Моя глава, да? Мой номер, тринадцатый... несчастливый номер... или все-таки три шестерки? А вы знаете, родные, что три шестерки по идее не должны быть банально выстроены в одну линию? Это не номер, то есть, не совсем номер. Это символ. Они, упомянутые шестерки, должны соприкасаться верхними хвостиками и должны быть направлены в три стороны... чем-то похоже на знак радиации, там тоже треугольники, соприкасающиеся острыми верхними углами. Должен сказать откровенно, что мало отношения имею как к указанному числу тринадцать, так и к несчастным шестеркам. Это людские выдумки. Зачем мне личные цифры? Я ж не военнопленный. Ну, то есть, это сейчас нахожусь, считайте, в плену у пришельцев, а раньше был свободен, как ветер.

Ночью ко мне приходили гости. Не те, которые приходят к женщинам в определенное время месяца. И тем не менее - неожиданные гости. Я почувствовал зов около двенадцати ночи. Собрался, рявкнул злобно на моих рыболовов, что хочу пройтись - и ушел. Глянул на себя в зеркало - ничего, нормально выгляжу, современно - джинсы на мне по-модному драные, толстовка с броскими надписями, джинсовая же куртка с железками в нужных и в ненужных местах, все в стиле милитари, с карманами, я даже солнцезащитные очки нацепил, на ночь-то глядя... а что, стиль надо выдерживать. И волосы мне нравятся, длинные, всегда любил. И лицо парнишки, мною с мотоцикла снятого, меняется под меня - скулы стали более жесткими, а подбородок - более четким.

Похолодало, и я засунул руки в карманы, выйдя из здания. И дождь моросит. А вот зонт брать в руки не хочу, это не в моем духе. Уж точно, что не сахарный, не растаю.

Поднимаю голову к темному небу - кто меня звал-то?

Сзади мне на плечо опускается рука, и я слышу негромкое:

- Привет.

Сговорились они все руки свои класть мне на плечи сзади, что ли?

Оборачиваюсь. М-да... вот этого я тем более не ожидал.

- Давно не виделись, - киваю ему.

Ох, как давно... тысячелетия два? Он мрачен, прямо-таки удивительно мрачен. Я никогда его таким не видел. Кто не догадался - это некто архангел Гавриил.

Я молчу. Он молчит.

Он выглядит так же, как и раньше, когда был моим другом. Когда мы были равны. Когда мы оба были - ангелы. У него бесстрастно-правильное лицо, какое было когда-то и у меня. Золотистые волосы ниспадают на плечи. Именно так - торжественно ниспадают. Голубые глаза, как положено. И даже его кожа выглядит необычно здоровой и загорелой для землянина. Хорошо хоть румянца на щеках нет, а то бы он выглядел точь-в-точь как богатырь из сказки. Он выше меня на полголовы, наверно, чтобы я не забывался.

Только вот одет он тоже бесстрастно и даже немного старомодно. В светлый классический костюм. А может, и наоборот - он просто одет прилично, в отличие от меня, одетого, как оборванец.

Продолжаю молчать, потому что это не я его звал. Мне ему сказать нечего. Меня слишком многое от него отделяет. Или отдаляет. Не важно, в общем, суть вы поняли. Я не то, что на другой стороне баррикад - а вроде как изгой и отщепенец.

А вот почему он молчит - не понимаю. Если звал - то говори, зачем. А не хочешь говорить - ну и лети себе назад, божья коровка, улети на небо, там твои детки кушают котлетки.

И тут мне становится больно - я вижу его крылья. Едва заметные, да и то периферийным зрением - только зыбкое марево в форме крыльев. Такие же, как и раньше.

Если ты чистотой и непорочностью своих крылышек прилетел похвастаться - так для этого ты выбрал не лучшее время, думаю я.

- Пойдем что ли кофе выпьем, - наконец-то выдает главный среди ангелов.

- Пойдем, - соглашаюсь, - только... не смотри на меня так... жалостливо... мне это не нужно.

Он кивает, и мы с ним идем.

И приходим мы в "Глобус". В наземный "Глобус". Там на втором этаже есть кафе, правда, полноценным кафе это не назовешь, но этим-то оно и привлекает. Меня, например, привлекает. Столики и удобные синие кресла стоят прямо под стеклянной стеной, в рядок, один за другим. Вроде и кафе, а скученности народу нет. Сидишь у такого столика, застланного настоящей приличной скатертью, и чувствуешь себя чуть ли не дома.

А по стеклянной стене "Глобуса" барабанит дождь, и вода течет ручейками. А там, за стеной, светится искаженными водой огнями Крещатик и Майдан Незалежности - центральная площадь хорошей страны Украины.

И кофе здесь варят удивительно вкусный.

Гавриил пробует кофе, довольно кивает, и задумчиво его выпивает. Всю чашечку.

Я подзываю официантку и заказываю ей сразу пять кофе. Потом улыбаюсь и уточняю:

- А еще лучше - шесть.

Гавриил неодобрительно качает головой. И выпивает и мой кофе, к которому я еще не успел притронуться.

Устраиваюсь поудобнее в кресле, разваливаюсь вольготно, расслабляю плечи, щелкаю пальцами, и из динамиков льется та же музыка, что произвела на меня впечатление вчера: обработка "Enjoy The Silence" Depeche Mode.

Гавриил слушает, снова кивает:

- Я не сомневался, что ты в курсе всех новинок. Только по моему мнению, наслаждаться тишиной надо немного под другую музыку.

- Ага, - теперь моя очередь кивать, - под щебетание райских птиц.

- Хороший кофе, - он делится со мной еще одним своим мнением и берет в руки очередную чашечку.

- А спать потом сможешь? - интересуюсь почти безразлично, так, с легким любопытством.

- А спать, Люцифер, я уже давно не могу.

И вечер перестает быть томным. Неужели у него проблемы? Такие проблемы, что он считает возможным поделиться ими со мной, его заклятым врагом, его заклятым другом?

- А ты хорошо выглядишь, - продолжает высказывать свои наблюдения Гавриил, - как всегда, современный, модный, отвязный, вызывающий.

И я не совсем понимаю, это комплимент, или все-таки шпилька.

Он невозмутимо продолжает:

- Это удивительно, учитывая твое положение.

- А что такое с моим положением? - спрашиваю я и почти сразу восклицаю радостно, - неужели я беременный?

- Не смешно, - Гавриил поглядывает вокруг, он прав, на нас уже обращают внимание.

Обвожу взглядом излишне любопытных украинцев, и они перестают нас замечать.

- Я все знаю, Люцифер, - вздыхает он.

- А чего вздыхаешь, чего тогда не радуешься? - спрашиваю прямо.