— Худшее время жизни. Это продолжалось два года моей дотридцатилетней эры. Последний прощальный поцелуй я получил тогда, когда проиграл своему лучшему другу в борьбе за продвижение по службе и обнаружил, что она — Ева — не смогла смириться с такой потерей. Да и с прекрасной, хорошо организованной жизнью тоже…

Мелани немного подумала, а потом сказала:

— Вот почему ты так рвешься в бой на работе.

— Может быть. Ладно, у тебя на лице написано, о чем ты хочешь спросить. Секс с Евой не был таким уж прекрасным. Все происходило механически: действовали только наши тела — ни музыки, ни волшебства, ни горения. Как вулкан без лавы.

— Горение? Лава?

Медленно кивая, он отпил сок и ответил:

— Горение. Я практически не был нужен Еве — во всяком случае, не в качестве того единственного мужчины, без которого нельзя жить, — обреченно пояснил Слоун. — Не спрашивай меня как, иначе я рассержусь, но я только недавно понял разницу, — добавил он изменившимся, глухим тоном. — У женщины, которой ты нужен, совсем по-другому бьется пульс, понимаешь, Мел? А когда ты до нее дотрагиваешься, прикасаешься к ее сущности, она… тает. Это чудо. Мужчине хочется лелеять ее и… любить по старинке, с головы до кончиков пальцев. Он начинает видеть ее то в образе невесты в подвенечном платье, то в образе матери своих будущих детей; в общем, его начинают манить к себе всякие замечательные мелочи жизни старой доброй Америки времен яблочных пирогов.

Мелани охватило странное предчувствие, что ее судьба уже стоит на пороге и только ждет последнего удара часов. Неужели во время болезни Слоун — большой, сильный Слоун — не переставал мечтать о настоящей любви?

Пока он тихо, полусонно продолжал говорить о наболевшем, она забрала у него пустой поднос и поставила его на столик возле кровати.

— У мужчин есть потребности, Мел, — бормотал Слоун, лаская подушку длинными опытными пальцами. — Для их осуществления необходим определенный тип женщин. Тебе не понять, но когда ты чувствуешь, что женщина как горячий шелк… Я не могу даже подумать о ней без того, чтобы не возбудиться…

Он сонно посмотрел на нее и сполз вниз, уткнув подбородок в подушку.

— Она пахнет как цветы, и это благоухание доводит меня до обморока… Она дрожит, когда я занимаюсь с ней любовью, а звуки — мурлыкающие звуки, — которые она испускает… Даже не могу себе представить, что почувствую, когда войду в нее, изольюсь в нее… Это блаженство. Я так хочу ее, Мел… Я обязательно найду ее снова и, когда это случится, больше никогда ее не отпущу.

С этими словами Слоун полностью погрузился в свои мечты, оставив Мелани в поту от испытанного потрясения. Она едва дышала, напряженные мышцы болели, ноги отказывались слушаться, ныли суставы пальцев, вцепившихся в мишку.

Хуже всего было то, что ей безумно хотелось залезть в постель к Слоуну и утешить его ноющее сердце!

И еще она жаждала всего остального — именно так, как он только что объяснял.

Мелани закрыла веки, вытерла тыльной стороной ладони пот со лба и уставилась на Слоуна.

Держа в объятиях подушку и тихо лаская ее, он слабо улыбался в полудреме.

— Скоро, моя дорогая. Скоро… — шептал он с любовью, уткнувшись носом в подушку.

К концу первой недели Мелани переставила все в квартире Слоуна. Она получила короткое сообщение от матери, в котором говорилось, что та скоро приедет, но перед тем ей надо еще на несколько дней заглянуть к друзьям. Делайла обещала позвонить, как только управится с делами.

Хотя кризис болезни уже миновал, Слоуну требовался отдых и помощь с Даниэлой, которая со всей страстностью своей детской души влюбилась в Мелани. Слоун злился на свою слабость, однако каждое утро просыпался с невероятной потребностью в физической близости.

Чтобы спасти свою репутацию звезды «Стэндардза» и продемонстрировать Мелани, что он и не думал отстраняться от дел, Слоун начал усердно помогать ей разбирать бумаги. Он скрежетал зубами от ярости, что все контракты заграбастали маленькие ручки Мелани, и начал ненавидеть набеги в квартиру Эль Лобо, наклеивающего повсюду свои дурацкие ярлыки, словно большие знаки Зорро.

