Через несколько месяцев я обнаружил, что мое общение с Петровым стало перерастать в тесную дружбу. Всякий раз, когда он приезжал в Сидней - а его приезды происходили довольно часто - он всегда сразу же звонил мне и устраивал так, что мы посещали рестораны, ночные клубы и другие места развлечений. Иногда к нам присоединялась Лидия, однако чаще всего мы были с ним вдвоем.

В это же время я заметил некоторую неприязнь между Петровым и Пахомовым. Было ясно, что они не любят друг друга, и я задавался вопросом, нет ли в этой ситуации чего-либо такого, что я мог бы использовать в моих интересах.

Создавалось впечатление, что Пахомов контролировал мои отношения с Петровым. Зачастую он заезжал в мой офис и с наигранным простодушием спрашивал: Вы встречались на этой неделе с Петровым?

Это обычно ставило меня в нелегкое положение, так как я не знал, какой мой ответ Пахомову был бы предпочтительнее для Петрова, и с другой стороны для меня было нежелательным выглядеть в глазах Пахомова явным лжецом, если он располагал независимой информацией относительно наших встреч. Пахомов знал номер моей автомашины и, в случае обнаружения её на стоянке, мог принять меры к тому, чтобы выяснить, нет ли со мной Петрова. Поскольку корреспондент ТАСС почти всегда является сотрудником МВД, то отношения с ним не представляли для меня большого интереса. Их предыстория была не очень долгой, а Петров говорил мне, что Пахомов действует ему на нервы. Он предупредил меня о том, чтобы я ничего не говорил Пахомову, так как он, якобы, только и занимается интригами и приносит неприятности. Я воспринял это как признак возрастающего доверия ко мне, так как не совсем обычно, когда один советский представитель предупреждает в отношении действий другого советского представителя.

Однажды Петров сказал мне: - Этот ублюдок не пробудет здесь долго. Скоро он отправится назад в Москву. Моя единственная надежда заключается в том, что ему на замену пришлют парня получше, просто не смогут послать хуже, чем этот.

Вскоре после этого Пахомов покинул страну в результате, как я полагаю, соответствующих демаршей Петрова перед Москвой.

С ранних стадий моего знакомства с Петровым меня увлекала мысль о возможности склонить его на мою сторону, и я с целью выяснения реакции Службы безопасности поднимал этот вопрос в беседах с Джоффом Скоттом.

Я думал, что в Департаменте уже забыли от этом предложении, когда Норт вдруг неожиданно сам заговорил об этом. Для того, чтобы не было сомнений в отношении достоверности деталей, я приведу здесь отрывок из официальной записи беседы:

Один из сотрудников Службы безопасности задал Бялогускому вопрос о том, не давали ли когда-либо сотрудники советского посольства в Канберре каких-либо оснований считать, что они хотели бы остаться на жительство в Австралии. Среди прочего Бялогуский рассказал, что "Петров никогда не говорил, что хотел бы здесь остаться, но ему явно нравятся многие аспекты здешней жизни. Ему очень нравится Канберра и её климатические условия. Он пристрастился к садоводству и получает от этого удовольствие. По должности он является руководителем консульской секции посольства, много ездит по стране и складывается впечатление, что он сам выбирает маршруты и места для посещений. Я никогда не замечал, чтобы он опасался находиться в какой-либо компании или в каком-либо месте, которое не посещают другие сотрудники посольства, не считая торгового атташе. Помимо прочего, в его служебные обязанности входят встреча и проводы в аэропорту дипломатических курьеров, приезжающих в страну и возвращающихся в Москву.

Миссис Петрова - это единственная женщина из советского персонала, которая носит одежду и использует косметику западного производства, и по этой причине она ощущает некоторую неприязнь со стороны других сотрудников и их жен.

Они никогда не проявляют инициативу в знакомстве, не обеспечив себе определенной гарантии безопасности и не создав определенных предпосылок для подхода к интересующему их лицу.

