Дженни быстро взглянула на нее.

— Вы знаете Фила?

— В некотором смысле… Дженни. — Загадочно улыбнувшись, незнакомка отпила из бокала.

Серые глаза Дженни расширились от удивления. Она машинально убрала за ухо темную прядку волос, выбившуюся из закрепленного модной пластмассовой заколкой узла на макушке.

Интересно, кто эта женщина?

В следующую минуту, осененная догадкой, Дженни опустила взгляд на карточку, прикрепленную металлическим зажимом к карману ее блузки. На прямоугольнике картона было черным по белому напечатано: «Дженнифер Прайс».

Вот и весь секрет, подумала Дженни. Кроме того, дама могла услыхать, как кто-то называл меня по имени. Равно как и моего отца.

Незнакомка внимательно следила за сменой выражений на лице стоявшей перед ней девушки.

Дженни тряхнула головой и спросила:

— Желаете что-нибудь еще?

— Да. Стаканчик виски, на сей раз чистого. Есть у вас «Джек Дэниелс»?

— Найдется.

Дама раскрыла меню и пробежала взглядом названия блюд.

— Принесите также филе осетра под белым соусом с крабами и листовым салатом. И, пожалуй, бокал шабли. В моем возрасте приходится думать о здоровье, знаете ли!

Дженни так и не поняла, к чему относится последнее замечание странной клиентки — к заказанному блюду или к спиртному.

Она передала Стиву заказ, потом сходила в бар, вновь вернулась к раздаточной стойке, подхватила нагруженный поднос и направилась к посетительнице. Стоявший перед той бокал уже опустел.

— Чудесно, — негромко произнесла незнакомка, поближе к себе придвигая стаканчик с виски. Потом, пока Дженни ставила тарелки на стол, раскрыла сумочку и что-то вынула оттуда. — Спасибо, детка. А сейчас взгляни-ка на это.

Дженни почти машинально взяла протянутый предмет, который оказался черно-белой фотографией. Взглянув на снимок, она вздрогнула: на нее смотрело ее собственное изображение.

— Что это? Откуда у вас мое фото?

Незнакомка не спеша подцепила вилкой ломтик осетра и отправила в рот.

— Удивительно, правда? Просто одно лицо. Очень легко спутать.

— Какое лицо? Кого спутать?

— Тебя и Эстер. Посмотри повнимательнее.

Дженни перевела взгляд на фотографию. Портрет явно был выполнен профессионалом, возможно в фотоателье. Но Дженни никогда не пользовалась услугами фотографа. В детстве ее снимал отец, потом друзья. Она часто ходила с распущенными волосами, как было запечатлено на снимке, но никогда не закрепляла их заколками на висках.

Вдобавок карточка была черно-белой, а все фотографии Дженни — цветными. За исключением разве что пары-тройки снимков, относящихся к периоду младенчества. А здесь Дженни выглядела лет на двадцать… если только это в самом деле была она.

Дженни перевернула карточку и увидела два почти незаметных, похожих на водяные знаки слова: «Дейтон бразерс». И цифры — единицу, девятку, шестерку и четверку. Вероятно, первое являлось названием фотоателье, а второе означало, в каком году был сделан снимок. В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом.

Дженни тогда еще и в помине не было.

Ее мобильный телефон снова подал сигнал. Увлеченная исследованием загадочной фотографии, Дженни вздрогнула, затем нехотя поднесла трубку к уху.

— Да? Слышу. И по инфекционным болезням тоже? Хорошо. Да, поняла, оба конспекта! Фей, извини, я на работе. — Она повернулась к незнакомке. — Простите.

— Ничего, — улыбнулась та, поднося к губам бокал с вином.

Дженни еще раз осмотрела снимок с обеих сторон.

— Может, объясните, что все это значит? Что за девушка здесь изображена?

— А ты не догадываешься?

Дженни немного подумала, потом неуверенно покачала головой.

— Нет.

— Это твоя мать. Настоящая, — многозначительно добавила дама. — Ей здесь девятнадцать лет.

— Моя… — Не договорив, Дженни умолкла.

Неужели это правда?

Выходит, мама не грезила, утверждая, что Дженни не родная ее дочь. Убедившись, что жить ей осталось недолго, Мэнди призналась, что вместо Дженни должна была растить сына. Потому что в тот памятный день, когда Фил Прайс понял, что ему не попасть в Лондон на концерт любимой группы «Пинк Флойд», куда он стремился всей душой, его молоденькая жена Мэнди родила мальчика. Только счастливый папаша остался в неведении относительно пола ребенка.

Впрочем, счастливым его тогда можно было назвать лишь с большой натяжкой. Он пришел в ярость, сообразив, что поездка в Лондон срывается.

