В последний раз лифт привез их на вершину искусственного горного массива, они надели комбинезоны, шлемы, вышли на стартовую площадку и пристегнулись ремнями к сиденьям дельтаплана. По знаку Гаса крюк, к которому был подвешен аппарат, заскользил по направляющей, все быстрее, быстрее,--и вот уже они, словно торпеда, выброшены в поднебесье. Здесь наверху всегда клубилась мгла, но в этот день пелена смога поднялась довольно высоко, и с первых же мгновений полета среди черных туч копоти, клочьев серного дыма, полос масляной взвеси и вихрей мельчайших частичек алюминиевых окислов, вырывавшихся из труб бокситовых фабрик, они нет-нет да и видели далеко внизу город, расчерченный на квадраты, протянувшийся на юго-юго-запад, к горизонту. Граница сектора приближалась слишком быстро-- кстати, они вышли к ней на гораздо большей высоте, чем предписывала инструкция. Не сговариваясь, оба вдруг решили, что "великий" полет, который никогда не казался им выполнимым, именно сейчас должен стать реальностью. С этой минуты они действовали абсолютно синхронно, без малейшего труда, как и рассчитывал Гас. По легкому мерцанью в просвете туч нашли очередной восходящий поток--над ядерной теплоцентралью, из градирен которой поднимался теплый воздух. Они не обманулись в своих ожиданиях: поток был достаточно силен и помог им набрать высоту; если б не смог, можно было бы взлететь еще выше. А так пришлось выйти из спирали и снова взять курс на юго-юго-запад.

Пока они летели над городом, на пути то и дело встречались заводы, испускавшие мощные столбы теплого воздуха и отработанных газов, которые увлекали за собою все, что в них попадало,-- массы пыли, золы, каких-то склеенных маслом крупинок, мельчайшие капельки различных химических отходов, но, хотя в горле першило и дышать было нечем, Гас и Барри упрямо шли на риск, используя эти потоки по максимуму.

Но вот город остался позади, они парили над открытым пространством --ни следа домов, только бескрайние пустоши, безлюдные, невозделанные, где реки и ручьи с неукротимой яростью вгрызались в землю, где тянулись к небу горы, не было ни шоссейных и проселочных дорог, ни вентиляционных и газовыпускных шахт, а возможно, вообще не ступала нога человека,-- раньше они себе даже представить такое не могли, лишь теперь, увидав все это своими глазами, убедились: да, оно существует.

Здесь, на воле, Гасу пришлось туговато. Он, правда, пытался использовать восходящие ветры у горных склонов, но беспорядочность рельефа создавала вихри и флаттер, и ему с трудом удалось выбраться из района атмосферных волнений. Высоту они теряли медленно и все же наверняка сели бы среди гор, если б Гас не задействовал реактивные двигатели. Они опять резко взмыли метров на пятьсот вверх, а затем, плавно обогнув последние горные отроги, не спеша приземлились в безжизненной каменной пустыне.

О возвращении в город они беспокоились зря. Не прошло и двадцати минут, как подъехали два гусеничных тягача. Один увез дельтаплан, второй доставил братьев на городскую окраину, к конечной станции монорельса. Их посадили в опечатанный вагон и отправили в колледж. Гас, который уже не подчинялся тамошнему уставу, отделался денежным штрафом, зато Барри на год отстранили от занятий. Весь этот год он работал на подземной фабрике пенопласта, и выдержать экзамены, необходимые для перевода на следующую ступень, ему оказалось очень нелегко.

БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА УТРО

Барри приходит в себя. Над головой белый потолок, вокруг белые подушки, белая простыня. Он хочет привстать, но не в силах пошевелиться. Наконец обнаруживает сбоку блестящую хромированную поверхность шкафчика и видит свое искривленное отражение: он лежит на больничной койке, грудь, плечо, шея и голова замотаны бинтами. Только лицо выглядывает, почти такое же белое, как простыни и потолок, лишь глаза словно два темных пятна.

Тягостное чувство оцепенения.

Он пытается говорить, но из горла вылетает хрип.

Над ним склоняется медсестра. Она что-то произносит, но Барри не понимает ее.

Он снова пытается заговорить, и опять безуспешно. Лицо медсестры исчезает. Измученный Барри проваливается в сон.

