К утру ветер несколько стих. Море стало успокаиваться. Я взял бот и шлюпки на буксир, потащил к "Минску".

Подхожу к лидеру, докладываю обстановку и спрашиваю: куда деть раненых?

Мне приказывают высадить их на тральщик и миноносец "Скорый". А тут, как назло, обстрел. Один из тральщиков ход дал, отказался принимать раненых. Другой взял только со шлюпок и с бота.

Миноносец "Скорый" тоже снялся с якоря, но для нас застопорил ход. Командир кричит в мегафон:

- Подходи к борту, быстрей перебрасывай.

Я мигом к нему. Зацепился и давай раненых передавать. Тут вдруг один снаряд метрах в сорока плюхается... вверх столб воды поднимает. Второй...

Командир миноносца кричит: "В вилку берут... отваливай!" И ход дает. Старшины мои чего - то замешкались, швартовы порвало, катер не так развернулся... В суете миноносец зацепил нас носом, проломил восьмиместный кубрик и потянул за собой... Чуть катер не опрокинул. Хорошо, что МО деревянный, плавает, как пробка. Удержались.

Пришлось отойти подальше от маневрирующих кораблей и падавших снарядов, чтобы завести на пробоину пластырь.

На пластырь пошли два одеяла, вся фанера и лист железа. Механик, повиснув над бортом, помогал боцману и старшинам.

С заплатой на боку катер имел весьма неказистый вид. Меня запросили:

- Сумеете ли идти своим ходом?

- Сумею, - ответил я. - Дойду.

- Тогда заправляйтесь горючим, пойдете в охранение "малютки".

И мне назначили место в походном ордере.

Отходившие с фронта войска с ходу грузились на транспорты.

В непрерывном грохоте артиллерии трудно было расслышать человеческие голоса. Но паники и суматохи не наблюдалось. Боцманы жестами руководили посадкой, а уставшие пехотинцы безропотно им подчинялись. Поднявшись по трапам и заняв отведенные места, они мгновенно засыпали. Никакая сила уже не могла разбудить вышедших из многодневных боев солдат.

Загруженные транспорты отваливали от пирсов и уходили в море. Бой не прекращался. Крейсер и миноносец, курсируя по заливу, били из пушек по противнику, не позволяя ему ворваться в город, подойти к пристаням.

В двенадцатом часу по условленному сигналу стали сниматься с якорей многопалубные океанские транспорты и выстраиваться в кильватер за тихоходными тральщиками "ижорцами" и "рыбинцами". Издали казалось, что за крошечными птенцами выводком плывут дородные гусыни.

Охранять перегруженные суда отправились пять катеров МО и миноносец "Свирепый".

В два часа в путь отправился второй караван. В это время в небе показались немецкие самолеты - разведчики.

Минеры заканчивали свою работу: вверх взлетали склады и причалы в портах. Минные заградители сбрасывали свой груз, чтобы противник не сразу мог войти в бухты.

Таллинн горел. Густой и черный дым так застилал солнце, что едва приметны были его контуры. Днем стало пасмурно, словно наступила ночь.

В четыре часа двинулись в путь главные силы Балтийского флота: крейсер "Киров", лидер "Ленинград", эскадренные миноносцы и подводные лодки.

Я нашел подводную лодку "малютку" и занял свое место левее ее.

Последними покидали Таллиннский рейд корабли прикрытия - лидер "Минск", быстроходные эсминцы, тральщики, сторожевики, минзаги и катера. Дав последний залп по противнику, отряд развил хорошую скорость и стал догонять нас.

Вскоре авиация принялась бомбить тихоходы, а с наступлением сумерек фрицы начали обстреливать из береговых батарей.

"Киров" и миноносцы открыли по правому берегу ответный огонь. А нам, катерникам, приказали поставить дымовую завесу.

Грохоту было много. Потом стемнело, надобность в дымзавесах отпала. Я вернулся к "малютке".

Вскоре корабли застопорили ход, в воду полетели якоря. Многие останавливались прямо на минных полях. Подводная лодка пошла дальше.

То впереди, то позади раздавались взрывы. Но что в темноте происходило - трудно было понять. Горизонт то и дело озарялся вспышками..."

