Она вздыхает:

- А если нам и правда жаль, что так получилось?

- Это ваши проблемы, - отвечаю я.

- А если ты нам нравишься? - ее голос звучит нежно, завораживающе. Для любого другого парня, кроме меня.

- Это ваши проблемы, - упорно повторяю я.

- Насколько мы поняли, ты очень давно... одинок, - осторожно говорит она, - и тебе, как и всем другим живым существам, нужно внимание.

Я ничего не отвечаю. Пусть думает, что хочет. И пусть не надеется, что меня может интересовать ее внимание. Само по себе внимание мне, конечно, нужно, спорить не буду, и даже знаю, чье... но уж точно не этой нахальной девчонки.

Несколько минут Ио помалкивает, и я даже начинаю надеяться, что допрос окончен, но потом она задает странный вопрос:

- А что ты делал все это время на земле, Люцифер?

- Воевал, - отвечаю первое, что приходит в голову.

- С кем? - мягко спрашивает она.

Теперь я уже вынужден задуматься. И через десяток ударов сердца, хорошенько подумав, отвечаю:

- Да, наверно, с самим собой.

И опять опускаю голову. Потому что сам понимаю, насколько это правда. Я всего лишь продолжал воевать. Мне было все равно, с кем. Глубоко вдыхаю, сильно выдыхаю, считаю до десяти, но к горлу неумолимо подкатывает ком. Что это со мной? Неизведанное волнение охватывает меня, и справиться с ним я не могу. Кажется, я готов заплакать. Докатился. Или довели меня. Ага, до края.

Ио снова пытается меня погладить, шепчет что-то ласковое, тот же Фэриен от нее не отстает. Стряхиваю с себя их руки, встаю из кресла и отхожу к перилам. Стою и смотрю на волны. Зрелище передо мной расстилается удивительно живописное. Всегда завидовал маринистам - они умеют писать первозданную мощь. А сейчас водная стихия спокойна, как котенок на печке. Волны не шумят - они мурлычут. Им хорошо - они гладят песок, и тот одаривает их ответной лаской. Дело близится к вечеру, пляж почти пустой, потому никто не мешает морю целовать берег. Разве что розовые облака подглядывают. Тоже завидуют наверно. И у них есть для этого основания - облака одиноки, они плывут по небосклону друг за дружкой, и все никак не могут догнать. А уж когда догонят - не могут поладить. Ругаются, злятся, разборки устраивают, молниями жгутся. Наверно, выясняют, кто главнее. Все, как у людей. Потом ругань облаков заканчивается слезами. Море тоже не всегда любит берег, когда оно бушует - берегу не позавидуешь. Видимо, такова жизнь. Везде - среди людей, животных и стихий. И даже дьяволы и пришельцы подвластны заведенному распорядку.

Снова на моем плече чья-то рука. А я даже не хочу знать, чья. Оставьте же меня в покое! Эти чудики, как мухи назойливые, и не вредят, и шлепнуть хочется.

- Идем купаться! - предлагает Фэриен. Понимаю, что он хочет отвлечь меня. Решаю, что действительно, стоит попробовать.

Стягиваю рубашку и джинсы, снова залитые моей кровью и распоротые в десятке мест моими же шипами. Да, эти джинсы остается только выкинуть. И не мешало бы подальше, чтобы какая-нибудь обслуга не заподозрила убийства. Лишний шум нам не нужен.

А потом я спускаюсь по деревянной лестнице и иду босиком по песку. Хочется упасть и поваляться в нем, как это делают дети. Но я никогда не был ребенком. Я могу всего лишь предполагать, каково это.

Фэриен уже раздевается и с диким ревом бросается в воду. Не думал я, что его легкие способны рождать такие звуки...

Набежавшая волна ластится к моим ногам. Правильно делаешь, волна.

Вхожу в воду по грудь и ныряю. Прогретое за день море ласкает тело, но я уже несколько предубежденно отношусь к любого рода ласкам. Плыву все дальше и погружаюсь все глубже. Я очень давно этого не делал. Моему телу нужен воздух, я передергиваю плечами, и пониже лопаток открываются жабры. Вот тебе воздух, тело, дыши, пока я добрый. Наслаждаюсь глубиной, но внезапно чувствую, как из меня уходит малая часть силы. Это, значит, меня уже дергают за поводок. Еще немножко, еще. Быстро плыву обратно к берегу, выныриваю прямо перед Ио и хмуро говорю:

- Я не совсем дурак, Ио. Я способен понять, что мне от тебя не уплыть. Уже убедился, что не могу оборвать поводок. Дай мне просто поплавать. Не дергай меня, ладно?

Она сконфуженно улыбается и возвращает мне отобранное. Вижу, что на ней нет купальника, она безо всякого стеснения стоит в воде голышом. Я разворачиваюсь и погружаюсь снова. И плаваю среди водорослей, камней и рыб, наверно, целый час. Даже поднимаю несколько раковин, в которых, уверен, есть жемчужины. Осьминог пускает мне в лицо темное облачко, но я не обращаю на него внимания, только смеюсь под водой. Моей силы хватит, чтобы вывернуть это море наизнанку. Это приятно - плыть, когда любая мурена инстинктивно чувствует, кто ты, и прячет свои зубы, пока их не выбили.

Мне хорошо. Это удивительно и странно - притом, что я лишен трети своих способностей, посажен на крючок, с которого не сорваться, мною командуют, меня, черт подери, изнасиловали - а мне хорошо!

По истечении часа из меня очень медленно и аккуратно уходит с полпроцента. Только полпроцента, не больше. Ты меня зовешь, Ио? Так мне больше нравится. К тому же за час бултыханий в море я почти успокоился. Нужно будет обязательно обдумать все случившееся, но сначала нужно взять себя в руки и попытаться приспособиться.

Я выбираюсь на берег. Она стоит у кромки воды одна. Теперь уже не голенькая, на ней надето легкомысленно короткое платье. Фэриен, видимо, уже накупался вдоволь. Она видит у меня в руках раковины, спрашивает, что это.

Вместо ответа выпускаю из мизинца один коготь, вскрываю раковины, собираю из них жемчужинки и протягиваю ей.

- Это мне? - спрашивает.

- Извини за джинсы, - говорю я.

Она собирает с моей ладони жемчужины, потом берет меня за руку, и я не вырываюсь. Ладно уже, пусть ее.

Мы возвращаемся в номер, и она опять отправляет меня в душ. В принципе, мне достаточно полсекунды, чтобы и волосы мои высохли, и песок с морской солью испарились с кожи, но я уже знаю, как приятно принимать душ, и потому послушно в него топаю. А когда возвращаюсь, вижу уже настоящий ужин в номере, а не просто булочки с кофе. Мы вместе все это едим, они оживленно болтают, но мне не хочется участвовать в их разговорах. После ужина беру сигарету из пачки Фэриена. Я много чего курил в свое время. Знаю, что такое гашиш, кальян, а уж трубку мира, набитую табаком, раскуривал еще с индейцами до того, как Колумб открыл Америку. Но от первой затяжки по-детски закашлялся. Это я всю эту дрянь курил, а мое теперешнее тело - видимо, нет.