Изнеможение, чернота беспамятства. Спустя некоторое время он вновь просыпается -- от звука голосов.

Вновь пытается пошевелиться, и на сей раз ему сопутствует удача.

Он не знает, сколько прошло времени -- может, несколько часов, а может, несколько дней; как бы там ни было, чувствует он себя значительно лучше.

Подходит медсестра, поднимает изголовье. Перед Барри два медика--старший врач и ассистент.

Старший врач. Ну как, нам лучше?

Барри сам удивлен, что может ответить, причем без особого труда.

Барри. Спасибо. Все хорошо.

Старший врач (смеясь). Ну-ну, не надо преувеличивать! (Обращаясь к сестре.) Когда ему последний раз делали инъекцию?

Сестра. Полчаса назад.

Старший врач. Ну что ж...

Барри (еще с усилием). Где я?

Сестра. Разве вы не заметили? В больнице.

Барри. Где?.. На Сириусе? Врачи и сестра недоуменно переглядываются.

Старший врач. Здорово парню досталось. Перелом ключицы, тяжелое сотрясение мозга. И бесчисленные ссадины. (Опять обращаясь к Барри.) Где это вас так угораздило?

Барри, похоже, всерьез задумывается, потом качает головой.

Старший врач. Не помните? Или не хотите сказать? Мне-то все равно, пусть полиция выясняет.

Барри (с трудом ворочая языком). Я в Санта-Монике?

Сестра (успокаивая). Не волнуйтесь, все обойдется.

Врачи и медсестра уходят. Барри опять погружается в дремоту, просыпается, засыпает... Лишь стрелки электрических часов на стене говорят о том, что проходит много времени.

Когда перед глазами опять возникает чье-то лицо, Барри испуганно вздрагивает.

Это Ютта.

Ютта. Ну и вид! Кошмар. Как вы себя чувствуете?

Барри. Спасибо, ничего.

Ютта. Наконец-то я вас нашла. Не один час потратила. Такая нелепость--этот несчастный случай!

Барри. О чем вы?

Ютта. Двигаться можете?

Барри. Сил хватит. Только вот повязки...

Ютта. Повязки? Ну, с ними-то мы управимся. Погодите минутку, я сейчас вернусь.

Барри. Вернетесь?

Ютта. Да. Гас, когда узнал обо всем, велел поскорее доставить вас к нему. Вы же понимаете, он хочет избежать шума. Если это выплывет наружу, будет скандал.

Чувство беспомощности -- от всех этих событий голова идет кругом. Барри (бормочет). Не понимаю.

Но Ютта уже успела уйти. Немного погодя Барри слышит, как открывается дверь и по линолеуму шуршат резиновые колеса. Потом в поле зрения опять появляется Ютта, а за нею--два здоровяка в белых комбинезонах санитаров.

Ютта достает какую-то ампулу, отламывает кончик, выливает содержимое в стакан с водой, который стоит на тумбочке. Затем подносит стакан к губам Барри.

Ютта. Выпейте!

Барри хочет отвернуться, но Ютта силком вливает жидкость ему в рот. Он, захлебываясь, глотает. Вкус горький, тошнотворный.

Барри (кашляя). Что это? Что вы мне даете?

Ютта. Мы сейчас заберем вас отсюда. А перевозка -- штука утомительная. Я дала вам всего-навсего болеутоляющее, иначе где-нибудь по дороге могут отказать нервишки.

Барри. Но послушайте...

Ладонью Ютта зажимает ему рот. Ютта. Все, молчите.

По ее знаку санитары подвозят каталку к кровати. Откидывают одеяло, поднимают Барри. Не слишком бережно перекладывают на каталку. Головокружение, нарушается ориентация. Ютта подходит к двери, смотрит направо, налево, потом машет рукой. Она шагает впереди, словно не имеет к ним никакого отношения, санитары толкают каталку следом. Длинные коридоры, люди в пижамах, медсестры и врачи, но никому нет до них дела. На лифте они спускаются вниз, потом везут Барри через двор.

Теперь Ютта идет рядом и, заметив, что он по-прежнему не спит и озирается по сторонам, набрасывает ему на лицо платок. После этого Барри только по чередованию света и тьмы и по тряске догадывается, что каталка еще едет. Ровное покачивание навевает дремоту, он снова погружается в тревожный, полный видений сон.