ОДИН МОЙ ХОРОШИЙ ПРИЯТЕЛЬ в угарный период прогуливал очередную даму сердца по Летнему саду (а более вести ее было некуда - денег ни шиша!). Солнце, травка, статуи, ветерок с Невы, идиллия! Но... чего-то не хватает. И он возвел очи горе и выплеснул вслух абсолютно искренне, доверительно: - Оч-чень хочется денег! Дама сердца резко прильнула и - глаза в глаза - абсолютно искренне, доверительно: - Какой-то ты не такой, как все!.

ОДИН МОЙ ХОРОШИЙ ПРИЯТЕЛЬ имел счастливый талант не ссориться с дамами сердца по прошествии угарного периода, но превращать их (постфактум) в близких платонических подруг. Само собой, все дамы сердца так или иначе (постфактум) становились персонажами его книг и никоим образом против этого не возражали. Лишь одна дама сердца возразила. Но не постфактум, а еще в угарный период. Прочитала она книжки одного моего хорошего писателя и так, между прочим, so-so, la-la, вдруг сказала с неподдельной угрозой: - Только попробуй меня в своей писанине когда-нибудь вывести! Только попробуй. Он и не стал пробовать. Ни в угарный период, ни потом. Дюжина романов у него вышла потом, и - ни-ни. А с той дамой сердца, как водится, сохранились близкие-платонические... Единственное что - разонравилось ей творчество одного моего хорошего приятеля: - Абсолютно, - говорит, - не могу читать твоих последних книг! Не то чтобы не интересно... Понимаешь, ты какой-то другой стал. Чего-то в них не хватает. Очень не хватает!..

УМНАЯ ЖЕНА референта посмотрела "8 1/2" Феллини в Доме писателя. Долго молчала. Потом сказала: - Творчество писателя - это предательство своих близких...

ОНА ЖЕ, умная жена референта, сказала про Витю Пелевина еще в период его произрастания: - Он хронически умеет писать... - Долго молчала. Потом сказала: - Но это совсем не значит, что из него получится хороший писатель...

ДАВНЫМ-ДАВНО, еще на заре Застоя, поэт Дмитрий Толстоба столкнулся с прозой. Жизни. Суровой. Он впервые и ненадолго женился. И родился у него цикл про себя и жену от первого брака. Так и назвал - "Я и моя жена". "Идем в гости. - Какую куртку мне надеть? - спрашиваю. - Синюю, - говорит жена. Надеваю синюю... Идем в гости через неделю. - Какую куртку мне надеть? - спрашиваю. - Зеленую, - говорит жена. Надеваю зеленую... У меня две куртки - синяя и зеленая. ...................... - Жена, - кричу в телефонную трубку, - я выиграл "Москвич"! Не верит. Называю номер билета. Не верит. Приезжаю к ней на машине. Не верит. Строим гараж. Не верит. Едем на юг. Не верит. Возвращаемся. Не верит. Она мне не всегда верит. ............... - Жена, - говорю, - ухожу в турпоход. Она молчит. Влезаю в джинсы. Молчит. Собираю рюкзак. Молчит. Обуваюсь. Молчит. Вытряхиваю из пепельниц окурки. Молчит. Проверяю газ. Беру рюкзак. Выхожу в коридор. - Может быть, ты все-таки останешься? - говорит она. Я остаюсь. ................. - Что-то у нас не так, - говорит жена. - Не так, - соглашаюсь я. - Плохо как-то. Пусто. - Пусто, - соглашаюсь я. - Понимаешь, о чем я? - Понимаю, - говорю я. - Дальше так нельзя. - Нельзя, - соглашаюсь я. - Надо решать! - Решай, - говорю я. - Я давно решила, - говорит она. - Да? - говорю я. - Передвинем шкаф и... купим телефонный столик. Двигаю шкаф. Покупаю столик". ...Измайлов, тогда еще не референт, а журналист, тиснул эту вот часть цикла Толстобы в районной газете. И получил нагоняй от партийного столоначальника - за моральное разложение и разрушение здоровой советской семьи.

