Григорьев Сергей Тимофеевич

Иегудиил Хламида

Сергей Тимофеевич ГРИГОРЬЕВ

ИЕГУДИИЛ ХЛАМИДА*

Рассказ

________________________________________________________________

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Странная птица

Копейка

Ворона

Серая утица

Прекрасное стихотворение

Общипанный сокол

Корректура

Санька

Бубновый туз

________________________________________________________________

Странная птица

Самарский вице-губернатор Владимир Григорьевич Кондоиди стоял у распахнутого на улицу окна своего кабинета в третьем этаже губернского правления.

_______________

* Рассказ "Иегудиил Хламида" был напечатан впервые в 1937 году в

журнале "Дружные ребята". Автор рассказывает о том времени, когда

Максим Горький работал в "Самарской газете", писал статьи, фельетоны,

заметки и подписывал их "Иегудиил Хламида". 5 марта 1895 года в

"Самарской газете" было напечатано произведение Максима Горького "В

Черноморье", в котором рассказ старого Рагима имел подзаголовок "О

соколе и уже". Это была первая редакция знаменитой "Песни о Соколе",

которая появилась в том виде, как мы ее сейчас знаем, только через

четыре года, в 1899 году. Рассказ Григорьева нельзя считать

документальным; это не воспоминания, а попытка запечатлеть в

литературе образ молодого Горького.

Наступила степная, скоротечная весна. По тротуару солнечной стороны плыли, скрывая головы и плечи дам, яркие летние зонтики - розовые, белые, красные, голубые. Припекало. От асфальтовых тротуаров пахло по-летнему, и уже вилась, играя с уличным вихрем, пыль.

В белесом безоблачном небе кружил коршун, медленно ввинчиваясь в небо. Где-то неподалеку кричали грачи, еще не поделившие летошних гнезд.

- Гранки* из редакции на цензуру, - возвестил, войдя, курьер.

_______________

* Г р а н к и - печатные оттиски на полосках бумаги.

- Ступай! - не оборачиваясь, резко павлиньим голосом выкрикнул Кондоиди.

Внизу по булыжной мостовой протарахтела и промчалась извозчичья пролетка. В ней прямо и строго сидел кто-то в широком черном плаще - нет, даже не в плаще, а в какой-то широчайшей черной мантии. Голову и лицо седока скрывала черная же шляпа с широкими полями.

- Это еще что за птица? - проворчал начальник, глядя на улицу.

Кондоиди успел заметить только руки, важно скрещенные на палке с загогулиной, твердо поставленной перед седоком. Загибом своим палка напоминала ерлыгу степных чабанов; должно быть, ширококрылая черная "птица" прилетела от южных приморских степей.

Курьер еще стоял в дверях с пухлой пачкой листков в руке. Он повторил:

- Они просили...

- Ступай! Стой! Закрыть окно!

Курьер положил на стол пухлую стопку серых и сырых листков, тиснутых на корректурном станке.

Закрыв окно, курьер на цыпочках вышел. Кондоиди сел за стол и брезгливо отодвинул в сторону обшлагом сюртука стопку гранок.

От гранок нестерпимо пахло скипидаром и прокисшей тряпкой. Грустно вздохнув, Кондоиди достал из ящика белые перчатки, которые сам называл шутя "рабочими рукавицами". Пальцы перчаток были запятнаны отпечатками черной краски. Кондоиди, натянув перчатки на руки, снял колпачок с правой красной чернильницы и накрыл колпачком левую черную чернильницу.

Перебирая листки, вице-губернатор читал их быстро, почти одним взглядом. Все примелькалось: еще убийство в драке, кража, кража, кража, прибыль воды. И опять о том, что на городских окраинах мало фонарей и там "под покровом ночной темноты" нет прохода порядочным людям от "горчишников" - так в Самаре в ту пору называли уличных хулиганов.

- А это что такое? "Черноморье..." "Песнь о Соколе". "Высоко в горы вполз уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море".

Кондоиди быстро взглянул на подпись: "Максим Горький".

Кондоиди насторожился, поднял руку с красным пером и застыл. Он был похож в эту минуту на легаша, который сделал стойку и ждет от хозяина только слова "пиль", чтобы вспугнуть дичь.

"Ах вот как?" - воскликнул про себя Кондоиди. Он, не глядя, обмакнул перо в красные чернила, густо перекрестил стихи, зачеркнул название и подпись.

Копейка

Извозчик давно выехал за город. Слева голубела Волга. Проглянули, когда пролетка спускалась в Аннаевский овраг, синие мысы Жигулевских ворот. У извозчика на спине показались темные пятна от пота. Лошадь тяжело поводила боками, вытягивая пролетку в гору. Начался лес.

- Приехали!

Извозчик тпрукнул. Лошадь стала. Седок спрыгнул и пошел в лес.

- Стой, стой! - закричал извозчик, тоже спрыгнув с козел. - А деньги? Рядились за рупь сорок...

- Так ведь за оба конца! Вернемся - расплачусь.

- Мало ли что "в оба конца"! У меня намедни был тоже случай...

Не слушая, седок достал из кармана горстку мелочи, насчитал и высыпал деньги на ладонь извозчика. Извозчик взял кнут под мышку и пересчитал деньги, передвигая их на ладони пальцем.

Седок терпеливо дожидался.

- Рубль тридцать девять копеек... Гони еще одну копейку! - сказал извозчик.

- Именно! - озаряясь улыбкой, подтвердил седок. - Копейку отдам, когда привезешь обратно. Все тебе отдать - без меня удерешь, не дождешься. - Седок подмигнул извозчику, хитро прищурясь.

- А шут те! Как ты догадался? А? А я думал, ты из господ! А у меня намедни был случай - прямо происшествие...

Пассажир, не слушая больше, пошел в лес, помахивая ерлыгой. Извозчик сел на подножку, достал из-за полы кафтана большой извозчичий "портмонет", пересыпал туда деньги, достал оттуда же щепоть махорки, свернул и закурил.

- Вы там недолго, барин, прохлаждайтесь! - крикнул он в лес.

Ответа не было. Пождав еще, извозчик свистнул. Ответа нет. Извозчику стало скучно, и он, кинув вожжи петлей на пенек, осторожно вошел в кусты вслед за своим седоком.

Пройдя меж деревьев, извозчик увидел серую от молодой полыни поляну. Там, на пне, покрыв его хламидой и повесив шляпу рядом на воткнутую ерлыгу, сидел непонятный пассажир. У ног его горел небольшой костерчик. Пассажир склонился к огню. Лицо его было серьезно, вспыхивало гневом, он что-то шептал и черкал карандашом в записной книжке.

Извозчик прикусил язык и попятился назад в кусты. Он вернулся к лошади и сел на козлы.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: