Краснов. Можно, да осторожно.
Курицына. Да ты-то что! Взял голь, да и важничает. Али ты воображаешь, что на значительной помещице женился?
Краснов. Что я воображаю - это мое дело, и не с твоим разумом его понимать. Значит, надо тебе молчать.
Жмигулина. Вот так занятный разговор, есть что послушать!
Курицына. Кажется, не из барского роду взята, а из приказного. Не велика дворянка. Козел да приказный - бесова родня.
Краснов. Я тебе сказал: молчи! Не десять раз говорить, сразу должна понимать!
Курицын. Не трожь, пущай их! Я люблю, когда бабы браниться свяжутся.
Краснов. Да я-то не люблю.
Курицына. Мало ль ты чего не любишь, так по тебе и угождать! Ишь ты какой грозный! Ты на жену кричи, а на меня нечего: я тебе не подначальная. У меня свой муженек хорош, есть кому командовать-то и без тебя. Не я виновата, что твоя жена по пустырям да по заулкам шляется да с молодыми господами по целым часам балясы точит.
Краснов (вскочив). Что-с!
Краснова. Никаких я пустырей, никаких переулков не знаю; а что встретилась я с Валентином Павлычем на берегу, так это я вам, Лёв Родионыч, сказывала, и даже все, что мы говорили.
Жмигулина. Да ведь и я тут сопутствовала.
Курицына. Да ты такая же.
Краснов. Ну не змея ли ты теперича подколодная! а еще сестра называешься. Чего тебе хочется? меня с женой расстроить? Ненавистно тебе, что я ее люблю? Так знай ты завсегда, что я ее ни на кого не променяю. Я тридцать лет для семьи бобылем жил, до кровавого поту работал, да тогда только жениться-то задумал, когда весь дом устроил. Я тридцать лет себе никакой радости не знал! Следственно, я должен быть им, супруге моей, благодарен, что они, при всей своей красоте и образовании, полюбили меня, мужика. Допреж того я на вас был работник, а теперь на них вечный работник. Околею на работе, а для них всякое удовольствие сделаю. Я должен у них ножки целовать, потому что я оченно хорошо понимаю, что я и со всем-то домом против одного ихнего мизинца не гожусь. Так после этого нешто я дам их в обиду! Я уважаю - и все уважай!
Жмигулина. Сестрица и сама понимает, что она всякого уважения стоит.
Краснов. Ты какое слово сказала-то! Коли поверить тебе, что ж тогда делать? Ну, скажи! Одна у меня радость, одно утешение, и я его должен решиться. Легко это, а? легко? Я не каменный какой, чтоб на такие женины дела сквозь пальцы смотреть! Меня слово-то твое дурацкое только за ухо задело, и то во мне все сердце перевернулось. А поверь я тебе, так ведь, чего боже сохрани, долго ли до греха-то! За себя поручиться нельзя: каков час выдет. Пожалуй, дьявол под руку-то толкнет. Господи, оборони нас! Нешто этим шутят! Уж коли ты хотела обидеть меня, взяла бы ты ножик да пнула мне в бок, легче бы мне было. После таких слов мне лучше тебя, разлучницу, весь век не видать; я лучше от всей родни откажусь, чем ваше ехидство переносить.
Курицына. Не я разлучница-то, она родню-то разлучает.
Курицын. Что, брат! Видно, женина родня - так отворяй ворота, а мужнина родня - так запирай ворота! Приходи к нам, и мы так-то угостить сумеем. Пойдем, жена, дома лучше!
Курицына. Ну, прощай, сестрица, да помни! И ты, братец, подожди, как-нибудь сочтемся.
Уходят.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Краснов, Краснова, Жмигулина и Афоня.
Краснов (подходя к жене). Татьяна Даниловна, вы не возьмите себе этого в обиду, потому необломанный народ.
Краснова. Вот она ваша родня-то! Я не в пример лучше в девушках жила; по крайности я знала, что никто меня обидеть не смеет.
Жмигулина (прибирая со стола). Мы с простонародием никогда не знались.
Краснов. Да и я вас в обиду не дам-с. При ваших глазах родной сестры не пожалел, из дому прогнал; а доведись кого чужого, так он бы и ног не уволок. Вы еще не знаете моего карахтера, я подчас сам себе не рад.
Краснова. Что ж вы, сердиты, что ли, очень?
Краснов. Не то что сердит, а горяч: себя не помню, людей не вижу в этом разе.
