По левой стороне дороги зеленели аллеи Риджентпарка, с правой высилась чугунная ограда прихода Святой Екатерины. Прямо за огороженной территорией церкви, укрываясь в тени деревьев, тянулся ряд внушительных домов, выделявшихся на фоне пыльной листвы.

Дом номер 1 по Глочестер-Гейт — наконец он увидел его.

Смеркалось. Из парка доносился птичий гомон. Дневной жар еще окутывал улицу в центре Лондона, странно напоминавшую деревенскую. Мужчина замедлил шаг, а затем и вовсе остановился, ухватившись за один из прутьев ограды. Что это? Неужели паника? Очень похоже…

Множество раз представляя себе возвращение домой, он не ожидал такого поворота событий. За семь лет все здесь слишком изменилось. Пусть не разрушилось полностью, но стало совершенно иным.

Сегодня днем он решил, что уже осознал это изменение в полной мере. Но человеку свойственно ошибаться — осознание начиналось только сейчас. Ему — сэру Дональду Холдену, майору, предположительно погибшему вместе с 4-м Глибширским, — сегодняшний день показался вечностью. Сейчас перед его взором представал не белый особняк с величественными колоннами, где его могла ждать Силия, а 307-я комната в военном министерстве и сидящий за столом Уоррендер.

— Ты хочешь сказать, — Холден словно услышал собственный голос со стороны, — что уже больше года меня считают мертвым?

Уоррендер даже не пожал плечами — это был бы слишком трудоемкий жест, — лишь дернул верхней губой, подтверждая сказанное.

— Боюсь, старина, именно так, — признался он.

Дональд не мог скрыть изумления:

— Но как же Силия?..

— Вот те раз! Так ты что, женат?

Воцарившееся в комнате молчание еще больше подчеркнул щелчок колпачка авторучки. Человек за столом вертел ее, словно собираясь что-то записать.

— Мы с тобой оба знаем, — Уоррендер наконец нарушил тишину, — что, если какому-нибудь парню поручают опасную работу, вроде твоей, когда мы вынуждены делать вид, что он по-прежнему приписан к своему полку, ему разрешается сообщить об этом жене и своему адвокату. По-другому бывает только в книжках да в кино. Знаешь, мы все-таки умеем относиться к людям по-человечески.

— Но я не женат, — вяло возразил Холден.

— Значит, помолвлен?

— Нет, даже не помолвлен, — откликнулся майор. — Я не предлагал ей руку и сердце.

— Ах вот оно что, — пробормотал собеседник со вздохом облегчения и, словно ставя точку на неприятной теме, водрузил колпачок авторучки на место. — Тогда другое дело. А то я было испугался, что проворонил важное событие.

— Нет, ты ничего не проворонил, — отозвался Дональд. — И как давно я считаюсь мертвым?

— Если мне не изменяет память, ты погиб во время штурма, — смущенно заговорил Уоррендер. — Эх, забыл я название этого местечка… Но если хочешь, могу прямо сейчас выяснить по документам. Точно помню, что это случилось в апреле, перед самым концом войны. С того дня прошел год и три с небольшим месяца. Неужели Каппельман не сказал тебе?

— Нет, — пожал плечами Холден.

— Черт бы побрал его безалаберность! — воскликнул хозяин кабинета. — Тебя представили к награде, все газеты об этом трезвонили.

— Спасибо.

— Слушай… — начал было Уоррендер, но осекся и вскочил из-за стола; он выглядел худущим и измотанным, хотя был всего на каких-нибудь лет пять старше самого Холдена. Постукивая костяшками пальцев о стол, мужчина продолжил: — Когда Джерри раскололся, это послужило сигналом к бегству для остальных. Фон Штебен удрал в Италию, и нам позарез нужно было его поймать. Ты был тем человеком, который сумел это сделать. Но у противника тоже существует разведывательная служба. Итак, ты «умер», как и некоторые другие наши люди, и получил прекрасный шанс выиграть. В итоге ты поймал Штебена. Старик, помнится, был очень доволен этим делом. Слушай, неужели ты действительно не стремился к подобной награде?

— Господи, нет, конечно! — заявил Дональд.

Собеседник погрустнел:

— Сейчас это уже не важно. — Он глянул в окно, выходившее на Уайтхолл. — Война окончилась год и три месяца назад. Ты больше не служишь ни в армии, ни в МИ-5, ни где-то еще. Но ты хоть понимаешь, что совсем недавно подобная похвала значила чертовски много?

