Барри опять кивает.

Барри. Почему я не могу попросту с ним связаться? Мне везде отказывали, даже высмеивали.

Ютта снисходительно глядит на него.

Ютта. Я же сказала: он--знаменитость. Кто к нему только не рвется, любыми средствами! И чего они только не требуют. Одним нужен всего лишь автограф, фотография с посвящением. Другие думают, что он даст им денег или работу. Ведь они доверяют ему--именно с таким расчетом он и создавал свой имидж. Да он и в самом деле постоянно трудится ради всеобщего блага. Только вот о каждом в отдельности заботиться не может. Мы должны оберегать его... Вопреки его желанию.

Барри. Да, но...

Ютта. Для них все способы хороши. То на давнее знакомство ссылаются, то за родственников себя выдают. Иные являются с подарками, которые обязательно надо передать из рук в руки, другие уверяют, будто имеют для него какие-то важные сведения. Все они обманщики.

Барри. Но мне вы верите? Или нет?

Ютта кладет руку ему на плечо.

Ютта. Конечно, верю. Безусловно. Вы совсем другое дело.

Она пристально смотрит на него.

Ютта (задумчиво, не столь официально). Вы похожи на него. Да, так Гас выглядел, наверно, еще год-другой назад. Вы моложе и мягче, но сходство неоспоримо... Удивительно!

Барри. Когда же я увижу Гаса? Он наверняка обрадуется.

Ютта. Конечно, обрадуется! Жаль, правда... Но сейчас у него и пятнадцати минут свободных не найдется.

Она жестом показывает на космопорт.

Ютта. Посмотрите, сколько у нас работы! Осваивать целую планету--это вам не пустяк. Вы даже не представляете, сколько всего надо как следует обдумать и учесть. Мы на решающем этапе, и Гас хочет исключить любые случайности. Он за всем следит сам, успевает повсюду. Обстоятельства в самом деле уникальные... К вашему сожалению. Наверно, я вас разочаровала?

Барри. Но должна же быть какая-то возможность...

Ютта. Я вам помогу. Если действовать по инструкции, вы никогда брата не увидите. Но я, кажется, знаю один способ...

Ютта смотрит на часы: похоже, ей вдруг стало некогда. Она встает.

Барри тоже.

Ютта. Давайте встретимся... Может, сегодня вечером? Вам удобно? Барри. А где?

Ютта. В баре отеля "Шератон". Не возражаете? Барри. О нет. В восемь? Ютта. Лучше бы чуть попозже. В десять. Барри. Хорошо. Я приду. И спасибо вам...

Ютта с улыбкой протягивает ему руку.

Ютта. Зовите меня Юттой. До свидания, Барри. Барри. До свидания, Ютта.

Нью-Йорк, Бостон, Чикаго -- один исполинский город, раскинувшийся по озерной равнине на многие сотни километров, до самой Атлантики. Только станции подземки напоминали о прежних названиях: "Нью-Йоркский; муниципалитет", "Чикагский аэровокзал", "Бостонский клуб св. Патрика".

Лишь кое-где уцелели остатки старинных домов, сады и парки; они были отданы ученым, а всем остальным доступ туда был воспрещен. Даже не верится, что где-то на юге и на западе есть якобы еще нетронутая природа--горы, дремучие леса, пустыни, еще не заселенные человеком, не засеянные, не климатизированные. А над этими просторами якобы синеет небо, прозрачное, точно купол из синего стекла, а не висит смог из пыли, сажи и крохотных капелек нефти, вынуждающий средь бела дня включать искусственное освещение.

Заметно нарушали эту унылую мозаику из бетона и пластика только аэродромы для внутриконтинентальных рейсов, с косой штриховкой ВПП, да трансконтинентальные ракетодромы с их обугленными посадочными полями. Ракеты стартуют вертикально, поэтому собственно стартовые площадки для ракетных лайнеров были очень невелики, хотя на самом деле места требовалось гораздо больше: вокруг широким двухкилометровым кольцом тянулась защитная зона, население которой пришлось эвакуировать, еще когда освоение новой техники только начиналось. Это была мера предосторожности, ведь катастрофический взрыв на одном из европейских paкетодромов унес сто тысяч жизней. При тамошней нехватке пространства жилые районы непосредственно примыкали к ракетным портам; здесь, в Америке, правительство предприняло определенные шаги, чтобы обезопасить население. Людей в приказном порядке отселили в другие места, которые почти совершенно не отличались от прежних.

