Универсальным ключом к математическим обобщениям оставалась теория переохлаждения. Она помогла геологу понять истинное значение процессов в недрах земли.

Здесь, как и вообще во всей природе, шла ожесточенная борьба противоречий.

В сокровенных, пока неизвестных науке тайниках атомного ядра вспыхивают лучи гравитационного поля. Эти лучи заставляют сближаться рассеянные в космическом пространстве пылинки материи. Из космической пыли возникают новые галактики, вспыхивают звезды, рождаются планеты.

Медленно, в течение миллиардов и миллиардов веков идет слияние удаленных друг от друга, быть может, на тысячи километров элементарных частиц в единую массу вещества. Верно и неутомимо продолжает свою работу сила мирового тяготения.

С ростом плотности вещества увеличивается давление внешних слоев на внутренние. Внутри рожденной звезды или планеты начинается деформация молекул и атомов, электроны с дальних орбит под действием растущего давления переходят на внутренние. Наступает момент, когда сближение электрона с ядром становится настолько опасным, что приводит к взрыву атома. Освободившаяся энергия превращается в тепло и стремится разметать, рассеять вещество в пространстве.

Таким образом, силы взаимного притяжения неизбежно порождают силы взаимного отталкивания.

Борьба противоречий…

Взрывы чудовищной силы потрясают наше солнце. Это они делают нас немыми свидетелями происходящих в космосе катастроф: на небе вдруг появляется новая звезда. Но это не звезда, а далекая вспышка, превращение чужого солнца в огненную туманность.

Но в недрах уже остывающей планеты борьба противоречий может принять иную форму. Электроны, сталкиваясь с ядром, по-прежнему приводят к распаду ядра. Но взрыва не происходит, веществу некуда расшириться — сил не хватает, чтобы разорвать сжимающую внешнюю оболочку. Тогда та часть энергии, которая должна была бы в иных условиях перейти в тепло, обращается в излучение.

Движения атомов нет, движения электронов нет — значит, с точки зрения обычных понятий, вещество обладает чрезвычайно низкой температурой, оно переохлаждено.

Но, с другой стороны, есть мощное излучение, и оно всегда может стать теплом, стоит ему только встретить на своем пути уцелевший атом.

Именно такой холод уживается рядом с теплом в четвертой геосфере и в ядре земли.

Дектярев убедился, что теперь подземоход движется сквозь среду, в которой атомы окончательно закончили свое существование. Не было больше ни электронов, ни ядер. После многочисленных замеров Николаю Николаевичу удалось выяснить: вокруг корабля среда из нейтрально заряженных частиц. Такими частицами могли быть только нейтроны.

А излучение?

Что же представляет собой излучение? Неужели и на этот раз Валентин Макарович оказался прав, предполагая в нем поток нейтрино?

Если это так, то процесс образования минералов представляется следующим образом.

На границе ядра (при обратном движении от центра земли к поверхности) нейтроны переходят частично в протоны. Одновременно происходит появление электронов за счет поглощения энергии нейтрино.

Падение давления в четвертой геосфере ускоряет образование атомов. Вначале это простейшие атомы, состоящие из одного протона и одного электрона, то есть атомы водорода. По мере удаления от границы ядра часть из них постепенно, переходит в атомы гелия, кислорода, углерода. Конечно, это не тот бурный синтез легких ядер в тяжелые, который астрономы наблюдают в атмосфере Солнца, или тот, который удалось искусственным путем осуществить в термоядерных реакторах. Внутри планеты он идет в биллионы раз медленнее.

Чем дальше от центра, тем слабее давление. Появляются условия для возникновения более тяжелых элементов. Цепочка непрерывно разветвляется. Излучение все более теряет свою мощность. Из нейтрино, как из кирпичиков, складываются сначала простейшие постройки — протоны, нейтроны и электроны, затем более сложные — молекулы химических соединений.

Химические соединения зарождаются на внешней оболочке четвертой геосферы. Внутри третьей геосферы мощность излучения резко падает, но оно оказалось еще достаточно сильным, чтобы не выпустить из своих когтей подземоход «ПВ-313».

