Каждый волосок на моем теле встал дыбом, когда зажегся свет, и Тео вошел в комнату с высоким парнем, которого я видел у Данте дома. Я едва сдерживался только от одного его вида, чтобы не сорваться, но, как бы там ни было, я не мог сделать ничего, кроме как нахмуриться, когда Фэй посмотрела на него с опаской.

Высокий парень, Малик, — мне кажется, так было его имя — отстегнул ее руки от крюка, подхватывая за талию, когда она упала. Я издал непроизвольное рычание, когда его руки прикоснулись к ее обнаженной коже, заводя их назад, чтобы вновь застегнуть на ней наручники.

Мой взгляд опустился к миске с хлебом и водой, которая была на полу, но когда Тео сказал ей, что они здесь не для того, чтобы прислуживать ей, я не смог сдержаться и переключил на следующую сцену. Некоторые вещи я мог смотреть, но наблюдать за тем, как женщина ради которой вы живете находится обнаженной, грязной и голой, и пьет с миски на полу, как собака, было выше моих сил.

В следующих кадрах Фэй лежала на кровати, спиной к камере, она совершенно не двигалась. Она притворялась спящей, но в конце концов медленно повернулась, стараясь скрыть отпечаток боли на своем прекрасном лице.

Она сморгнула, рассматривая что-то с любопытством.

— Здравствуй, Стар.

Данте вошел в пределы съемочного кадра. Мои зубы клацнули друг о друга, и я едва успел спрятать язык, чтобы не прикусить его. Я хотел убить его. Я хотел воткнуть нож так глубоко в его глотку, чтобы почувствовать под давлением от удара, как ломается его шея. Я хотел наблюдать, как кровь медленно вытекает из раны, покидая тело своего владельца, отпуская его чертову душу и заставляя испустить последний вздох.

Я склонил голову в попытке расслышать их разговор.

— Не делай мне больно, — захныкала она. Ее голос бы тихим; наполненным страхом и болью.

Данте повозился с ее наручниками, прежде чем они расстегнулись, затем дал ей выпить воды. Но что заставило мои глаза распахнуться в удивлении, так это их диалог, что произошел дальше.

— Всегда была неповинующейся.

— Ты… Кто ты? — прохрипела Фэй, когда ее глаза распахнулись, пристально рассматривая его.

— Что? — Я задохнулся. Это не имело никакого смыла.

Данте вышел за дверь. Фэй бросила бутылку, затем душа внутри меня умерла, когда я увидел, как она помочилась и опустилась на пол, крича им, чтобы они выпустили ее, впоследствии отчаянно ударяя кулаками в дверь.

Она не знала его. Она не узнала Данте. Что за херня?

Мелькало бесконечное количество сцен, но я не прекращал нажимать на кнопку «далее», пока на экране не появилась сцена, которую мое извращенное чувство потребности отчаянно желало удовлетворить просмотром, и я нажал кнопку «воспроизвести», когда сцена была на середине.

— Ты хочешь этого, Белль? — Прорычал Данте, обращаясь к ней, его грязные лапы держали тонкую палочку, которая касалась бусин, едва прикрывавших киску Фэй. Она откинулась назад на стол, опираясь на локти, ее выражение лица было напряжено от потребности, ее тело содрогалось от желания.

— Ответь мне, хочешь почувствовать внутри мой член, который будет вытрахивать пульсацию, которую ты сейчас испытываешь? Хочет ли твоя жадная киска принять мой член? Я чувствую запах твоего желания. Бл*дь, как же я хочу тебя трахнуть. Хочешь меня также сильно?

— Да! — закричала она, когда всхлип застрял у меня в горле, разрывая его. Я прошелся языком по губе, чувствуя, как что-то слегка скатывается по ней, понимая, что это кровь, когда привкус меди обжег мне язык.

— Ты готова просить меня, Стар? Готова ли твоя киска принять мой толстый член?

— Черт бы тебя побрал, Трой, просто трахни меня и все!

— Ты сама попросила, Стар.

Я прикрыл глаза, когда Данте высвободил возбужденный член и толкнулся в ее киску. Внутрь моей девушки. Его долбаным мерзким членом, отнимая что-то у нее. У меня.

Я смотрел остаток отснятого материала в полнейшем состоянии шока, мой желудок вывернуло еще пару раз, прежде чем я понял, что просто не смогу смотреть дальше. Мои глаза были опухшими, горло першило от боли. Я ощущал одновременно и слабость, и сверхчувствительность, моя кожа была покрыта мурашками, в то время как дрожь пронизывала все мое тело.

