Где-то около Урала Семена с Дуней повстречал курьер, везущий указ о «потешной свадьбе», и провожатые, узнав в чем дело, заторопились.

В конце концов сани почтовой тройки подъехали к Москве. Закутавшись в тулупы, в них сидели Семен и Дуня — двое камчадалов, вынесших долгий и тяжелый путь. Двое других, ехавших с ними, были похоронены вскоре после Иркутска. В узлах сохранилась праздничная одежда Семена и его жены, да тут же поперек розвальней стояли знаменитые сани Терентия. Тойон, предавший гостя своих сородичей, так и не получил заветных саней.

Отдых в Москве был коротким. Кони понесли камчадалов на север, в Петербург. Приближался день, из-за которого со всех концов России сгоняли людей.

Зима все так же свирепствовала. К исходу третьего февраля Ледяной дом был сооружен.

Сложенный из ровных больших кусков прозрачного льда, стоял он на ледовой площадке Невы. Солнце отражалось в нем и играло на гранях стен.

Дом был длиной в семнадцать, шириной в пять и высотой в шесть метров. По фасаду в нишах стояли ледяные копии шести греческих богинь. Статуи меньшего размера стояли на крыше. Верхняя часть дома была выложена плитками льда, подкрашенного в зеленый цвет. Дом окружала ажурная ледяная изгородь, а за ней — причудливые деревья с тонкими хрустальными листьями. Над входом стояли две небольшие остроконечные башни с часами, механизм которых виднелся сквозь прозрачные стенки. Слева от дома в натуральную величину стоял ледяной слон с седоком, одетым в персидский костюм. Слон выбрасывал вверх струи воды, а крепостной, спрятанный внутри него, подражал крику животного. В доме все было сделано изо льда: кровать с балдахином, столы, стулья, посуда, стаканы, рюмки, зеркала, различные кушанья. Даже дрова и свечи были ледяные. Облитые нефтью, они горели ярким пламенем.

Ночью, когда вспыхивали огни внутри дома и когда поставленные у ворот два ледяных дельфина выбрасывали огненные фонтаны зажженной нефти, все сооружение производило фантастическое впечатление. Было удивительно и необычно, что шесть трехфунтовых ледяных пушек и две ледяные мортиры стреляют настоящими ядрами. Море огня и света пробивалось сквозь ледяные стены.

И никто не задумывался, сколько труда вложили в это неповторимое и бессмысленное сооружение талантливые руки русских мастеровых. Это они заставили стрелять ледяные пушки, ходить часы, играть всеми красками глыбы льда.

Когда Семен увидел этот дом, он спросил:

— Зачем это? Солнце весны растопит лед, и все пропадет. Зачем?

6 февраля около трехсот гостей съехались к дому церемониймейстера двора князя Волынского. Отсюда начиналось шествие потешного поезда «новобрачных». Шута я шутиху посадили в железной клетке на слона. Слон выступал впереди. За ним на санях, запряженных оленями, собаками, быками, козлами, свиньями, и верхом на верблюдах попарно ехали калмыки, башкиры, остяки, якуты, камчадалы, финны, ряженые дворцовые шуты и шутихи.

Семен с Дуней ехали на своих санях, запряженных собаками. Они проезжали мимо дворца. Императрица, опершись на руку Бирона, вместе со всеми заливалась смехом.

Поезд от дворца направился по главным улицам мимо особняков знати и прибыл на манеж Бирона. После пиршества и танцев все поехали к Ледяному дому. Шута и шутиху, под пушечную пальбу, отвели в спальню и оставили на ночь, поставив часовых, чтобы не сбежали.

Великая потеха закончилась. Семен и Дуня смогли отдохнуть на людской стороне дворца. На другой день их переодели в русские платья, так как придворные забрали себе «на память» не только те костюмы, сани, утварь и упряжь, которые привезли с собой посланцы разных окраин, но и то, что было взято в Кунсткамере, вернув музею лишь небольшую часть его коллекций. Кто-то взял и знаменитые сани Терентия — камчадальские сани с русским орнаментом на кузове и копыльях.

