— Переплыть ров? — задумчиво спросил Холден.
— Вот именно! Разгадка здесь. Куда как неразумно раздеваться и проникать в дом нагишом, даже если б дело происходило и не холодной декабрьской ночью. Значит, вам придется как-то объяснить на следующий день хозяевам или слугам, почему вся ваша одежда мокрая. Но если вы намочили ее до того, ни у кого не возникнет подозрений. Далее. В рассказе Торли Марша о ночи убийства была одна поразившая меня деталь. Помните, он сказал, что Марго среди ночи, видимо, принимала ванну? Он подумал так, как он сам же и объяснил, потому что пол в ванной был мокрый, а на краю самой ванны лежало полотенце. Но такое объяснение показалось мне неубедительным, поскольку я к тому времени уже слышал по меньшей мере от двоих людей, что в среду вечером в «Касуолле» не было горячей воды и устранить поломку удалось только на следующий день. Даже чтобы умыться, воду приходилось носить наверх в ведерках. — Доктор Фелл посмотрел на Силию: — Вы верите, дорогая моя, что ваша сестра стала бы принимать холодную ванну посреди ночи в конце декабря?
— Это полная чушь! — вскричала Силия. — Марго не выносила холода! Я даже, помнится, сама говорила вам об этом тогда, в церковном дворе.
— Ага! И что еще вы нам говорили?
— Что?
— Если мне не изменяет память, вы сказали, что окно в ванной не запирается.
— Д-да… Его створки не сходятся.
— А что находится за этим окном? — поинтересовался доктор Фелл.
На этот вопрос ответил Холден:
— Толстая вертикальная канализационная труба. Помню, я видел ее из окна галереи, когда читал на стекле вашу записку.
— Как по-вашему, Ронни Меррик, человек молодой и ловкий, мог бы взобраться по трубе?
— Нет сомнения. Он был отличным верхолазом; ему удавалось даже забираться на шпиль касуоллской церкви.
— Итак, — заключил доктор Фелл, — теперь нам понятно, что лужа на полу в ванной осталась не потому, что кто-то принимал ванну. Но, к сожалению, Торли Марш надел шлепанцы перед тем, как зайти в спальню жены. Если бы на нем только не было шлепанцев! Тогда бы он наверняка заметил мокрые следы, оставленные тем, кто проник в ванную через незапирающееся окно. Следы молодого человека, снедаемого ненавистью к даме своего сердца и дошедшего до убийства.
Силия соскользнула с подлокотника кресла:
— Доктор, вы проницательны, как сам дьявол!
Доктор Фелл, похожий скорее на всклокоченного воробья, прищурился на нее поверх очков:
— Неужели?
— Вы все разложили по полочкам, — дрожа проговорила Силия. — Ваши доводы прочны… как веревка на виселице. Но… пожалуйста. Меня не волнуют доводы. Я хочу знать — почему? Почему они поступили так? Как мог Ронни совершить такую ужасную вещь? Зачем Марго…
— Ну да, — пробормотал доктор. — Ронни Меррик… Представьте себе молодого человека, — начал он наконец, — с байронической внешностью, еще не оперившегося, но, по общему признанию, очень талантливого, привыкшего, что любой его каприз исполняется. Он всегда получал все, что хотел. И вот теперь он захотел Дорис Локи. Понимаете — его любовь к Дорис была искренней, романтической и слепой! Конечно, он любил не Дорис, а какую-то вымышленную девушку, но такое часто случается с молодыми людьми. Он любил Дорис сильно и надеялся жениться на ней — отметьте это особо, потому что это желание и привело его к убийству. Что же до вашей сестры… — Доктор Фелл замялся.
— Доктор Фелл, — взмолилась Силия, — пожалуйста, не нужно деликатничать. Я хочу знать все!
— Историю их романа вы можете узнать из писем, которые она писала как дневник, но не отправляла. Я прочел их сегодня все, но не советую вам этого делать. Разрази меня гром, какая удача, что их не придется зачитывать в суде! Что же до нашего мальчика, то поначалу эта связь льстила ему. Гордость победителя. Хотя временами он чувствовал себя и пленником тоже, одурманенный сильнейшим наркотиком на этом свете. А потом, как это всегда случается со всеми желторотыми выпускниками закрытых пансионов, он ощутил себя униженным. Это все так разительно отличалось от того, что он испытывал — или думал, что испытывает, — по отношению к Дорис Локи. И он возненавидел Марго. А ее страсть со временем только распалялась. Он полностью охладел к ней, а она сделалась как одержимая и, к его ужасу, завела речь о браке. Торли Марш, который явно был в курсе всего, перепугался не меньше. Вы не задумывались, почему Торли Марш относился к юному Меррику с такой неприязнью? — Доктор Фелл посмотрел на Холдена: — Помните, как он, рассказывая вам о смерти жены, вдруг разразился целой тирадой? Можно назвать и другие случаи.
— Да, — согласился Холден. — Когда Торли и Дорис признались Локи, что собираются пожениться, Торли заметил Меррика и сделался мрачнее тучи. Он чуть ли не выставил парня из дома.
— Ну вот. Но с чего бы это? Ревность к Дорис? Клянусь памятью предков, нет! Торли знал, что девушка предпочла его, это было ясно как день. А когда выбрали тебя, ты не станешь ненавидеть побежденного соперника. Скорее ты станешь считать его отличным парнем, которому немного не повезло. Я намекнул вам на это, когда спросил, как вы относитесь к Дереку Херст-Гору. Теперь вам понятно, почему Торли Марш хотел сохранить все в тайне и почему он никогда не согласился бы на развод?
— Кажется, да, — пробормотала Силия. — Он боялся стать посмешищем.
— Вот именно! Если бы она развелась с ним или он — с ней, все равно правда вылезла бы наружу, к удовольствию всех его знакомых и приятелей. «Представляете? — радостно провозглашалось бы в клубе. — Жена Марша бросила его ради двадцатилетнего мальчишки! Вот это да!» А попытайся он объяснить кому-нибудь, что его жена истеричка, не выносящая его прикосновений, его в лучшем случае сочли бы грубияном, а в худшем — еще больше посмеялись бы.
Холдену вспомнилась еще одна сцена.
— «Выставить себя на посмешище», — произнес он. — Так сказал Херст-Гор, когда вы пытались убедить Торли рассказать всю правду и вам это почти удалось. Тогда Херст-Гор вмешался и заставил Торли молчать. Как по-вашему, наш друг Дерек знал все?
— Я в этом уверен. Он поддерживал Торли в его амбициях. Однако давайте вернемся к ситуации, сложившейся перед смертью Марго Марш. Для юного Меррика связь с нею стала просто невыносимой. Теперь он не просто сторонился своей бывшей возлюбленной, а панически боялся ее. Она могла сделать все, что угодно. А если Дорис узнает? Тогда он не женится на Дорис! Жизнь его рухнет! Напуганные дети иногда становятся безумно жестокими. Меррик, когда я беседовал с ним позднее в «Уайдстэрз», даже внушал некую симпатию. Но он был человек взбалмошный и неуравновешенный — вы и сами это видели — и совершенно не умел смотреть на вещи трезво. Как любой юнец подобного склада, мечтающий избавиться от любовной связи, он нашел только один выход. Он окончательно потерял голову и решил убить надоевшую любовницу. Марго предложила умереть вместе. А Меррик, благодаря невольной подсказке Локи, прочел о другой страдающей истерией женщине: миссис Баканен. Она умерла от отравления смесью морфина и белладонны, и врачи приняли ее смерть за естественную. Могло ли быть так? Я так и вижу, как Меррик ломает голову над этим вопросом и решает попробовать. Тогда я попытался вычислить, когда именно он передал жертве пузырек с готовым ядом. Я знал, что в тот роковой день Марго была в «Уайдстэрз», но не встретилась с Мерриком. И лишь прошлым вечером я узнал, что Меррика видели, когда он, идя от Форельего ручья, укутанный поверх мокрой одежды, встретился с Марго в поле возле «Уайдстэрз»…
— И отдал ей пузырек с ядом! — вмешался Холден. — Локи видел, как он сделал это!
Доктор Фелл удивленно заморгал:
— Да, верно. Локи сам сказал мне вчера вечером. Но откуда узнали об этом вы?
— Я случайно подслушал разговор Локи с некоей мадемуазель Фрей. Локи в тот момент пытался поставить все точки над «i» и разобраться в снедавших его подозрениях. Да! И когда он произнес ту пламенную речь о «бездушии» современной молодежи, он говорил вовсе не о Дорис. Он имел в виду Ронни Меррика.