Дорнан выходит из тени, и слегка подпрыгиваю, не ожидая, что он все это время наблюдал.

— Крошка, — говорит, и его низкий голос внушает уважение сыновьям, которые, похоже, тут же встают по стойке смирно. — Ты уже опоздала.

Я нервно улыбаюсь.

— Мне так жаль. Татуировщик так долго...

— Татуировщик? — резко перебивает меня Дорнан. — Что за татуировщик?

Пожимаю плечами.

— Какой-то парень возле пирса. Хотите взглянуть?

Он улыбается, и, несмотря на мою ненависть к нему, я определенно могу представить, почему так много женщин бросается на него. Его глубокий, рокочущий голос; его бесспорно привлекательный вид, что он, конечно же, передал всем своим сыновьям; угольно-черные глаза, которые ничего не упускают и ничего не выдают. Да, я понимаю, почему у него семь сыновей от пяти разных женщин. Просто у него есть кое-что, чего не отнять. Харизма, очарование и невероятное обаяние. Даже в сорок восемь лет. С возрастом он становится только красивее.

Это заставляет меня ненавидеть его еще больше.

— Конечно, — говорит, выглядя нетерпеливым. Я улыбаюсь, поднимаю белое платье, чтобы он увидел мои кружевные трусики, и оттопыриваю бедро в сторону.

Дорнан присвистывает.

— У тебя красивая татуировка, солнышко.

— Я сделала ее для вас, — смущенно улыбаюсь. — Знаю, что они есть у всех ваших девочек.

Сыновья не выглядят впечатленными. На самом деле, у большинства из них скучающий вид и они смотрят на пол. Это иронично, правда. Такие хитроумные, как все они, даже не представляют, что перед ними стоит их судья, присяжный и палач в одном лице, разрисованный розами и чернилами.

Мое сердце парит от мысли о том, что я сделаю с каждым из них.

Двадцать минут спустя мы находимся в спальне Дорнана в клубе. Я знаю, что у него есть собственный дом, но, скорее всего, там его жена. Бедная женщина. После моего унизительного интим-обыска он увел меня оттуда наверх, подальше от любопытных глаз своих сыновей и товарищей по клубу. Я в равной степени рада и раздражена. Облегчение от того, что мне не пришлось устраивать шоу перед огромным количеством скользких парней или танцевать моей только что сделанной татуировкой. А разозлилась, поскольку не могу нормально дышать в этой комнате — такой большой, где на всех окнах металлические решетки, и я безошибочно нахожусь в ловушке. Одна. С ним.

Мои шрамы искусно спрятаны под татуировкой, которую мне сделал Эллиот, но если кто-то будет знать, что искать, он непременно найдет их.

— Ты понимаешь, почему я поручил моим мальчикам обыскать тебя, прежде чем привести сюда?

Вытягиваюсь на его кровати, опираясь на локти, и пытаюсь выглядеть невозмутимой.

— Конечно. Ты же не хочешь, чтобы сюда пришла какая-нибудь сумасшедшая сучка.

— Или полицейский, — говорит он, глядя на меня сквозь густые ресницы. Господи, его голос настолько глубок, и я чувствую все, что он говорит. Как будто сквозь меня с грохотом проезжает грузовой поезд.

— Когда я начну танцевать? — спрашиваю его. Мне не нравится быть запертой в комнате с ним наедине, и я жажду свежего воздуха.

Он угрожающе улыбается, и мой желудок ухает вниз, когда вспоминаю, что у меня больше нет телефона. Тот идиот разбил его сразу после того, как его брат почти трахнул меня пальцем. Дерьмо.

— Ты не будешь танцевать, — проговаривает.

— Оу, — выпаливаю, притворяясь разочарованной. — Ты хочешь, чтобы я была официанткой или что-то вроде того? Потому что у меня есть опыт...

Дорнан встает передо мной на колени, и лицо его в дюймах от моего. Я чувствую запах мяты в его дыхании и какой-то лосьон после бритья, смешанный с потом. Запах не отвратительный, за исключением того, что этот аромат его.

— Я весь день не переставал думать о тебе, — говорит, проводя пальцами вверх по моим бедрам. Я игриво улыбаюсь, пока он засовывает палец мне в трусики.

Вздрагиваю, когда Дорнан находит мою киску и вставляет один палец, потом два, а потом три. Ничего не могу с собой поделать. Я стону, как только он нажимает на мой клитор подушечкой большого пальца. И не в силах продолжать смотреть на Дорнана. Мне необходимо закрыть глаза, поэтому я притягиваю его лицо к своему, и наши губы яростно обрушиваются друг на друга.

Он убирает руку и поднимает мое платье, стаскивает через голову, а потом бросает на пол. Я дрожу, когда нежно проводит по замысловатым узорам роз и феникса, поднимающегося из пепла, который теперь украшает мою талию.

— Мне нужно быть внутри тебя, малышка, — стонет, расстегивая джинсы, и позволяет своей твердости возбудиться до предела.

У меня есть шанс изучить его поближе. Ага. Неудивительно, что моя задница так болит. У него огромный член. Он даже не утруждает себя тем, чтобы снять с меня трусики, а просто отодвигает их в сторону грубыми, безумными руками. Я нахожусь в полном восторге и ужасе от того, что оказала на него такое воздействие за несколько коротких часов. Бегло думаю о своем перевоплощении и мысленно даю себе пять. Я все сделала абсолютно правильно.

Он толкает меня на кровать, нависая своим членом между моими бедрами.

