Роль смыслового ударения в заключительной тираде принадлежала прилагательному «дешевый», из чего следует, что в качестве места для трапезы он выбрал не «Баррибо». Поступи он так, они бы, пожалуй, заметили сидящих за столиком у стены мистера и миссис Моллой, и от их взгляда не ускользнуло бы, что последняя пребывает в приподнятом настроении. Долли, успевшая за семгой ввергнуть мужа в уныние отчетом о своих мытарствах в Вэлли Филдс, к появлению заливной курицы приурочила размораживание супруга.

— Все идет нормально, Мыльный, — говорила она. — Все в порядке.

— Да неужели? — огрызнулся мистер Моллой. История, которую ему пришлось выслушать, обратила семгу в пепел, и ничего лучшего, чем заливная курица, от жизни он уже не ждал.

— Ты послушай! На обратной дороге, на Бонд-стрит, я повстречала Виджена, и он мне подбросил одну идейку. Ты ведь Йорчиху знаешь.

Мыльного передернуло.

— Встречались, — глухо вымолвил он.

— Я хочу сказать, ты ведь знаешь, какую она муру сочиняет?

— Понятия не имею. Кто я, по-твоему, — книжный червь, что ли?

— Так вот, это всякие сю-сю-сю да ухти-тухти. Раскупают, как хот-доги на Кони-Айленд. У нее миллион фанатов и здесь, и в Америке, но я-то думаю, что она своей бурдой с маринадом по уши наелась, потому что следующую книжку хочет сделать, это, беспросветной, мне Виджен сказал. Мрачной такой…

— Ну и что? — с прежней угрюмостью обронил мистер Моллой.

— Как, что, разве нас это не касается? На это клюнет куча народа, правильно я говорю? Так что «Тайм» или «Ньюсуик», то есть какой-нибудь американский журнал, у которого в Лондоне есть офис, позвонит ей и скажет, что пришлет к ней одну из своих теток, которая выяснит, чего ради она так переключилась. Ну и вот, приходит тетка в этот «Мирок», расспрашивает Йорчиху, какого хрена с ней стряслось, а потом говорит, что нужно сделать несколько фотографий, в том числе — спальни, по той причине, что читатель их очень любит. И все, проникаем внутрь!

Мистер Моллой, как уже отмечалось, был не то чтобы очень сообразительным, — кроме случаев, затрагивающих круг его профессиональных интересов, — но и он ясно увидел, как много истины содержат эти слова. Поднося ко рту кусочек курицы, он вдруг оцепенел, держа вилку наперевес. Былая угрюмость бесследно улетучилась.

— Ластонька, — проговорил он, — мне кажется, это мысль.

— Вот-вот, повтори-ка еще раз. Вроде не должно быть никакого прокола. Позвоню ей после ланча и договорюсь, как встретиться.

Тут мистеру Моллою привиделась одна неувязочка.

— Так ведь у тебя же нет фотоаппарата?

— Ерунда, — ответила Долли. — Захвачу вечерком в «Сел-фридже».

Угощая Салли запеканкой с мясом и печеными яблоками в знакомом ему пабе, который оказался за ближайшим углом, Фредди прибегнул к режиму строжайшей секретности, то есть подошел к вопросу о концерне так же, как мистер Моллой, когда почти даром отдавал ему свою акцию. Мистер Моллой, пояснил он, планирует скупить все сверхдоходные акции и, что вполне естественно, хотел бы удержать их стоимость на прежнем уровне, а это было бы невозможно, если бы все вокруг начали трещать и судачить о том, какая это сногсшибательная штука. Принцип здесь тот же, говорил он, что и на бегах, когда тебе сообщают тайные сведения и велят молчать, чтобы не срезать ставки. Высказывая эту мысль, он испытал мимолетное чувство вины, вспомнив, что сам же отступ-ил от этого курса, когда недавно беседовал с мистером Корнелиусом; но уж теперь волноваться об этом было поздно, да и, с другой стороны, человека, с головой погруженного в недвижимость и кроликов, вряд ли бы заинтересовала такая новость.

Вот почему, встретившись с Лейлой Йорк и тронувшись в путь по направлению к дому, Салли завела речь не о грядущих десяти тысячах фунтах, а о мероприятии клуба «Перо и чернила» и выступлении своей госпожи.

