— А мнѣ вотъ, ребята, быть убиту, чуетъ мое серденько… грустно провздыхалъ одинъ рябоватый молодецъ изъ калмыковъ.

— Ладно! Считайте! крикнулъ строго Орликъ. — Не успѣетъ и бѣляна подойти, я ужъ кого изъ васъ самъ ухлопаю. Помни, ребята: я въ миру мухи не трону, а въ битвѣ — не пожалѣю брата родного; а своего труса-молодца пожалѣю меньше, чѣмъ чужого; свой, малосильный, да слабодушный и себя, и еще двухъ погубитъ примѣромъ поганымъ.

— Это вѣрно! отозвался одинъ изъ молодцевъ, здоровый мужикъ.

— Да мы то что-жь? Мы ничего. Энто вонъ дурень, калмыченка поганецъ. Его бы съ Ордуньей оставить зайцевъ атаману жарить, кашу варить, а не биться…

Громкій смѣхъ пошелъ по всѣмъ лодкамъ отряда Орлика.

— А на дуванѣ, гляди, первый будетъ! замѣтилъ молодой парень.

Снова еще громче разсмѣялись всѣ. Въ Устиномъ отрядѣ молодцы начали оглядываться назадъ. Малина обернулся и крикнулъ что-то, ради шутки заднему отряду.

Что кричалъ Малина — разобрать было нельзя.

Орликъ разслышалъ только послѣднія слова гнусливаго крика каторжника.

— …Анъ глядь, четыре бабы!

Въ лодкахъ отряда Усти раздался дружный взрывъ хохота и долго не смолкалъ, переливаясь.

— Ай да Малина! Ай да Малина! кричали голоса.

Самъ Устя усмѣхнулся прибауткѣ сибирнаго, и брови его раздвинулись, бѣлые ровные зубы блеснули между розовыхъ, женски нѣжныхъ и красивыхъ губъ.

Лодки летѣли и были уже въ верстѣ отъ поселка. Вдали, среди шири и глади тихой и синеватой Волги, будто спавшей въ величавомъ покоѣ, виднѣлся зеленый островокъ.

Бѣляна, широкое развалистое и тупоносое судно, блестящее на солнце своей обшивкой изъ свѣжихъ досокъ, тихо шла по теченью, управляемая огромнымъ рулемъ, которымъ орудовали шесть человѣкъ батраковъ. Бѣляна купца Душкина шла изъ Казани въ Астрахань, нагруженная зерномъ, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, въ носовой части судна было особое помѣстительное отдѣленіе, полное краснымъ товаромъ и всякой всячиной.

Купецъ Душкинъ шелъ по Волгѣ ниже Казани въ первый разъ.

До тѣхъ поръ лѣтъ семь кряду торговалъ онъ между Ярославлемъ и Казанью чѣмъ придется, но больше зерномъ, пенькой и желѣзомъ.

За семь лѣтъ предпріимчивый молодецъ, лѣтъ 30-ти, такъ расторговался, что наконецъ рѣшился пуститься внизъ по матушкѣ на Астрахань.

Многіе торговые люди отсовѣтывали Душкину ходить по низовью, гдѣ водится всякая «сволока» и всякія «птицы небесныя», но Душкинъ, прыткій и веселый малый, отвѣчалъ: «Ничего; авось, Богъ милостивъ!»

Барыши астраханскіе давно ему спать не давали; все грезились во снѣ. Да и впрямь, если бы удалось ему еще тоже лѣтъ семь поторговать между Казанью и моремъ Каспіемъ, откуда и въ персидское царство ходятъ корабли-суденушки, то, конечно, «быть ему богачемъ первѣющимъ на всей Волгѣ».

Однако не онъ первый пробовалъ за астраханскими барышами ходить. Бывали смѣльчаки и прежде него, но ни одинъ не только не разжился, а многіе и головы сложили по пути. Здалъ все это Душкинъ и зря не пустился въ низовье, а приготовился. Онъ слыхалъ, что по пути вездѣ есть разбойники, есть цѣлые поселки, живущіе грабежемъ мимо идущихъ судовъ, которые и дегтя или известки не пропустятъ, не только хлѣба или краснаго товара. Душкинъ зналъ тоже, что у рѣчки Еруслана есть поселокъ Устинъ Яръ, что живетъ у ближайшаго начальства какъ бы на откупу. И надумался купецъ пуститься въ путь не спроста, немного потратиться, но астраханскими барышами тратье покрыть.

Нанялъ онъ, помимо шести своихъ батраковъ-рулевыхъ при суднѣ, еще полторы дюжины молодцовъ изъ всякаго сброду. Но и этимъ смѣхомъ онъ не удовольствовался; придумалъ молодецъ еще одно такое хитрое колѣно, что вся Казань, узнавъ про его затѣю, хохотала до слезъ цѣлую недѣлю.

— А вѣдь, пожалуй, выгоритъ дѣло! говорили нѣкоторые торговцы про затѣю прыткаго купца; — дойдетъ, гляди, до Астрахани невредимо.

Много смѣху, шутокъ и прибаутокъ было на пристани, когда двинулась на низы послѣ молебствія бѣляна Душкина. Многіе купцы, торговцы верховья, посмѣявшись до слезъ надъ товарищемъ, рѣшили однако тайно, что если путешествіе Душкина обойдется счастливо, т.-е. затѣя его удастся и онъ достигнетъ Астрахани, сдѣлавъ безъ бѣды торговый оборотъ, то послѣдовать на будущій годъ его примѣру.

