжить - во многом благодаря моим друзьям и другим людям, проявившим ко мне просто неслыханную доброту. Многие из них впервые открылись мне в таком качестве. Вот с тех пор моя практика и начала процветать - во многом благодаря тому, что, оставшись один и перенеся тяжелейшую утрату, я научился лучше понимать других людей, вникать в их горести, оказывать им поддержку. Вы меня понимаете?