Подробней рассказал об этой ночи и следующем дне командир катера МО 210 лейтенант Валентин Панцирный.

"Мы покинули Таллиннский рейд с кораблями последнего каравана. Катера нашего дивизиона шли в охранении старых миноносцев типа "Новик". Я был в распоряжении командира миноносца "Артем".

Мы шли концевыми. Крупные транспорты двигались за тральщиками впереди. Темнота надвигалась быстро. В сумерках мы видели перед собой силуэты впереди идущих кораблей и пенистый кильватерный след.

Вскоре горизонт озарился огромной вспышкой и до нас докатился протяжный гул, похожий на раскаты грома. Мы в это время уже находились за маяком Кэри. Корабли почему - то начали замедлять ход и через каких-нибудь полчаса совсем остановились. Это было опасно.

Я недоумевал: "Кто это так распорядился? Ведь в училище нам вдалбливали, что ни в коем случае нельзя останавливаться на минном поле. Надо быстрей идти вперед, только вперед. Иначе мы становимся неподвижными мишенями".

Корабли все же продолжали стоять. До нас доносились какие - то неясные человеческие голоса: не то крики о помощи, не то команды.

Командир миноносца "Калинин" в мегафон приказал катеру МО - 211 пойти вперед и выяснить, что там случилось.

Катер ушел и довольно быстро вернулся. Командир МО - 211 подошел почти вплотную к "Калинину" и стал докладывать. О чем он говорил, я не разобрал, потому что в этот момент вспышка выхватила из тьмы и катер, и миноносец. Она была такой резкой, что я на время ослеп. Грохот ударил в уши, и горячая воздушная волна чуть не сбросила меня с мостика...

Когда я вновь обрел зрение, то был потрясен: на том месте, где еще недавно виднелись миноносец и катер, было пусто, только что - то хлюпало и клокотало в волнах. Не доверяя своему зрению, я дал ход катеру и пошел вперед, чтобы убедиться: не мерещится ли мне?

Зрение мое восстановилось, я хорошо видел, как в пузырящейся воде крутились обломки, тряпки и барахтались люди. Мои матросы начали подбирать тонущих. И в это время море вновь озарилось яркой вспышкой... Один за другим прогрохотали два мощных взрыва.

Почти одновременно подорвались мой "Артем" и "Володарский". Мне показалось, что их торпедировали. Велев приготовить глубинные бомбы, я ринулся в ту часть моря, где, по моим расчетам, могла находиться немецкая субмарина. Но разве во тьме разглядишь перископ или след от него?

Чтобы пугнуть гитлеровских подводников, я сбросил несколько глубинных бомб и вернулся к месту катастрофы. Из пучины, проглотившей корабли, бурно всплывал мазут и пузырился среди барахтавшихся в воде людей...

- Разъедает глаза... скорей вытаскивайте! - кричали плававшие.

Мои краснофлотцы, привязав к бросательным концам пробковые круги, стали выуживать тех, кто имел силы уцепиться. Одним из первых они вытащили старшину радистов Сорокина. Он плавал на МО - 211.

- Где ваш катер? - спросил я у него.

- Не знаю, меня снесло с палубы, - ответил Сорокин. - Я поплыл к "Артему" и опять попал в беду.

Спасенные просили пить. Их тошнило. Мазут разъедал глаза. И нечем было промывать. У нас кончилась пресная вода.

Подобрав из воды человек пятьдесят, я решил самостоятельно догнать корабли, ушедшие дальше, так как охранять мне уже было некого.

Несмотря на мглу, лишь изредка озаряемую вспышками взрывов, я шел полным ходом мимо застывших на минном поле транспортов. Чтобы не налететь в темноте на всплывшую мину, я выставил на носу двух впередсмотрящих, самых зорких старшин.

Часа через два мы увидели на горизонте силуэты крупных кораблей. "Эскадра", - догадался я, и дальше идти не решился. Малым кораблям в ночное время без вызова запрещено подходить к миноносцам и крейсерам. Они могут принять тебя за противника и расстрелять без предупреждения.

Выключив моторы, я стал ждать рассвета. Вскоре нас придрейфовало к МО 142. Он, оказывается, шел в конвое эскадры, но из - за течи и повреждения мотора отстал, а теперь, так же как я, боялся приблизиться к своему конвою.