Семен и Дуня не долго были в числе дворцовых слуг. Вскоре после смерти Анны Иоанновны и свержения Бирона они уехали на родину. Семена взяли помощником переводчика Второй камчатской экспедиции Петербургской академии наук.

И вот Семен и Дуня снова дома. Все так же стоит дом Шадриных на самом краю стойбища, но уже много дней не горит в нем очаг. Похоронив жену, Терентий не дождался сына.

Отец Дуни положил руку на плечо Семена:

— Твой отец был очень хорошим человеком, хорошим русским человеком. Он любил сопку Шивелуч и Еловку. Мы увезли его туда и похоронили по-русски. На самой вершине поставили крест. Он был хороший, он ждал тебя, он знал, что ты вернешься. Ты его и наш сын, ты тоже будешь хорошим.

Больше он ничего не мог сказать и только беспрерывно раскуривал трубку.

На вершине Шивелуч ветер зимой наметал снега, а летом шевелил травы на одинокой могиле того русского, который жил вместе с камчадалами и любил этот народ. На долгие века завещал он будущей освобожденной России эту дружбу.

* * *

У саней, прибывших с Камчатки, было много владельцев. В семидесятых годах XVIII века во главе Петербургской академии наук стояла княгиня Дашкова. От нее в Кунсткамеру вместе с другими предметами поступили в дар старинные камчадальские сани с мотивами русского орнамента на копыльях и кузове. Тогда в специальной книге было записано, что это сани из Ледяного дома...

Почти пятьсот лет тому назад у подножия дымящегося вулкана Попокатепетль собрались тысячи людей, присланные правителями всех подвластных ацтекам земель: двадцатитонную каменную громаду по дамбам озера Тескоко нужно было доставить в ацтекскую столицу, город Теночтитлан, возвышавшуюся на острове. Камень Солнца водрузили на постаменте перед главным храмом как символ величия ацтекского государства, в котором жреческая каста обладала огромной политической силой и могла соперничать в своем могуществе с властью царей.

Идеально круглый диск диаметром в четыре метра символизировал ацтекскую Вселенную. В центре диска — рельефное изображение великого бога Солнца — Тонатиу. Тонатиу воплощал уже наступившую эпоху «четырех землетрясений». Вокруг изображения бога Солнца четыре квадрата с пиктографическими знаками — рисуночным письмом, с которого начиналась самая древняя письменность, — соответствующими уже пройденной, по представлениям ацтеков, истории мира.

Точная копия Камня Солнца — дар мексиканских ученых Ленинграду — с 1945 года занимает всю стену южноамериканского зала музея.

Всякий раз, когда я смотрю на Камень Солнца, я вижу не только мастерски исполненные узоры и пиктограммы, — в памяти встают дела и образы, пришедшие в легенды и историю.

...Чем выше к темно-синему небу устремлялась широкая горная тропа, тем труднее было обходить сбегающие на нее ручьи из камня и снежные языки. Гора Попокатепетль, покрытая ледником, выбрасывающая время от времени вулканическую лаву и камни, нависала над тропой. Юноша по имени Койельшауки, что означало «Человек, звенящий нефритовыми колокольчиками», второй раз в этом году отправился в ту сторону, где ночь скрывает солнце.

Он шел в город Теночтитлан — столицу теночков, горделиво именовавших себя людьми из страны Астлана — ацтеками. На этот раз он шел один. А тогда он был вместе с воинами, друзьями и братьями, вместе с могучим предводителем Тамалли.

В тот дождливый летний месяц Рождения цветов он был в боевых рядах тлашкаланцев, шедших на битву с теночками, отнявшими у тлашкаланцев право жить своими обычаями, своей верой. Тогда, всего лишь десять месяцев назад, Койельшауки шел вместе с другими на запад, и шел другой дорогой, дорогой, лежащей у Кукурузной горы — Шилотепетль.

Три дня прошло, как юноша покинул Тлашкалу, свой родной дом. Три дня назад его окликнула служанка и сообщила, что Мокель — несчастная супруга предводителя — родила сына. Весть эта пробудила память. Койельшауки вновь пережил день битвы, день, когда тлашкаланцы лишились своего вождя.