Джоан также оставалась фиксированной в визуально ведущей репрезентативной системах, переходя от эйдетических (глаза вверх и налево) к конструируемым (вверх направо) образам, несмотря на то, что я задавала ей вопросы вроде таких:

ЛКБ. И как вы себя чувствуете, вспоминая его слова?

Джоан. Я вижу, что потерпела неудачу.

ЛКБ. Когда вы чувствуете себя действительно сексуально привлекательной?

Джоан. Я знаю, что привлекательна. Я могу видеть что мужчина хочет меня. Но я не получаю от этого удовольствия.

ЛКБ. Что вам больше всего запомнилось из секса с ва-шим мужем?

Джоан. Какие-то блестящие штучки на потолке. Просто ждала, когда это кончится.

ЛКБ. Какого рода сексуальные предпочтения у вас есть?

Джоан. Чтобы свет был выключен; должно быть темно.

Я использовала одни и те же техники (наложение - описанное в главе 14 и изменение истории), как с упомянутым молодым человеком, так и с Джоан, одинаково успешно.

Важная роль, которую различные репрезентативные системы могут играть в создании конфликта, видна из следующего примера. Пара пришла ко мне на терапию, потому что каждый из них полагал, что не любим другим, и что партнер/партнерша постоянно проявляет отсутствие уважения. Это весьма ограничивало возможность выражения любви. В корне проблемы, как часто бывает, лежало различие в индивидуальных внутренних процессах. Она репрезентировала переживания прежде всего в чувствах. Она чувствовала все как либо конкретно правильное, либо неправильное. Ее вербализация часто страдала крайностью, будучи выражением чувств, а не фактов. Она часто употребляла слова "всегда", "никогда", "каждый раз". При расспросе я выяснила, что она не то чтобы действительно верила в то, что это было, например, "всегда", она просто так чувствовала. Он же нуждался в ясности мысли, чтобы принять решение, а решение было ему необходимо, чтобы приступить к действию. Ясность мысли требовала уточнения множества деталей, нужно было принять во внимание все "про" и "контра", просмотреть все последствия и пр. Когда все факты бывали представлены и указаны, и шли в том же направлении, что и ее чувства, проблем не возникало, но когда одно не соответствовало другому, возникали жестокие споры. Ее наиболее значимая жалоба, то, что ее больше всего огорчало, - что она не может поверить, что он сделает что-нибудь по единственной причине, что она его попросила. Их взаимодействие происходило примерно так:

Она. Я чувствую, что это хорошо. Он. Я не вижу в этом ничего плохого. В чем твои возражения?

Она. Я подумала об этом, и мне просто это не нравится.

Он. Я не вижу, как ты могла просмотреть все факты и придти к такому выводу. Я хочу на самом деле знать, какие у тебя есть конкретные возражения.

Она. Ты просто не можешь дать этому идти своим чередом, правда? Тебе всегда нужно заключить соглашение.

Он. Давай не будем переходить на эмоции, и это не правда, что мне всегда нужно придти к соглашению. Бывали случаи, когда мы не соглашались и я принимал это например, дали Джеку остаться дольше на прошлой неделе.

Она. Ну вот, теперь ты хочешь, чтобы я плохо себя чувствовала.

Кроме паттернов, содержащихся в этих вербализациях, у них были явные различия в предпочитаемых темпах Она ценила скорость, стараясь, чтобы все шло так быстро, как возможно. Она все время чувствовала, что время уходит и она опаздывает. Он же предпочитал более медленный, умеренный шаг, что давало ему ощущение уверенности и соответствовало потребности в точности тщательности. По его мнению, ничто не должно было делаться пока не было определенно понятно, что именно это нужно делать - не делать ничего лучше, чем делать то, что возможно окажется неправильным.

Эти несоответствия создавали значительные и серьезные конфликты в их отношениях. Оптимальным выходом для них было - каждому разнообразить свое поведение настолько, чтобы включить и использовать ресурсы другого. Первым шагом, как это часто бывает, было показать им, что поведение каждого из них было естественным следствием того, как организуется опыт. Вторым шагом было подчеркнуть, что каждая из этих манер поведения содержит свои преимущества, и дать им понять, что каждый из них не имел в виду обидеть или ущемить другого. Сделав это, я стала помогать им расширить рамки их поведенческих выборов, чтобы дать им возможность лучше играть и работать друг с другом. Это создало для них контекст, в котором они могли учиться друг у друга и чувствовать себя ценимыми друг другом, так же как и учиться ценить друг друга по-новому. Они научились понимать, что эти отношения дают каждому из них как индивидууму много нового.

Когда ведущая и первичная репрезентативные системы различны.

Другое важное различие состоит в том, находится ли ведущая репрезентативная система в пределах сознавания, или она не сознается. Иными словами, может ли человек видеть внутренне вызываемые картины, или чувствовать внутренне вызываемые чувства, или слышать внутренне вызываемые звуки и слова, которые вызывают переживания. Очень часто для людей, которые приходят на терапию, ведущая система лежит вне сознавания. Таков, например, ранее описанный случай юноши с головной болью.

Когда система, типично вызывающая переживания (ведущая система) находится вне сознания, индивидуум не имеет возможности выбора относительно того, какого рода опыт будет порожден: внутренне вызываемый опыт находится вне контроля. Это чаще случается, когда существует различие между ведущей системой и репрезентативной системой, чем когда они едины.

Обращая внимание на предикаты в речи человека и на его ключи доступа, вы заметите, что иногда они не соответствуют друг другу. Например, человек получает доступ к внутренней информации визуально, но говорит о своих чувствах, или доступ у него кинестетический, а он говорит о том, как вещи выглядят для него, - или любая другая возможная комбинация систем. Это указывает на то, что ведущая система отличается от первичной репрезентативной системы. В опыте доступ к информации осуществляется посредством одной системы, а в сознание поступает информация в другой модальности.