Майор покачал головой.

— Я и не жалуюсь, — ответил майор, задумчиво глядя на приятеля. — Я только… тяжело привыкать ко всему этому.

— Свыкнешься, — произнес Уоррендер и вдруг спросил: — Слушай, куда ты смотришь?

— На тебя, — отозвался Холден. — Ты поседел, а я заметил это только сейчас.

Они снова погрузились в молчание, нарушаемое лишь шумом транспорта, доносившегося с Уайтхолла. Потом Уоррендер невольно пригладил волосы тощей рукой и скривился в улыбке.

— Знаешь, я тоже не замечал, — заявил он. — Пока война не кончилась.

— Ну ладно, пойду я, — неловко проговорил Холден и протянул приятелю руку. Тот пожал ее.

— До свидания, старик. Удачи тебе. Ты бы как-нибудь позвонил, может, сходим пообедаем вместе.

— Спасибо, обязательно, — кивнул Дональд.

И, не отдавая чести, так как был в штатском, майор направился к двери. Холден уже взялся за ручку, когда Уоррендер, поколебавшись, окликнул его:

— Подожди, Дон!

— Да? — отозвался тот.

— Черт возьми! — взорвался человек за столом. — Я тебе больше не начальник. Можешь ты нормально поговорить со старым приятелем?

— Да говорить особенно не о чем.

— В аду тебе будет не о чем говорить! — отрезал собеседник. — Иди сюда. Садись и возьми сигарету.

Холден не торопясь вернулся, испытывая облегчение, которое он не позволил бы заметить даже Уоррендеру. Дональд опустился на обшарпанный стул рядом со старым товарищем, который, попыхивая сигаретой, придвинул ему пачку и тоже сел. Дым от двух сигарет вяло колыхался в спертом, казенном воздухе кабинета.

— А вот ты совсем не поседел, — укоризненно заметил Уоррендер. — Ты совершенно здоров, вот только нервы… К тому же у тебя на редкость светлая голова, подобная… подобная… короче, я часто завидовал тебе. Минутку!.. Подожди-ка… — Он замолчал и задумчиво прищурился. — О боже, столько всего приходится держать в голове! — Он ткнул сигаретой в сторону стеллажей, плотно уставленных папками. — Два года назад! Ты ведь титул получил, правильно?

— Да, — коротко подтвердил Дон. — Баронета.

Приятель присвистнул:

— А в деньгах это как-то выражается?

— Очень приличная сумма, по-моему. Только, помнится мне, — Холден выпустил клуб дыма, — что я считаюсь погибшим. Поэтому мои деньги наверняка уже достались кому-то другому.

— Ну сколько раз тебе повторять, — простонал Уоррендер с официально-мученическим видом, — что только в кино военное министерство информирует адвокатов тех ребят из разведки, которых решено считать погибшими. У тебя все в порядке: твоему адвокату сообщили.

— Вот как? — вежливо удивился Холден.

— Так что не бери в голову, — успокоил собеседник и, оживившись, уточнил: — Значит, теперь вы сэр Дональд? Поздравляю. И как вы себя ощущаете?

— Не знаю. — Дон пожал плечами. — Нормально.

Приятель смерил его проницательным взглядом:

— А вот тут, мой дорогой друг, позвольте вам не поверить. — В его тоне слышалась искренняя озабоченность. — Боюсь, после выполнения последнего задания в Италии вы чуточку повредились мозгами. Почему вы не ликуете и не пляшете фанданго? — Он на секунду замолк. — Неужто из-за этой Силии?

— Да.

— Так-так… А фамилия ее?

— Деверо, — тихо произнес майор. — Силия Деверо.

Со своего стула Холден мог видеть на рабочем столе Уоррендера маленький перекидной календарь и страницу с красной цифрой «10». Среда, 10 июля. Воспоминание оказалось столь ярким, что он на мгновение зажмурился. Потом поднялся и подошел к окну.

После относительной прохлады кабинета уличный жар, плавивший мостовую Уайтхолла, казался нестерпимым. На смену самому дождливому за последнюю четверть века июню пришел раскаленный июль; палящее солнце слепило глаза, кровь почти вскипала в жилах. Мимо протарахтел красный автобус, поблескивая свежей краской на некогда обшарпанных боках. Мешки с песком, колючая проволока — все эти знаки войны уже были убраны с Уайтхолла, и восстановилось нормальное движение транспорта. Семь лет…