Только там, где химические соединения начинают складываться в кристаллические структуры, излучение гаснет настолько сильно, что его до сих пор не смогли заметить с глубинных литосферических подземоходов.

Закончив мысленное путешествие от центра земли к ее поверхности, Дегтярев снова склонился над журналом. Рука его неожиданно дрогнула и вывела на странице витиеватый росчерк.

— Ах, зангезур-занзибар!

Он поднял руку, в которой было зажато перо. Пальцы тряслись, но так мелко, что глаз почти не улавливал этого. Дрожь то прекращалась, то начиналась снова. Появление ее озадачило ученого.

«Нервы, — решил он. — Вот и меня, наконец, проняло…»

Он захлопнул журнал и потянулся. Ему вдруг захотелось принять ванну, погрузиться в теплую ласкающую воду, вытянуться и, блаженствуя, закрыть глаза.

Дом, покой, семья… Сесть бы сейчас рядом с Катей, привлечь ее к себе и выложить все, что накопилось на душе. А потом пройтись по комнатам, вызвать по видеофону дочь из Братска, поболтать с нею… Просмотреть свежую почту… И, главное, покой. Избавиться от этого постоянного душевного напряжения.

«Эх, годы, — вздохнул ученый. — Скоро из дому выходить не захочется. Внуки… Я же, собственно, дедушка».

Лицо его приняло обиженное выражение. Он выпятил губы и насупился, будто выслушал от кого-то неприятное замечание. Мысли о близкой старости до сих пор не приходили ему на ум. Работы впереди непочатый край. Сделано еще так ничтожно мало. Его открытия похожи на этюды художника. Чтобы нарисовать настоящую картину, нужно еще трудиться и трудиться.

Николай Николаевич никогда не задумывался над тем, сколько прожито и сколько осталось жить. Внезапная дрожь в пальцах не напугала, но расстроила его.

— Что за чушь лезет мне сегодня в голову? — заворчал он вслух. — Нужно выспаться хотя бы единожды.

Его разбудил смех. Геолог открыл глаза и увидел Скорюпина, который сидел рядом на матраце. Раскачиваясь из стороны в сторону, связист заливался веселым безудержным смехом.

— Павел, ты что?

Скорюпин сразу умолк и недоумевающе посмотрел на Дектярева.

— Над чем ты смеешься? Приснилось что-нибудь?

Смущенный связист поспешно лег, накрылся с головой одеялом. У Николая Николаевича сразу прошел сон. Он с тревогой прислушался к чему-то, насторожился. В кабинах было по-прежнему тихо, если не считать мерного гудения машин подземохода.

Инстинктивное ощущение близкой опасности подняло Дектярева с постели. Выпрямившись, он почувствовал нервную дрожь в коленях. Здесь, невдалеке от центра земли, тело стало необычайно легким, а ноги подкашивались, будто их придавило огромной тяжестью.

Ученый постоял, вглядываясь в пространство и прислушиваясь к тишине. Что-то происходит, но что? Сдали нервы? Ничего удивительного в этом не будет. Но в голове полная ясность, он чувствует себя здоровым.

Только в кресле за пультом Николай Николаевич успокоился. Перо послушно бежало по бумаге. Новая интересная мысль захватила Дектярева. Он решил определить среднюю плотность земного шара, уже имея в своих руках не предполагаемую, а истинную, только что замеренную плотность ядра.

В расчетах Дектяреву помогал Скорюпин. Выспавшись, Павел с такой яростью набросился на работу, словно в определении средней плотности для него заключался смысл жизни.

Результат вычислений оказался неожиданным. Средняя плотность земного шара получилась ровно на одну треть больше той, что уже давно была известна научному миру. Вычисления, произведенные наверху, не вызывали сомнений — они подтверждались новейшими астрономическими наблюдениями, произведенными с поверхности луны.

Значит, секрет расхождения нужно искать в собственном расчете.