Краснова. Какие вы страсти говорите! Отчего же вы мне прежде не сказали о своем характере, я бы за вас и не пошла.
Краснов. Коли горячий человек, так в этом ничего худого нет-с. Стало быть, он до всякого дела горяч, и до работы, и любить может лучше, потому больше других чувства имеет.
Краснова. Я теперь буду вас бояться.
Краснов. Страху-то мне от вас не больно нужно-с. А желательно бы узнать, когда вы меня любить-то будете?
Краснова. Какой же вам еще любви от меня надо?
Краснов. Вы, чай, сами знаете какой-с; только, может быть, не чувствуете. Что делать! Будем ждать, авось после придет. Чего на свете не бывает! Были и такие случаи, что любовь-то на пятый или на шестой год после свадьбы приходит. Да еще какая! Лучше, чем смолоду.
Краснова. Ну и ждите!
Жмигулина. Это вы очень горячи к любви-то, а мы совсем другого воспитания.
Краснов. Вы насчет воспитания говорите! Я вам вот что на ваши слова скажу-с: будь я помоложе, я бы для Татьяны Даниловны во всякую науку пошел. Я и сам вижу, чего мне не хватает-с, да уж теперь года ушли. Душа есть-с, а воспитания нет-с. А будь я воспитан-с…
Жмигулина (взглянув в окно). Идет, Таня, идет!
Бегут обе из комнаты.
Краснов. Куда же вы так вдруг-с? Бежать-то зачем?
Жмигулина. Что вы! Опомнитесь! Надо же встретить, учтивость наблюсти.
Уходят.
Афоня. Брат! Ты сестру прогнал; за дело ли, не за дело ли, бог тебя суди! А ты на барина-то поглядывай! Поглядывай, я тебе говорю.
Краснов. Что на тебя пропасти нет! Шипишь ты, как змея. Ужалить тебе меня хотелось. Убирайся вон отсюда! Поди, говорят тебе, а то до смерти убью.
Афоня. Что ж, убей! Мне жизнь-то не больно сладка, да и жить-то недолго осталось. Только не будь ты слеп! Не будь ты слеп! (Уходит.)
Краснов. Что они с моей головой делают! Аль в самом деле смотреть надо, аль смущают только? Где ж тогда, значит, любовь! Да неужто ж, господи, я себе не утеху, а муку взял! Встряхнись, Лёв Родионов, встряхнись! Не слушай лукавого! Одна у тебя радость, - он отнимет, сердце высушит. Всю свою жизнь загубишь! Ни за грош пропадешь! Все это наносные слова, вот что! Ненавистно стало, что жена хороша да живем ладно, - и давай мутить. Видимое дело. В каждой семье так. Бросить да не думать, вот и конец. А барина надо будет выжить, да чтоб и вперед не заглядывал. Ходите, мол, почаще, без вас веселей. Так оно и разговору меньше, да и на сердце покойнее.
Входят Бабаев, Краснова и Жмигулина.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Бабаев, Краснов, Краснова и Жмигулина.
Бабаев. Так вот вы где живете! Это у вас свой домик?
Краснова. Свой-с! А вот это мой муж-с.
Бабаев. А, очень приятно. Я с вашей женой давно знаком.
Краснов. Это ваше дело-с.
Бабаев. Вы торгуете?
Краснов. А это вот наше дело-с.
Краснова. Что ж вы не сядете!
Бабаев и Краснов садятся.
Не угодно ли вам чаю?
Бабаев. Нет, благодарю; теперь не пью чаю.
Жмигулина. Ах, Таня, мы и забыли, что в Петербурге совсем другой вкус. (Бабаеву.) Можно сию минуту кофей сделать.
Бабаев. Нет, вы, пожалуйста, не беспокойтесь: я уж пил. Мы лучше так посидим, потолкуем о чем-нибудь. Веселитесь ли вы здесь? Есть ли у вас развлечения?
Краснова. Нет-с. Какие же здесь могут быть развлечения!
Бабаев. Как же вы время проводите? Неужели всё дома сидите?
Краснова. Большею частью.
Краснов. Да оно так и следует в нашем звании. По-нашему, по-русски: мужик да собака на дворе, а баба да кошка дома.
Жмигулина (тихо Краснову). Учтивей-то вы не можете?
Краснов. Я свое дело знаю.
Бабаев. Так вы хозяйством занимаетесь. Вам, я думаю, трудно было привыкать к новым обязанностям.