Хитрая затѣя Душкина удалась уже на половину. По пути было одно худое мѣсто, гдѣ водился притонъ вольницы-негодницы, что былъ не плоше поселка Усти. Но бѣляна прошла это мѣсто и никто не шелохнулся. Можетъ и выглядывали разбойники на богатое судно изъ-за кустовъ и камышей прибрежныхъ, можетъ и зарились да собирались накрыть проѣзжаго купца смѣльчака, да видъ грозный бѣляны заставилъ душегубовъ призадуматься и, пожалѣвъ незадачу, пропустить безобидно мимо. Народу множество на бѣлянѣ съ ружьями да пушка огромная на тупомъ носу, блестящая ярко какъ огонь — охолодили ихъ удаль.

Такъ подошла бѣляна къ рѣчкѣ Еруслану и къ Устину Яру. Тутъ-то смутила она Орлика своимъ видомъ. Будь онъ другой человѣкъ, то не преминулъ бы доложить Устѣ, что нечего и пробовать нападеніе: четыре почти десятка народу вооруженнаго — не шутка! Но видно Орликъ и Устя были удалѣе другихъ или жизнь имъ дешевле была.

Теперь, раздѣливъ молодцевъ своихъ на двѣ равныя части и ожидая горячей битвы, оба, и атаманъ, и эсаулъ, мысленно собирались биться со словами:

— Двухъ смертей не бывать, а одной не миновать!

Оба боялись равно, что ихъ молодцы, за исключеніемъ немногихъ, оробѣютъ и только себя и ихъ погубятъ, но оба рѣшились лѣзть на бѣляну безстрашно. Давно уже не было у нихъ лихой схватки на матушкѣ Волгѣ, хотѣлось имъ «погрѣться» въ жаркой битвѣ, да и провіанту у нихъ въ запасѣ было уже мало, ни хлѣба, ни холста, ни пороху; а на большой бѣлянѣ богатаго купца, гдѣ столько народу, небось, все найдется и на цѣлыхъ полгода хватитъ добычи.

Лодки разбойниковъ достигли того мѣста рѣки, гдѣ множество топкихъ, глинистыхъ островковъ, заросшихъ сплошь камышомъ, затѣсняли путь по рѣкѣ…

Только одинъ рукавъ Волги, саженъ въ сорокъ, могъ пропустить большое судно, а въ остальныхъ руслахъ бѣляна непремѣнно сядетъ на мель. Разумѣется, купецъ безъ толковаго и знающаго лоцмана не поѣдетъ, стало быть расчитывать на то, что бѣляна сама застрянетъ, было трудно.

Лодки отряда Усти разсыпались и укрылись въ камышахъ большого острова. Орликъ же со своими сталъ на чистомъ мѣстѣ рѣки, но за мысомъ островка, который укрывалъ его отъ идущей бѣляны.

Народъ на бѣлянѣ, поровнявшись съ Устинымъ Яромъ, поглядывалъ и косился зорко на поселокъ, но тишина и безлюдье въ притонѣ кого обрадовали, а кого пуще встревожили. Кто поглупѣе думалъ: славу Богу; но бывалые поняли, что молодцы-разбойники собрались, укрылись и гдѣ-нибудь вотъ сейчасъ ахнутъ на нихъ. Лоцманъ изъ татаръ, что прихватилъ съ собою купецъ, прямо пояснилъ, подплывая къ островкамъ:

— Ну, теперь, ребята, держите ушки на макушкѣ!.. Вотъ въ этомъ самомъ плесѣ, что видать середь камышей, ахнутъ на насъ устинцы!

Дѣйствительно, мертвая тишина была въ Устиномъ Ярѣ; одни ребятишки прыгали, да бабы старыя на берегу полоскали холстъ.

Для бывалаго человѣка все служило доказательствомъ, что разбойники въ походѣ… А гдѣ? Либо, на счастье купца, убрались далѣе на большую столбовую дорогу, либо, на его горе, — пронюхали про бѣляну и всѣ въ сборѣ на рѣкѣ, около островковъ.

— Авось, подумалъ купецъ, наше многолюдство да ружья, да пушка на нихъ робу нагонятъ, такъ что и не тронутся.

Многіе, однако, на бѣлянѣ крестились и тихо охали, поглядывая на камыши.

Вошла бѣляна въ плесъ, выбравъ самый широкій рукавъ, и миновала уже камыши, гдѣ попрятались, пригибаясь въ лодкахъ, молодцы Устинова отряда. Нѣкоторые изъ нихъ, завидя на бѣлянѣ сквозь чащу народъ, ружья и пушку — обомлѣли, ошалѣли отъ неожиданности.

— Ахти! подумалъ и сибирный Малина. Вотъ притча!

Многое онъ видалъ на своемъ вѣку, много видѣлъ и всякихъ бѣлянъ, и расшивъ на Волгѣ, а такого «сборища оруженнаго» никогда не видалъ. Но не струсилъ, а только пуще остервенился каторжникъ; будто обидно ему стало, что выискался эдакій выжига-купецъ, который чуть не съ командой царской по Волгѣ поплылъ.