Однако Дженни до нынешнего дня воспринимала рассказ матери как плод больного воображения. Ей казалось, что мама нарочно сочинила эту безумную историю, чтобы в очередной раз пожаловаться на то, с каким черствым, эгоистичным и вспыльчивым человеком ей пришлось прожить лучшие годы жизни.

— Но ты не думай, солнышко, я всегда любила тебя, как родное дитя. Хотя точно помню, когда схватки у меня кончились, акушерка показала мне мальчика, — говорила мать сидящей на ее больничной койке Дженни.

В молодости Мэнди была очень даже миленькой, но многочисленные хвори быстро изнурили ее. Светлые кудри Мэнди — некогда упругие и живые — потом потускнели и безжизненно висели вдоль лица.

— Я тоже тебя люблю, мам, — сказала Дженни, поглаживая ее исхудалую руку.

— Понимаешь, Фил тогда очень хотел попасть на концерт любимой рок-группы. Незадолго до того вышел ее новый альбом, и твой папа купил пластинку. Но ему хотелось послушать живую музыку. — Мэнди провела языком по пересохшим губам. — Мне скоро рожать, а Филу втемяшилось ехать в Лондон, причем непременно со мной! Когда я попыталась урезонить его, он раскричался, что у всех парней нормальные подруги и только ему не повезло — женился на недотепе, которой что рок, что джаз — все едино. — Она вздохнула, на минуту опустив припухшие веки. — Я и согласилась. Тем более что Фил много и тяжело работал на шахте, ведь наша семья вскоре должна была увеличиться. Мне казалось, он заслуживает небольшого поощрения. В общем, сели мы в наш «бентли» и отправились в путь. Я только попросила Фила не гнать, и он не спорил… Ты слушаешь, детка?

— Конечно, мама. — Дженни знала историю своего появления на свет давно и в деталях. Кроме одной подробности: что вместо нее в семье Прайсов должен был расти мальчик.

— Так вот, — немного передохнув, продолжила Мэнди, — ехали мы ехали, дело к вечеру. Но Фил все не останавливался, хотел засветло покрыть как можно большее расстояние. Ну, миновали Бирмингем. Я еще с полчасика потерпела, а потом невмоготу мне стало сидеть — с животом-то тяжко. А тут впереди мотель показался. Я и попросила Фила свернуть. Как сейчас помню название: «Рай для новобрачных». И розовые огоньки вокруг вывески бегут. Поначалу нам с Филом и впрямь было там неплохо. Номер попался уютный, кровать не продавлена. Заказали по телефону ужин. Когда еду доставили, Фил включил телевизор, нашел музыкальный канал. И вообще, был в отличном настроении, предвкушая завтрашний концерт. Я легла и вроде задремала. Сколько времени прошло, не знаю. Проснулась от резкой опоясывающей боли. — Мэнди вновь на миг закрыла глаза, словно заново переживая давнюю историю. — Кусала губы, чтобы не кричать, но не удержалась, застонала. Фил проснулся, включил свет. На часах два ночи. В общем, роды у меня начались. — Она взглянула на графин. — Дай, дочка, воды…

Дженни подала матери стакан минеральной воды без газа и ободряюще положила ей руку на плечо.

— Не волнуйся, мама, я тебя внимательно слушаю.

— Спасибо, доченька… Фил прямо кипел от злости: понял, что на концерт ему уже не попасть. Сбегал он к портье, узнал, где находится ближайшая больница. Оказалось, неподалеку, в Хэмпстере. В перерыве между схватками доковыляла я кое-как до автомобиля. Сидеть не могла, поэтому Фил уложил меня на заднее сиденье. Как доехали до городка, не помню, не до того было. Потом уж странным мне показалось, что весь двор небольшой больницы забит каретами «скорой помощи». Санитары там суетились, вносили в здание лежащих на носилках людей. Вскоре и меня внесли. И прямиком в родильное отделение. А пациенты даже в коридоре лежали, кто на кровати, кто на больничной тележке, а кто и просто на расстеленном на полу матрасе. Что такое? — думаю. Но спрашивать не стала. Раздели меня, положили на стол. Гляжу, за стеклом в соседнем помещении тоже роженица лежит, и вроде без сознания. Два врача над ней колдуют. А ко мне акушерка подошла. Осмотрела быстро и говорит: «Тут такая кутерьма, а ты рожать надумала!». «Знаю, — ответила я, — кругом виновата. Да что ж поделаешь…». «Ты уж меня не подводи, девонька, — продолжает акушерка, здоровенная такая баба. — Рожай ребеночка поскорей. И чтоб мне без глупостей, потому как врачи все заняты. Авария на железной дороге: два вагона с рельсов сошло. Пострадавших к нам свезли. Еле мы их разместили. Так что давай, милая, тужься. И носом дыши, носом!».