Максин отказывалась возвращаться, пока в доме Даниэла. Однако она покупала продукты и выполняла мелкие поручения Мелани, не уставая повторять при этом Слоуну, что он «нашел ангела во плоти… Ни одна другая женщина не смогла бы справиться с этим дьяволенком». По мнению Максин, М.С. Инганфорде была настоящей женщиной, которая любила и умела готовить настоящую еду и имела потребность заботиться о семье.

М.С. Инганфорде пекла чудесные булочки из теста, подходившего в огромном пластиковом тазу. После этого она отправляла Даниэлу в дневной детский садик.

Дэверо, чтобы помочь звезде команды выздороветь, позволил Мелани работать в офисе только в первой половине дня. После полудня она являлась к Слоуну с портативным компьютером и битком набитым портфелем.

Уже вечерело, когда Слоун проснулся в пятницу от вкусных запахов. Он негромко застонал, крепче прижал к себе свою любимую подушку и вдохнул цветочные ароматы, свежевыстиранных наволочек. Потом, тяжело вздохнув, он с трудом сел и стал натягивать верхнюю часть пижамы, уступая женскому засилью в его квартире.

Мелани и Даниэла танцевали на кухне под музыку Джеймса Брауна. Слоун молча посмотрел на них невидящим взглядом, а потом решил и вовсе не обращать на них внимания, подобно льву, царствующему в своем королевстве, не заботясь ни о чем, что не касается его самого. Он прилег на кушетку, укрылся до груди любимым кукольным одеялом Даниэлы и стал без всякого интереса смотреть по телевизору репортаж с биржи.

Любимая его грез так и не вернулась; наверняка испугалась маленького железного кулачка М.С. Инганфорде. Заинтересованная прежде всего в успехе, Мелани не проявляла признаков усталости. Слоуна искренне раздражали ее напористость и энтузиазм, с которыми она работала по ночам, уложив спать Даниэлу.

Племянница ласково погладила его по щеке.

— Тебе уже лучше, дядя Слоун. Дядя Эль Лобо сказал, что через неделю ты будешь совсем здоров.

Он считает дни, когда сможет пригласить Мелани на обед. Говорит, что она просто создана, чтобы танцевать с ней медленные танцы.

— Чудесно, Даниэла, — пробормотал Слоун, рассеянно размышляя, что такого Эль Лобо нашел в Мелани. Она была совсем не во вкусе его друга. Правда, вкусы Эль Лобо непредсказуемы. Наверное, этот деловитый организатор в юбке покорил его одинокую душу.

Он бесстрастно отметил, что «Амалгамейтед Флоринг» поднял свои акции на четверть по сравнению с прошлыми торгами. Чуть позже с нетерпением спросил:

— Что она там готовит, Даниэла?

— Ростбиф в соусе. Завтра суббота, и Мелани сказала, что это подходящий день, чтобы печь хлеб. И еще говорит, что тебе полезнее домашний хлеб. Мелани делает его из натуральных продуктов, и еще она принесла мне банку домашнего варенья.

— Вот это да, — буркнул Слоун, широко зевнув. — Что будете делать?

— Готовимся играть в офис. Мелани купила мне новую книжку для раскраски. Тебе она тоже купила. Она говорит, у тебя… этот… стресс. Как только будет свободная минутка, мы поиграем в офис. Потом я буду накрывать на стол. Я сегодня сама погладила салфетки дорожным утюгом Мелани. Правда, интересно будет поиграть в офис, дядя Слоун? — Детский голосок Даниэлы звенел от восторга.

— Замечательно. — Слоун постарался придать своему тону окраску удовольствия и стал укачивать куклу, которую Даниэла бережно ему вручила. Он устроился поудобнее, нелепо держа куклу на сгибе локтя. Болезнь меняет гладкое течение жизни, подумал Слоун, когда, натянуто улыбаясь, вошла Мелани.

Свет от телевизора упал на кончики ее волос и высветил бесформенную фигуру. Слоун нахмурился. Что-то было не то с ее бедрами. Он отчетливо помнил, что они были полные. Он вздохнул, не в силах размышлять о какой-то фигуре, спрятанной под громоздким длинным свитером.

— Сядешь за стол, — спросила она, — или тебе подать ростбиф в постель?