— Ну как, все обошлось? — спросила она. — Вы были в голосе?

— Да, вполне.

— И что вы им сказали?

— Наговорила обычную галиматью.

— Много ли явилось чудищ?

— Не меньше миллиона.

— А как их шляпки?

— Не поддаются описанию.

Вопросы, судя по всему, не находили желанного отклика, но Салли еще пыталась завязать беседу:

— Я была у мистера Сэксби.

— В самом деле?

— Ушла, когда он начал набирать номер мистера Проссера, желая сообщить ему дурные известия.

— Ах, вот как? — сказала Лейла Йорк и снова умолкла, на сей раз уже до конца поездки.

Салли ставила на место машину и размышляла об этом необычайнейшем явлении. Такие чудеса замкнутости были совершенно не в духе ее говорливой работодательницы. Конечно, можно допустить, что это нормальный спад, наступивший после длительного общения с дамами, но чувствовалось, что дело обстоит не так просто. Даже после двухчасового свидания с участницами клуба «Перо и чернила» Лейла Йорк должна была выглядеть как-то посвежее.

Тут явилась мысль, что сейчас в самый раз сгодилась бы чашечка крепкого чаю. Салли не приходилось бывать на литературных утренниках, но знакомые уверяли, что вся, так сказать, материальная пища (не путать с интеллектуальной) представляет собой слегка подогретый грейпфрут с засунутой внутрь вишней, нечто вроде рубленой курятины, внедренной в размякшее тесто, и печеную грушу. Следовательно, уныние Лейлы Йорк вызвано недоеданием, и причина эта устранима с помощью чая и поджаренных булочек с маслом. Салли заготовила спасительные снадобья, разложила их на подносе и отнесла в сад, где в это время находилась мисс Йорк, взиравшая перед собой тем самым взглядом, который в своих собственных книгах она охотно нарекала невидящим.

Безропотная вялость, с которой она приняла угощение, побудила Салли заговорить с ней. За месяцы, проведенные в Клейнз Холл, она всей душой привязалась к Лейле Йорк и уж никак не могла смириться с тем, что та пребывает в упадке.

— Что все-таки стряслось? — отрывисто спросила она.

Салли понимала, что ее могут одернуть. Немудрено представить себе, как при подобном обращении со стороны какой-то секретарши вздымается надменная бровь и звучит холодно: «Не поняла». Однако вопрос пришелся впору, писательница уже испытывала потребность облегчить душу. Видно, есть что-то такое в грейпфрутах с вишней, рубленой курятине и печеных грушах, что расщепляет сдержанность и взывает к простой доверительности. Мисс Йорк не стала поднимать брови. Она ответила Салли так, как отвечает довольный вопросом человек.

— Я страдаю из-за Джо.

Салли уже знала, что Джо — загадочный муж Лейлы, лишившийся этого звания несколько лет назад. С тех пор, как Салли заступила на пост, ей неоднократно случалось выслушивать упоминания этого имени, и ее частенько занимало, что же он за птица. Обычно она представляла его крупным мужчиной весьма значительной наружности, с пронизывающим взглядом и бравыми усищами, поскольку не могла и помыслить, что для столь тяжкого супружества может сгодиться что-либо меньше похожее на упыря. Да-да, громадный, с пронизывающим взором, могучий и, во всяком случае, немногословный. Другой человек никогда не смог бы жениться на такой речистой особе, как Лейла Йорк.

— Что вы говорите? — выдавила из себя Салли. Едва ли то была реплика к месту, а, впрочем, собеседница с готовностью на нее откликнулась.

— Я сегодня его видела.

На сей раз ответ у Салли получился еще короче. Она сказала:.

— Ну?!

— Да, — подтвердила Лейла Йорк. — Он там был. Совершенно не изменился. Не считая того, — вспомнила она, — что у него наметилась лысина. Я ему всегда говорила, что он дождется лысины, если не будет каждый день делать особую гимнастику.

Салли оставила без комментариев сообщение о лысине. Вместо этого она изо всех сил задержала дыхание.

— Здорово меня тряхануло, когда я его вдруг увидела.

В этой точке беседы Салли себя решительно осадила, ей не стоило выражать изумления. Молчать гораздо разумнее. Впереди маячила исповедь об одинокой постели, а благоразумный человек такие исповеди не прерывает.