ОДИН МОЙ ХОРОШИЙ ПРИЯТЕЛЬ в пик медового месяца с женой от второго брака просидел за пишущей машинкой до глубокой ночи. Молодая жена от второго брака ходила вокруг да около, всячески стараясь глядеть на мужа нежно. Наконец не выдержала и заявила: - Делай со мной что хочешь, но я пошла спать! - Угу, - кивнул муж, не отрываясь от машинки. - Но только делай! Делай! - Что? - удивился муж, не отрываясь от машинки. - Что хочешь... - намекнула толще некуда жена. - Угу, - кивнул муж и так и не оторвался от машинки.

ОДИН МОЙ ХОРОШИЙ ПРИЯТЕЛЬ многие годы молчал, будто кадровый разведчик (каковым и был в прошлом), и наконец-то рассказал, почему на заре туманной юности сослуживцы припаяли ему прозвище "зять Председателя". Ему, приятелю, довелось когда-то протанцевать с дочкой Председателя. Под "Смело, товарищи, в ногу!" (иных песен, кроме революсьённых, в Китае на танцах не пели и не играли). А потом... А что было потом - один мой хороший приятель категорически возразил против обнародования. Как я могу возразить против возражения против обнародования?! Вот и не буду!..

КАК ДЯДЯ МИША Демиденко важного чиновника снял... Был такой, скажем, Хотюнин. Тот самый, который в группе товарищей настрочил донос о "сионистском шабаше" (том самом - с Довлатовым, Уфляндом, Кушнером и др.). После доноса Хотюнин все равно не стал писателем, но стал важным чиновником Лениздата, решающим судьбы-тиражи книг писателей. Еще слыл Хотюнин ориентированным нетрадиционно - в смысле интима. Фамилия, опять же, соответствующая. А дядя Миша Демиденко не любил Хотюнина - не в смысле интима, но вообще. И уже не раз предупреждал при случайных встречах: мол, не попадайся ты мне на глаза, что ли... Но Хотюнин все попадался и попадался - на глаза. Подружиться тщился или что? И вот он, Хотюнин, снова попался дяде Мише на глаза, пришел зачем-то в кабак Дома писателя. Демиденко демонстративно покидает кабак, даже кофе не допив (типа - отлучаюсь на минуточку, и, вернувшись, надеюсь кое-кого здесь не застать). Возвращается - и застает Хотюнина, который ко всему прочему прихлебывает кофеек из демиденковской чашечки. Тут дядя Миша и выносит проти-ив-ному выговор с занесением в лоб. То есть ревет на весь кабак: "Гомосексуалист!!!" (именно так, интеллигентно, а не хрущевским "пидорасом" или вовсе ненормативно) - и бьет Хотюнина аккуратно, но сильно. Демиденку кое-как утихомиривают, держа за руки и за ноги. А Хотюнин тем временем кое-как покидает помещение. Наутро тогдашний глава Лениздата звонит Воле, секретарю по оргработе, и обвиняет: - Ваш писатель вчера избил нашего сотрудника! Требуем примерно наказать дебошира! - Где избил? - В ресторане Дома писателя! - А что ВАШ сотрудник делал в НАШЕМ ресторане? И как он вообще туда попал? У нас вход только по членским билетам. Он, ваш сотрудник, ведь не член? холодно парирует Воля. Тем самым она, аппаратчик от бога, предоставляет главе Лениздата (и Хотюнину, и Хотюнину!) единственный шанс - дескать, ничего не было и быть не могло, забудем. Но тогдашний глава Лениздата на голову слаб. Причем не просто глуповат, а - клинически... (В частности, всерьез проектировал рытье тоннеля между Лениздатом и Смольным. Чтоб идеологические работники напрямую общались. И кафелем тоннель облицевать, а то и мрамором. Кадки с пальмами установить на каждом повороте...) Так вот, глава Лениздата не отступает и требует санкций. Ну, вызвали Демиденку на заседание рабочего секретариата, пожурили под протокол: - Как же вы так, Михал-Иваныч?! Доколе?! - Больше не буду! - прикинулся паинькой Демиденко. - То-то! Иди и больше не греши. А протокол в Лениздат отправили с нарочным - меры приняты. Таким образом история и получила широкую огласку... После чего Утех... то бишь Хотюнина с должности сняли. Негоже быть одновременно с битой мордой и важным чином. Что-то одно, пожалуйста...