— Теперь ты моя, — произносит, проникая внутрь с достаточной силой, чтобы заставить меня кричать. Он сразу же начинает двигаться сильно и быстро. Мой мозг вступает в бой с телом. Настолько много противоречивых эмоций борется в подсознании, и это переполняет меня.

Ох-х-х.

Я открываю глаза, вижу Дорнана над собой и прихожу в ужас, превращаясь в истекающую кровью пятнадцатилетнюю девочку.

Нет. Не думай об этом. Представь, будто он кто-то другой. Вспомни, зачем ты здесь.  И это восхитительное осознание моего обмана поднимает что-то плотское в моем животе. Змеиного рода желание, которое расползается вокруг меня и плотно сжимает. Да. Так лучше.

Я протягиваю руки и обхватываю его шею, и почти достаточно трепета от моего коварства, чтобы испытать оргазм.

— Мне так хорошо, — стону, а он ухмыляется, поскольку думает, что имеет меня, когда на самом деле это я его имею.

Он искусный любовник. Мне не с кем его сравнивать, кроме школьной влюбленности из Небраски. Но как только Дорнан подводит меня к грани кульминации на белоснежной волне удовольствия и лжи, я не могу не закричать. После мы лежим рядом, восстанавливая дыхание. Я искоса поглядываю на него, чтобы увидеть, каким взглядом он смотрит в ответ.

— Где ты была всю мою жизнь, детка? — спрашивает, проводя руками по моей груди и между ног. Его прикосновение повсюду, везде на мне, обозначая меня как его собственность, которую он пометил.

Я робко улыбаюсь.

— Скорее всего, в школе, — и хихикаю.

— Эй, — игриво отвечает он, — только не говори, что я должен доказать тебе, что возраст не имеет значения?

— Мне кажется, ты только что это сделал, — вздыхаю.

Мы лежим в тишине несколько благословенных мгновений. Это дает мне время подумать. Время спланировать. Голос Дорнана нарушает тишину, разрушая момент моего уединения.

— У меня лишь один вопрос к тебе, малышка.

Один вопрос. Звучит просто. Я поворачиваюсь к нему лицом и киваю в предвкушении.

— Твой бывший. Как его звали?

Еще одна крошечная наглая ложь.

— Майкл, — говорю я, и моя поддельная предыстория мерцает перед моими фальшивыми голубыми глазами. — Майкл Тревин.

Кивает.

— Он больше никогда не причинит тебе вреда. Почему он больше не обидит тебя?

Я мечтательно улыбаюсь, представляя выражение лица Дорнана, которого одевают в оранжевый комбинезон и навсегда закрывают в тюремной камере. Возможно, ему даже подпишут смертный приговор. Было бы неплохо.

— Потому что, — игриво произношу, очерчивая его губы пальчиком, — я твоя?

Он просто, бл*дь, смеется.

— Что я сделал, чтобы заслужить тебя? — Дорнан вздыхает.

Теперь я буду той, кто смеется.

Я выросла рядом с океаном. До пятнадцати лет понятия не имела, что некоторые люди могут прожить всю жизнь, так и не увидев моря.  А потом одной ночью была вынуждена бежать от него, навсегда оторвавшись от его красоты. Я не видела пляжа шесть лет. Заблокирована и уязвима, окруженная грязью, бурями и ночными кошмарами с участием Дорнана Росса.

Поэтому, проснувшись, так нормально и не поспав, увидев его небритое лицо, которое сверху смотрело на меня, я не смогла сдержать крик.

— Воу, — говорит он, улыбаясь, словно кошка, наевшаяся долбаной сметаны. — Плохой сон?

Сажусь, стягиваю с себя простыни, чтобы обнаружить, что я совершенно голая. Моя татуировка болит, покраснела и горит. Эллиот предупреждал об этом. Но вместо того чтобы пытаться не думать о боли, наслаждаюсь ею. Жжение помогает мне вспомнить, почему я здесь.  Оно заставляет меня почувствовать, как хорошо быть живой.

— Доброе утро, — произношу, потирая глаза. Откидываюсь назад, выставив грудь напоказ, чтобы Дорнан мог насладиться видом.

— О боже, — выпаливает, громко простонав. Я вижу выпуклость в его штанах. Человек буквально готов действовать в любое время суток.

— Мне бы так хотелось остаться, малышка, — говорит он, вручая мне кружку горячего черного кофе. — Но нужно идти работать с мальчиками.

— Ничего страшного, — отвечаю, расправляя простыни вокруг себя. — В любом случае, я должна пойти и закончить эту татуировку.

— О, ты никуда не пойдешь, — проговаривает он.

Я чуть не давлюсь кофе.

— Прости? — спрашиваю, вытирая темную жидкость с подбородка.

— Предупреждали о сильной буре, — объясняет Дорнан, засовывая бумажник в задний карман джинсов. — У меня есть около десяти минут до того, как эта долбаная погода снаружи станет чертовски невозможной для передвижения. Повезло, что мы не планировали никуда ехать.

— Так ты хочешь, чтобы я осталась тут? — переспрашиваю. — Одна?

Он выливает собственный кофе.

— Неа. Мой сын будет здесь. Джейс. Он останется с тобой. — Странно смотрит на меня, и не могу сказать, о чем думает. — Кроме того, этот недомерок единственный из тех, кому я доверяю заботиться о твоей прекрасной заднице. — Наклоняется ближе и заговорщически усмехается. — Я на восемьдесят процентов уверен, что он гей. Только никому не говори. Если кто-нибудь узнает, братья забьют до смерти маленького ублюдка.