- Врешь, сволочь!!! - ужасно, надсадно закричал Чанаргван и стал вздыматься из-за стола - медленно, угрожающе шевеля лапищами, но Ринальдо сделал шаг в сторону, отодвигаясь с трассы луча, поднял левую руку и звонко, освобожденно крикнул:
- Ты сам виноват!
Тонкий голубой луч короткой вспышкой выхлестнул из-за портьеры, на миг озарив полутемный кабинет невыносимо режущим светом. Ринальдо не успел зажмуриться и увидел, как силуэт Чанаргвана, призрачный и полыхающий огнями электросварки в этом невероятном мгновенном свете, отлетел обратно в накренившееся кресло, а голова, сама ослепительно сиявшая, излучая, казалось, неподвижные облака пылающего пара, замерла в стремительном полете. Луч твердой нитью уперся в стену, раздался длинный шипящий звук, будто на раскаленную плиту упала капля воды. Ринальдо долго стоял, зажав глаза руками, но голубое дрожащее пламя не проходило, стояло перед глазами, медленно блекло... Потом Ринальдо открыл глаза.
- Господи... - прохрипел он. Стиснул виски руками. Обезглавленное тело валялось в странной, скомканной позе поперек кресла, а на стене, там, куда упирался безотказный луч, висело уже частью высохшее пятно бурого комковатого материала. С краев оно подтекало еще, и томатного цвета сгустки шлепались на пол с мокрым, чмокающим звуком. Стена чуть дымилась. Ринальдо зажмурился еще на секунду, потом кашлянул, изгоняя из горла колючий комок.
- Молодцом, Чжу-эр, - сказал он, открывая глаза во второй раз. - Чисто! - он повернулся. Чжу-эр, сверкая гладким шлемом и застежками, стоял с комбинатором в руке у откинутой портьеры. Раскосые глаза смотрели на Ринальдо покорно и чуть виновато. - Молодцом, молодцом... - подбодрил его Ринальдо. Что делать - такая работа, подбадривать и спасать. Он должен быть самым сильным и самым добрым, потому что его никто не спасет и не подбодрит. - А теперь нужно отправить радио на Ганимед - немедленно вызвать сюда... э-э...
- Саранцева М.Ю., - подсказал секретарь, пряча комбинатор в карман и доставая диктофон.
- Совершенно верно. И еще одно. Это нужно будет немедленно дать через все средства массовой информации. Как стало известно, группировка изоляционистов, высказывавшаяся в свое время против колонизации Терры, дошла до того, что попыталась совершить ряд диверсий на отправляющихся к Терре лайнерах. Им удалось провести несколько успешных акций, прежде чем деятельность их была раскрыта. На след организации удалось напасть председателю комиссии по переселению Чанаргвану, и тогда они решились, заметая следы, убить нашего замечательного звездоплавателя, видного деятеля администрации. Пусть покажут труп по телевидению. Но это новое преступление лишь усугубило их отчаянное положение. Выродки и негодяи арестованы. Через инженеров и техников космодромного персонала изоляционисты сумели нанести значительный урон технике и личному составу отправившихся на Терру переселенцев. Виновные понесут заслуженное наказание. До выявления сети саботажников старты следующих кораблей на Терру отложены. Пусть отработают текст, расслюнявят его слегка и пустят. Немедленно всех, кто выступал против колонизации, а теперь работает с отправкой кораблей, - под стражу. Максимальное число. Просто взять, ничего не объясняя. Потом их отпустят, когда инцидент будет исчерпан. Всё, голубчик, действуйте.
- Есть! - Чжу-эр браво крутнулся на каблуках и почти бегом вымахнул из кабинета.
Ринальдо повернулся к Чанаргвану. Мертвый, он выглядел еще более огромным. Со стены уже не капало. Ринальдо потрогал кисть Чанаргвана, свесившуюся почти до пола, - теперь он мог сделать это без трепета, без преклонения перед недоступной ему силой. Кисть все еще была горячей и по-живому твердой, будто Чан спал, но из лохмотьев воротника безрукавки торчал спекшийся обрубок шеи, бурый и черный, с перекошенным, обугленным позвонком, наполовину высунувшимся из сухой грязной массы. Ринальдо сел рядом, прямо на пол. Было странно пусто в мире, хоть плачь.
Бекки робко постучала.
- Оу? - раздалось из-за двери. - Что? Ответ с Земли?
