СТОЛЯРОВ решил, что западло ему числиться фантастом. Придумал литературное течение, назвал турбореализмом. Мастеровитый фантаст и единственный в своем роде турбореалист - почувствуйте разницу! Что такое турбореализм - объясняет подробно-пафосно-путано. У внимающих единственная ассоциация - Карлсон с пропеллером в заднице: "Я мужчина в полном расцвете лет! Мы тут плюшками балуемся..." Хоть горшком назовись... Хоть чучелом, хоть тушкой...

ПРОЗАИК Богачук, облазивший Афганистан вдоль и поперек в пору Той Самой Кампании, обрел философское отношение к уходу в другой мир. - Все люди, - говорит, - празднуют свой день рождения, а мы с приятелем ежегодно празднуем день нашей будущей смерти. - ?! - А она произойдет 16 ноября 2017 года. И у него, и у меня. - ?! - А очень просто! 7 ноября 2017 - столетие Великого Октября. Ну, мы с приятелем, разумеется, наколдыримся по этому поводу. А возраст уже преклонный, и сердечко нам откажет. Нас - в реанимацию. За недельку (обычный срок) откачают и выпустят. Как раз 15 ноября. А тут, 15-го, как раз получка! Мы, само собой, по этому поводу опять и сразу наколдыримся! И уж по второму разу нас не откачают... Так что - 16. 11. 2017.

ПРОЗАИК Богачук, обретший философское отношение к уходу в другой мир, завещает: - А на кладбище перед тем, как тело предадут земле, пусть почетная рота даст залп над могилой. Но из газового оружия. Хочу наверняка быть уверенным, что на моих похоронах уж точно все будут плакать.

В ТОГДА ЕЩЕ советских Дубултах на очередном всесоюзном семинаре фантастов и приключенцев прозаики Богачук с Измайловым живут в одном номере и ни в чем себе не отказывают. Ни в молдавском коньяке "Белый аист", ни в сухих грузинских винах (и того, и другого в Дубултах почему-то - хоть залейся!). В общем, гусарят Богачук с Измайловым, еще и угощают всех приходящих. И тут в предпоследний день кончаются деньги. А имидж уже создан. И негоже терять лицо. - Лёня! - говорит хозяйственный Измайлов. - Идея! Потихоньку набиваем чемоданы пустыми бутылками, потихоньку идем и сдаем их, а на вырученные деньги продолжим гусарить. - Где мы их возьмем?! - кручинится Богачук. - Идея хорошая, но не по номерам же нам ходить собирать... - Дык, наши же бутылки! - втолковывает хозяйственный Измайлов. - Я их не в коридор выставлял, а на антресоли запихивал. Как знал, что пригодятся. - О! - говорит Богачук. Выгребли пустую тару с антрессик пересчитали, разделили-умножили - аккурат на три "Белых аиста"! Набили чемоданы и украдкой поспешили в пункт приема. Сдают бутылку за бутылкой в окошко, а сами поминутно оглядываются, стесняются. Как бы кто из семинаристов не прошел мимо, не застукал. И тут приемщик, латышская флегма, вдруг заявляет: - А эту я не приму. - Па-ачему?! - взорал Измайлов, Все ведь сосчитано. И без эдакой мелочи не бывать трем "Белым аистам", только два. - Па-ачему?! - Она полная! Глядим - действительно! "Белый аист". Нераспечатанный. Ну, ладно, Богачук с Измайловым - идиоты, в спешке-то. Но приемщик-то, приемщик! Полная, да... Прогусарили напоследок всю ночь. Имидж!

В ТОГДА ЕЩЕ советских Дубултах группка семинаристов решила выбраться в Ригу, пройтись, поглазеть. Миша Успенский, Славочка Рыбаков, Богачук, волгоградский Лукин. И, само собой, Измайлов. Само собой - потому что не будь в той группке Измайлова, Латвия (с Ригой и Дубултами включительно), возможно, осталась бы советской. Идут, значит, русские писатели по Риге, шутками обмениваются, гогочут, не без интереса глазеют на кучки латышских граждан с непонятными флагами и транспарантами - там и сям. Как раз в ту пору национальное самосознание у прибалтов только-только начало просыпаться. М-да... А навстречу этим самым русским писателям - советский солдатик, зачуханный, пугливый. Заслышал родную речь и шасть к ним, к писателям: - Разрешите прикурить? Неизвестно, какая вожжа под хвост Измайлову попала (это у него надо спросить), но он, очкастый блондин, вдруг сквозь зубы с диким прибалтийским акцентом надменно отвечает советскому солдатику: - Найди сепе ф эт-том короде русского и у него прику-у-урифффай! Солдатика ветром сдуло. А группка семинаристов дальше пошла, обмениваясь шутками и гогоча. Через месяц же началось... При встрече в компаниях собратьев по перу Миша Успенский регулярно произносит значительным тоном: - А я зна-аю, кто виноват в том, что Прибалтика от нас отделилась, зна-аю... - и глаза проницательные-проницательные...

МИША УСПЕНСКИЙ в пору крайней молодости, еще никакой не классик, работал в издательстве, специализирующемся на детской литературе. И выпускает оно, издательство, книжку-раскладушку для малышей - сказку "Длинноухий зайчик". Половину тиража отпечатывает, и - стоп! Ошибка! В заголовке ошибка! Под нож тираж, под нож!.. И тираж - под нож. - Но хоть один экземпляр для себя сохранил? - тщетно надеются собратья по перу годы и годы спустя. - Нет. Кто ж знал... - сокрушается Миша Успенский. Жаль. Экий был бы раритет!.. Наборщица совершила тривиальную ошибку, перескок буквы в названии "Длинноухий зайчик" - и была бы, сохранись хоть экземпляр, замечательная детская сказка... "Длиннохуий зайчик". Крупнокегельно так, на обложке... Фрейд опять же понуро курит в сторонке.

В КРАСНОЯРСКЕ случился конгресс фантастов. Участников такового поселили за городом, на бывшей обкомовской даче. Кормили и поили хорошо. Но захотелось домашненького. И красноярский абориген Миша Успенский предложил Измайлову поехать к нему домой, в город, - посидеть-пообщаться и вообще. Согласился Измайлов. А Успенский говорит: - Сейчас я только вещи свои соберу. Выйдем на дорогу, "проголосуем" и через полчаса мы дома. Среди вещей оказался приз, врученный Успенскому по итогам конгресса, натуральный полутораметровый двуручный меч ("Меч в камне"? "Меч в зеркале"? "Меч в жопе"?). Никак и никуда тот приз не помещался. И Успенский сотворил себе перевязь из мохнатого-цветастого-длинного шарфика, приспособил к ней "Меч в жопе" и, с дребезжанием волоча приз по земле, вышел на трассу - "голосовать". - Вот сволочи! - искренне удивлялся. - Все мимо и мимо! Никто даже не притормозит! Вот сволочи! Дома были через три часа - случайная "милицейка" с мигалкой подобрала-таки, заинтересовалась. Слава Богу!