Гас и Барри жили как раз неподалеку от такого ракетодрома, всего в нескольких километрах. Доступ в кольцевую зону здесь тоже был воспрещен, только ведь охота пуще неволи, а лазейка всегда найдется. Вот и обретались там всякие отщепенцы, асоциальные элементы, беглые преступники, люди без роду, без племени, незарегистрированные наркоманы, лица, преследуемые за политику, анархисты. Возможно, среди них были и шпионы с Востока, ведь--хотя об этом уже и думать забыли -- война, вспыхнувшая не один десяток лет назад в Северной Азии, еще продолжалась. Пустые дома старели и разрушались, улицы были усеяны обломками, а кое-где стали непроходимы. И на всем лежал мерцающий серебристо-серый налет-- остаточный продукт сгорания ракетного топлива. Мрачный лабиринт без уличных фонарей, без водопровода и электричества. Днем сюда по крайней мере заглядывали лучи ядерных светильников, "подвешенных" на километровой высоте в помощь солнечному свету, едва пробивающемуся сквозь шапку смога, но по ночам в зоне царила кромешная тьма. Лишь временами ярко полыхал над этим призрачным пейзажем трепетный багровый отблеск стартового пламени, и тем непрогляднее казалась чернота, заливавшая округу в следующий миг.

Зона, точно магнит, притягивала банды подростков, которыми кишмя кишел огромный город. Остаться в стороне от этих группировок было практически невозможно, ведь каждая из них сулила своим участникам какую-никакую защиту, а при нападениях конкурирующих банд--хотя бы месть.

Гасу тогда было тринадцать, он примкнул к "Огненным всадникам" и, как обычно в подобных случаях, скоро занял там солидное положение. А Барри опять оказался в проигрыше, опять волей-неволей следил за жизнью старшего брата издалека -- когда тот изредка рассказывал ему о своих подвигах. Рассказывал об испытаниях мужества, какие должен был пройти каждый, желающий стать постоянным членом банды, расписывал их базу в запретной зоне -- брошенный фабричный цех, который они приспособили для жилья, натащив туда мебели из окружающих домов,--говорил о набегах в различные части города. Хотя порой они забирались в магазины и прихватывали там добычу, ни воровство, ни грабеж не были для них самоцелью, речь шла совсем о другом. По существу. У них ведь всего хватало--их кормили-поили, одевали и обували, у всех был дом, все ходили в единую обязательную школу, которая обеспечивала старательным и смекалистым реальные шансы: по результатам проверок умственного развития, регулярно включаемых в учебный план, компьютеры определяли, в каком направлении стоит продолжать учебу, так каждый и шел своим собственным путем к взрослению, к профессии, которую мог выбрать в пределах своей квалификации. Единственное, что позволяло вырваться из тисков заранее, от начала и до конца, спланированной жизни, были деньги. Впрочем, в виде монет и банкнотов они встречались теперь довольно редко; львиная их доля состояла из одних только цифр и компьютерных данных--магнитные точки на лентах электронной памяти, что-то, по сути не существующее, а все-таки выполняющее определенную функцию; никто этого "чего-то" в глаза не видел, а все-таки мог извлечь из него выгоду, мог использовать, чтобы воплотить свои мечты. Каждому хотелось иметь деньги, многие все бы отдали ради богатства, но давным-давно уже не стало никакой возможности раздобыть его примитивным способом, отняв у другого. Нынче тому, кто норовил присвоить деньги в обход закона, нужно было знать тонкости компьютерной экономики, противопоставить изощренной системе нечто по меньшей мере столь же изощренное, а разве такое по силам заурядному преступнику прошлого, реликту, который, возможно, еще и влачил там и сям незадачливо-жалкое, обреченное существование. Прогресс, приведший к дематериализации ценностей, вызвал к жизни и новый вид преступлений, которые переместились теперь в умозрительные, непонятные народу сферы. Участники подростковых банд преступниками не были, поэтому полиция молча терпела их--хотя и держала под негласным надзором,-- видя в их действиях проявления личной свободы, которая по сей день относилась к числу основных прав человека.