Все эти дни я носил с собой пистолет 32 калибра в кобуре подмышкой левой руки. Я говорю это не для того, чтобы поднять свою значимость. Это просто констатация факта, имеющего прямое отношение к моему делу. Я лично ненавижу пистолеты и испытываю неудобство оттого, что приходится носить его с собой. Иногда при одевании, бросая на себя взгляд в зеркало, я ловлю себя на мысли о том, что выгляжу как карикатурный бандит из американского гангстерского фильма.

Я вынужден постоянно носить пальто, как джентльмен викторианской эпохи, опасающийся обнажить рукава своей сорочки. Постоянное присутствие у меня подмышкой выпуклого предмета и ремней крепления очень надоедает и зачастую вызывает раздражение. Иногда в жаркий день мне очень хочется сбросить всю эту упряжь прямо в Сиднейский залив. Однако те, кто знает об этих моих проблемах, говорят, что я должен постоянно носить эти вещи при себе. Петров тоже говорит, что я должен.

Петров говорит, что советская разведка никогда не простят ему его побега. Любой из советских людей считает переход на Запад преступлением, но в сознании представителей их секретной полиции в Австралии это - самое тяжкое преступление.

- Если они так думают обо мне, - говорил Петров, - то насколько же они жаждут отомстить человеку, который дружески относился ко мне и руководил мной, человеку, через которого я добивался политического убежища, то есть тебе.

Петров, как я понимаю, опасается за свою жизнь и никто не знает лучше него, какова будет реакция советской секретной полиции в такой ситуации. Он, как сотрудник МВД, несомненно в прошлом должен был иметь дело с побегами и знает, каковы могут быть последствия этого.

Я тоже знаком с советским складом ума и знаю, что советские люди не забудут. Серьезный удар, который испытал Советский Союз от реакции повсюду в мире на побег Петрова, дает полную уверенность в том, что всю оставшуюся жизнь мне придется сохранять бдительность. Но я не думаю, что опасность от советской системы будет носить прямой и немедленный характер. Как я уже говорил, я знаю советский склад ума и достаточно знаком с тем, как работает их система.

Они скорее всего понимают, что на этой стадии, когда все дело в разгаре, меры безопасности настолько строги, что любая попытка возмездия будет очень опасной. Они, вероятно, предпочтут выждать, полагая, что со временем меры предосторожности ослабнут и появившееся ощущение безопасности приведет к неосторожности и небрежности. Нет, если советская разведка действительно решила отомстить, это случится не скоро. Это произойдет, когда притупится бдительность и обстановка будет гарантировать успех.

Практика носить с собой оружие в законопослушной Австралии была для меня новой. Даже в наиболее критические моменты моей деятельности в качестве агента спецслужбы, у меня никогда не было необходимости в пистолете, и я не ощущал, что он может быть полезным. Оружие, требующееся агенту спецслужбы, должно быть намного более утонченным и деликатным. Необходимость применить такое грубое оружие, как пистолет, была бы с моей точки зрения признанием неудачи. Это признак недостатка мастерства и он означает, что где-то в расставленной мною сети я допустил ошибку.

В самом деле, те несколько кризисных моментов, которые имели место в ходе моих операций, произошли по вине моих друзей или тех, кто стали бы моими друзьями, если бы узнали, чем я занимаюсь, а вовсе не из-за действий моих противников. Иногда возникали невероятные трудности, а были случаи, когда бюрократия грозила буквально повязать аппарат Службы безопасности и поставить под угрозу всю конструкцию, которую я с таким усердием воздвиг.

Бывали времена, когда простые светские контакты могли быть опасными и фактически один или два раза они такими в действительности и оказались.

Один такой инцидент, сам по себе не имеющий большого значения, мог свести на нет результаты многолетней работы в момент наибольших ожиданий. Такое произошло в тот момент, когда Петров находился в неустойчивом психическом и эмоциональном состоянии. Он мог быть выбит из равновесия сущим пустяком.

В течение нескольких месяцев я арендовал квартиру в шикарном жилом районе по адресу: Кливден, шоссе Уолсли 22, Пойнт Пайпер. Это аристократическое предместье, где в последние годы начали строиться красивые многоквартирные жилые дома вперемежку с особняками богатых людей. Постоянными жильцами квартиры были сэр Хью и леди Пойнтер, которые находились за границей.

Квартиры в доме были шикарными и просторными, и их снимали люди, хорошо известные в обществе, а все окружение соответствовало этой атмосфере роскоши. Моя квартира № 9 была типичной для этого дома. Она была расположена на четвертом этаже, окнами выходила на залив и состояла из двух спален, комнаты прислуги, двух ванных комнат, большой гостиной, столовой, кухни и буфетной. Главная спальня и столовая были с балконами.

Но гордостью жильцов и владельцев дома был большой голливудского типа плавательный бассейн. Он был предназначен исключительно для жильцов дома. Для того, чтобы попасть в него нужно было спуститься по нескольким пролетам садовой лестницы в изобретательно оформленный уголок живой сельской природы, отгороженный от внешнего мира высоким забором. Несмотря на то, что жильцы гордились этим уголком, не многие из них пользовались им. Единственным исключением была миссис Леннокс Боуд, состоятельная и известная в обществе женщина, которая занимала квартиру напротив моей. Посещая бассейн, я часто видел её, принимающей солнечные ванны. Иногда она бывала одна, иногда - с мужем и друзьями. Супруги Леннокс Боуд и их друзья всегда приветствовали меня вежливо, но довольно сдержанно. До них, очевидно, доходили слухи о моих сомнительных связях - сомнительных с точки зрения состоятельных людей. Иногда у меня появлялось ощущение, что они хотели бы знать, как такой тип, как я, попал в этот дом.

Петров часто бывал в моей квартире, но я, по возможности, старался не афишировать его визиты, чувствуя, что ему хотелось бы, чтобы я сохранил их конфиденциальный характер. По-видимому, с моей стороны это была правильная линия поведения, так как однажды, когда я сказал вахтеру нашего дома, что это мой друг, доктор из Мельбурна Петров, как мне показалось, одобрил это. Однако теперь я почувствовал, что для Петрова больше не было необходимости в таких чрезвычайных мерах предосторожности. Ему нужно было лишь скрыть наши отношения от кругов, связанных с советским посольством и местными коммунистами.

Однажды воскресным солнечным и жарким утром я не нашел причин, по которым я не мог бы взять его с собой в бассейн. Когда же он разделся, готовый к плаванью, я почувствовал, что были, пожалуй, другие причины помимо конфиденциальности, по которым мне следовало бы воздержаться от этого. Петров стоял передо мной в странных спортивного вида зелёных атласных трусах, которые начинались чуть пониже пупка и доходили до колен. Они наверняка привлекли бы всеобщее внимание во время пикника на Кони Айленде.

Я не сказал ни слова, собрался с духом и беспокойством повел Петрова по садовой лестнице вниз в отчаянной надежде, что в бассейне никого не окажется. Моё отчаяние было оправданным. Рядом с бассейном миссис Леннокс Боуд и её муж беседовали со своим приятелем. Беседовали, по крайней мере, до тех пор, пока не увидели Петрова. Его вид поверг их в ледяное молчание. Я специально использовал слово "ледяное", так как в течение некоторого времени мне казалось, что от них в нашу сторону дует студёный ветер.

Я ощутил его обескураживающее прикосновение, но Петрова это никак не смутило. Он остановился, широко расставив ноги, и стоял неподвижно, зачарованно уставившись на эту группу. Напряжение для меня стало почти невыносимым. Я лёг и закрыл глаза. Через минуту, а может две, я осторожно открыл один глаз и . . . , о ! ужас !, Петров все в той же позе стоял и таращил на них глаза.

У меня промелькнула мысль, что их вид, по-видимому, являлся для Петрова олицетворением высокого западного уровня жизни. Конечно, были и другие причины тому, что он так упорно смотрел на них, но мне в тот момент пришла в голову только эта. Однако, вместе с этой мыслью пришла и другая о том, что нужно как-то нарушить эту картину, пока она не стала невыносимо тягостной.