-Да,- сказала она, ужасаясь от содеянного. Первый раз, подумала она. Первый и последний, все, больше никогда ему неправды не скажу. Оказалось, ужасно гнусно это было и противно - она прямо не ожидала.
В комнате раздались поспешные шаги, и дверь распахнулась.
- Где? - жадно спросил Мэлор, обшаривая взглядом ее руки в поисках радиограммы. - Где?
- Нету, - ответила Бекки честно. - Я соврала. Я к тебе хочу.
Мэлор смотрел на нее - туда, где тонкая шея ее легко и музыкально, напоминая полет во сне, превращалась в плечо и стремительно ускользала под воротник. Она видела, куда он смотрит, и поэтому опустила глаза и спросила:
- Я тебе не помешала?
Он осторожно коснулся пушистого марева ее волос.
- Я же тебя жду... Она вошла.
- А эти чего там делают?
- А что им осталось? Бу-бу-бу-бу. Вот что они делают. Бу-бу-бу. Весь день сидят и восхищаются.
- Знаешь, а я и не знал вчера, что такую штуку придумал замечательную. Так спать хотел. Вывел общий закон трансформации... думаю, вот вроде и все, можно баиньки...
- Чудик... - сказала она с нежностью. - Я зачем у тебя свечки горят?
- А у меня и музыка играла, - похвастался Мэлор, - клавесинчик. Только когда постучали, я сдрейфил и выключил. Они небось думают, что я еще чего-то творю, а я просто тебя жду.
- Свинья ты свинская, слушаешь без меня! Он метнулся к кристаллофону.
Осторожно всколыхивая сиреневые язычки пламени, медленно окатывая отемненные стены, в каюту поплыли чистые, хрустальные звуки. Словно кто-то невидимый и беспредельно, нечеловечески добрый перебирал ласковыми пальцами драгоценные камни, чтобы выбрать лучшие и раздарить друзьям - знакомым и еще не знакомым. Мэлор постоял, а потом задумчиво, беззвучно, словно несомый музыкой, подошел к Бекки. Осторожно опустился на тахту рядом с нею, несильно обнял ее узкие плечи, так отчетливо прощупывавшиеся под рубашкой. Она прижалась к нему, и дыхание ее сразу участилось. Он едва заметно гладил пальцами ее предплечье, потом поднялся к шее, и то, что вдруг кончился воротник и началась сама она, было как подарок- неожиданный, долгожданный и великолепный.
- Ты зачем меня прогнал? - спросила она шепотом. Она всегда переходила на шепот, как только он касался ее.
- Не знаю, - так же тихо ответил он. - Хотел, чтобы ты пришла. Это так здорово, когда ты приходишь...
- А сказал, хочешь побыть один...
- Ты мне не верь, когда я так говорю. То есть бывает такое настроение, но только ты уходишь - начинаю ждать. Бывает такое настроение, понимаешь?
- Не понимаю.
- Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках...
Она тихонько засмеялась. Эту фразу он перенял у нее и сам уже забыл об этом.
- Так уходить мне или нет, когда ты так вот говоришь? Мэлор подумал.
- Уходить, - сказал он. - А через полчаса возвращаться. Она обиженно надула губы.
- Нетушки, - сказала она. - Я буду возвращаться через двадцать минут. Мерцали звездные звуки. Мэлор улыбнулся, погладил упругие, сухие губы Бекки.
Она поцеловала его пальцы.
- Ты хорошая моя... - проговорил он. - Ты... - он расстегнул верхнюю пуговицу ее рубашки, и глаза Бекки закрылись, а голова чуть запрокинулась, откинувшись ему на плечо. Он медленно погружался распахнутой ладонью от шеи, через ломкую ключицу, в сокровенную теплую бездну, к соску - вздернутому, набухшему, словно почка, готовая стать рвущимся к свету листом. - Ты чудо... Всякая женщина - чудо, а влюбленная - вдвойне, а ты - четырежды...
И тогда в дверь постучали - несмело, но долго и настойчиво, так, чтобы не осталось сомнений в том, что открыть надо.
Бекки прянула в противоположный угол тахты.
- Бом... - раздался из коридора голос Карела. - Простите, ребята... Можно? Ответ пришел...
Мэлор вскочил.
- Можно, можно!!
Дверь пропустила Карела, и пламя свечей всполошенно затрепетало, калеча и корча туманные тени на стенах.