Несколько позднее Петров приехал из Канберры и, как показалось, специально, чтобы нанести мне визит. Он интересовался моим мнением в отношении некоторых членов Русского общественного клуба, а также информацией об их биографиях, личных качествах и связях. Он был очень приветлив, как бы чувствуя, что наша дружба достигла такой стадии, при которой мы оба должны оказывать друг другу помощь.

В ответ на мою информацию, Петров со своей стороны сообщил мне то, что он, очевидно, специально приготовил для меня в качестве предупреждения. Когда я вез его на машине в аэропорт Маскот к его самолету, он внезапно спросил: - Как часто вы встречаетесь с Лидией в последнее время ?

Услышав мой ответ о том, что я не встречался с ней ни раньше ни сейчас, он посмотрел на меня с серьезным видом и после некоторой паузы произнес:

- Вам лучше прекратить знакомство с ней. Ничего хорошего ждать от неё не приходится. Я поспрашивал её и выяснил, что она сообщила мне много всякого вранья и о себе, и о своем прошлом, и о своем отце. Она рассказала мне, что он живет в Москве и дала его адрес. По этому адресу и близко нет человека с такой фамилией. Вам следует быть с ней очень осторожным. Я думаю, что она связана с какой-то молодежной антисоветской организацией в Сиднее. Было бы хорошо, если бы вы смогли кое-что выяснить о ней и сообщить мне об этом. Мы оба можем заняться этим вопросом.

Я проявил сдержанность в ответе, притворно демонстрируя некоторую степень удивления и возмущения и, одновременно, как бы отказываясь верить, что Лидия может быть обманщицей. Если он говорил искренне, то именно такова и должна была быть моя реакция, если же это была проверка, тогда такая реакция была для меня наиболее безопасной.

По мере развития наших отношений я смог последовательно создать у Петрова впечатление, что принял его предупреждение к сведению.

Предупреждение или не предупреждение, но вскоре уже стало не нужным общаться с Лидией, так как в мае 1952 года Норт предложил мне прекратить встречи с ней. Очевидно, Служба безопасности уловила, как в кругах, связанных с советским посольством, воспринимают Лидию. Отныне она перестала иметь для нас какое-либо значение.

С точки зрения Службы безопасности Лидия больше не располагала возможностями по получению информации, а моя связь с ней могла не понравиться Петрову и другим моим контактам среди советских представителей и отрезать меня от основного канала информации.

Глава двенадцатая

Я стал понимать, что хороший агент выслушивает инструктаж без возражений и по своему его интерпретирует, а, если способен, то и предвидит инструкции заранее. Именно поэтому я ничего не сказал, когда Норт порекомендовал мне проявлять особый интерес к советскому посольству, хотя как раз этим я уже занимался в течение почти двух лет. Полученные мною инструкции означали для меня, что если Служба безопасности и думала в этом направлении, то и я не терял времени напрасно.

Я не выполнял лишь один пункт инструктажа - не посещал Русский общественный клуб. Сообщение Лидии Петрову о моем уходе из клуба не осталось без последствий. Хотя в то время, когда Лидия сообщила эту новость, Петров отреагировал на неё безразлично, в его сознании она отфиксировалась, так как через некоторое время он предупредил меня в отношении Лидии и порекомендовал мне, а фактически приказал, держаться от Русского общественного клуба подальше.

Он сказал, что сам он держится от него, по возможности, подальше.

- Люди там, - пояснил он мне, - не представляют большого интереса ни для вас, ни для меня. Кроме того, в места, подобное этому, наверняка должны проникать агенты полиции. Всякий, кто там отирается, обязательно привлечет их внимание.

Это стало одним из существенных моментов в развитии моих отношений с Петровым, ясно указывая на то, что он полностью воспринимает меня как друга, а наши отношения - как доверительные до такой степени, что готов придать им конспиративный характер. Было ясно, что на этой стадии Петров пришел к выводу о том, что я - подходящий материал для превращения в агента МВД.