Я видел, как к ней возвращалась память, сбивающие с толку и извращенные воспоминания. Воспоминания, в которых Фэй не могла разобраться в своей же голове, привели ее к тому, что она поверила, что Данте — это я. Я наблюдал, как каждое воспоминание вспыхивало в ее голове, она хмурила брови, слегка склоняла голову к плечу так, словно пыталась воспроизвести их в своей памяти вновь, чтобы найти хоть какой-то смысл в этом.

А Данте никогда не замечал этого. Он преследовал ее, разрушал ее и унижал. Он определенно насиловал ее, несмотря на все ее глупые мысли по этому поводу. Он играл с ней, манипулировал ее эмоциями, пока она, как заблудшая овечка не уцепилась за господина, который внушал ей комфорт. Я понял, почему она не желала говорить мне, думая, что я ни за что не поверю, что она потеряла память. И если говорить начистоту, возможно, я бы и не поверил, если бы не видел этот отснятый материал, и как обстояли вещи на самом деле.

Я потерял контроль над собой, и пульт полетел через всю комнату, ударяясь о стену, из-за чего диск начал со стремительной скоростью перематывать вперед кадры, картинки последовательно сменяли друг друга, тем самым подливая бензин в уже пылающее пламя ярости.

Весь мой гнев обрушился на комнату. Я сбрасывал все, нуждаясь в том, чтобы избавиться от бушующей бури внутри меня, прежде чем она разорвала бы меня на две части, мои крики подпитывали мой гнев, в то время, как комната разрушалась под моими руками. Милые безделушки и дешевые сувениры, которые мы с Фэй собрали за все эти годы, привозя с отдыха, расставленные по порядку на полках в шкафу, полетели на пол; дешевые безделушки рассыпались на осколки под силой моего гнева.

Наконец полностью измученный я сполз вниз по стене, мои слезы исчезли во время всплеска ярости. Мое сердце отчаянно колотилось, в то время как я тяжело дышал, стараясь успокоить его размеренным дыханием.

Мой взгляд упал на крошечный зонтик для коктейлей. Подняв, я повертел его между пальцев не в силах сдержать улыбки, когда воспоминания заполнили мой разум. В тот день ранним утром я сделал Фэй предложение, а затем остаток дня, мы провели в комнате отеля. Я заказал напитки. Наши коктейли украшали зонтики, и я использовал один, чтобы ласково поддразнивать Фэй. Нежно проводя им по ее сверхчувствительной коже и щекоча ее, пока она не могла больше сдерживать слез от смеха и хихиканья.

Слезинка скатилась с моих глаз, когда я увидел, что сейчас зонтик был разорван, маленькая палочка была сломана на две острые половинки. Я перевел взгляд на остальные вещи, отчаяние подкатило к моему горлу, когда я осознал, что я разрушил все наши воспоминания.

Поднимая разбитые части вещей, попытался вновь собрать их, в это мгновение еще один всхлип отчаяния вырвался из меня, когда я обнаружил, что их было невозможно починить вновь.

— Нет, — прошептал я, сглатывая боль.

Все пребывало в беспорядке: моя жизнь, как и эти сувениры, напоминала разбитые и разрушенные мечты. И ко всему прочему, она вынашивала его ребенка. Как я мог смотреть на ребенка и не видеть его отца или того, что он сотворил с Фэй?

В какие игры она играла, прося Кенни о записи? Она что-то задумала, я был в этом уверен.

«Вспоминай и улыбайся».

Какого хрена это могло означать? Я поднял еще один сувенир, вздыхая над разбитой Эйфелевой башней. Я разрушил наши воспоминания. Я нахмурился, поднимая маленький камушек, который мы нашли на пляже. У Фэй был такой же в ее коробке воспоминаний.

В ее коробке воспоминаний! Бл*дь! Ее коробка воспоминаний.

Она держала ее на том же самом месте, на верхней полке в ее шкафу. Сняв с полки большую розовую коробку, обклеенную огромным количеством наших фотографий, я поднял крышку. Резкий вздох вырвался из моих легких, когда поверх всего я увидел чистый диск в прозрачном конверте. Но что на самом деле привлекло мое внимание так это крошечный стикер в виде смайла: