– Ты ведь знаешь… – не закончил я свою фразу.

Разгорячённые губы Киры вновь прижались к моим, обветренным губам. Очередная волна накатывающей вновь страсти пробежала по всему молодому и крепкому телу. Жизнь в боевых условиях на поверхности вносит свои коррективы, не только в сознание человека, но и в мышечную память каждого мускула на его теле.

– Иди уже! — скомандовала Кира, разжимая свои объятья, — Подъём совсем скоро!

– Всё будет хорошо! — твёрдо пообещал я и, окинув напоследок взглядом подругу, направился в сторону своей казармы.

– Откуда вдруг такая уверенность? – поинтересовалась шёпотом Кира, зябко кутаясь в армейский халат, стоя у двери в свою комнату.

— Верь мне! Так и будет!

— Я верю, — неслышно ответила лейтенант моему пропадающему в тумане утра силуэту.

По календарю была уже осень в разгаре. Но на самом деле все времена года перепутались и, не имея календаря и твёрдой памяти было совершенно невозможно сказать какое сейчас время года. Одно было ясно точно, погода вновь меняется и на смену пыльной и душной жаре приходит долгожданная прохлада. Такая же душная и пыльная.

Дожди стали неожиданно не позволительной роскошью. Почти вся растительность вымерла вместе с животными, птицами и прочими Божьими тварями. И мне всё чаще порой казалось, что и сам Бог давно уже про нас забыл, обратив свой пронзительный взор на другие, более интересные для него планеты.

Еле заметная тень мелькнула в тумане и исчезла. Нет. Показалось. Просто игра светотеней и зеркальных поверхностей антенны связистов.

На прошлой неделе командир доводил до сведения всех о случае на соседней базе. Каким-то чудом роботу шпиону удалось пробраться на базу. Ни одна чёртова сигнализация по этому поводу не сработала. Он зараза успел по всей базе прогуляться, пока на робота-охранника у склада с оружием не нарвался. Тот церемониться не стал. Порезал его лазером на сегменты и самый важный сегмент с данными сдал в штаб для исследований.

Шуму, конечно, было по этому поводу много. Штабные программисты мигом пересмотрели все системы предупреждения и ввели соответствующие корректировки. Но сам факт проникновения, как, ни крути, никуда после этого не делся.

Механическая рука неожиданно схватила меня за плечо, подбираясь к шее. Холод металла вперемешку с неожиданным приступом страха, промчался от шеи к пяткам, словно курьерский поезд.

Моя левая рука автоматически расстегнула кобуру штатного оружия. Выхватить оружие правой рукой из кобуры, на плече которой всё сильнее сжималась хватка робота, я не решился. Я просто физически ощущал на себе пронзительный взгляд врага, который отслеживал каждое моё движение и даже дыхание.

— Почему не в казарме, солдат? — спросил знакомый голос.

Я не спеша обернулся и убедился в том, что передо мной стоит действительно лейтенант по прозвищу «Клешня». Вместо ответа на вопрос я всё так же не спеша показал лейтенанту нашивки младшего сержанта на рукаве кителя.

Голос Клешни стал более снисходительным:

-- Внимательнее надо быть, младший сержант! – предупредил лейтенант, – А если бы на моём месте оказался враг? А вы даже штатное оружие достать из кобуры не успели!

– Чик-чик! – недружелюбно произнёс я и провёл кончиком ножа, который притаился в моей правой руке по брюкам лейтенанта в районе ширинки.

Клешня побледнел, и это было видно даже в непроглядном утреннем тумане. Без лишних движений он разжал свою биомеханическую руку на моём плече и сделал полшага назад. Видимо на всякий случай.

– Не плохая выучка! – подметил лейтенант, сдерживая обиду. Видимо так позорно проигрывать ему ещё не приходилось, – Надо объявить благодарность старшему сержанту Дусе!

– Так точно! – отчеканил я, убирая складной нож в карман.

– Что так точно?… – Клешня поперхнулся и выдавил из себя, – Младший сержант! Почему не в казарме во время комендантского часа?

– А вы? – ответил я вопросом на вопрос, точно зная о том, что лейтенант сегодня ночью не дежурит по части и находится здесь на тех же основаниях, что и я.

– Ступайте в казарму, младший сержант! – снисходительным тоном произнёс Клешня и добавил, – И что бы в последний раз!

– Так точно! – отрапортовал я и быстрым шагом направился в сторону своей казармы.

До подъёма оставались считанные минуты, и заходить в помещение я не видел никакого смысла, поэтому решил подождать остальных бойцов из роты на плацу для построения.

«Странный он какой-то! – мелькнуло в моей голове на ходу, – Вроде всё и по делу, и он даже по своему прав, но вот осадок после него на душе всегда какой-то не хороший остаётся! Наверняка обидится на меня за такую проделку! Но я ведь не специально, а чисто рефлекторно! Я ведь не знал, что это он!»

Шаги боевого робота Дуси я смог бы узнать из тысячи других шагов, даже если бы она захотела специально по этому поводу сменить походку и попытаться обмануть мой тонкий и чувствительный слух. Множество ремонтов, в том числе и один как минимум капитальный, другие запчасти, всё это создаёт свою неповторимую и ни на что не похожую симфонию звуков работающих механизмов для моего чуткого восприятия.

– Ну, что, герой-любовник? Силы ещё остались для защиты Родины? – заискивающе поинтересовалась напарница, приблизившись ко мне.

– Что уже? Пора в дорогу? – спросил я, смиряясь тут же с неизбежностью расставания с любимой женщиной.

– Э, нет, солдат! Для того что бы достойно Родину защищать нужно многому обучиться и как неизбежность – много тренироваться не жалея сил своих и способностей!

– Это хорошо! – подметил я и расплылся в дурацкой улыбке.

– Вот чудак-человек! – ехидно подметила Дуся, – Видимо эта ваша любовь совсем вас людей мозгов лишает!

– Ты же сама говорила, что в бою спасают наработанные рефлексы, а не мозги!

– Говорила… – протянула напарница, всматриваясь в меня и проводя диагностику функционала моих органов и как следствие – определяя мой боевой потенциал.

Мерзкий сигнал «подъёма» не сильно отличался почему-то от сигнала тревоги. Видимо причина крылась в том, что мы находились в боевых условиях, и расслабляться было просто опасно для наших жизней, хотя и так сладко порой хотелось.

– Клешня сильно на тебя обиделся? – словно между делом поинтересовалась Дуся.

– Нормально, – ответил я, не задумываясь и даже не удивляясь, откуда ей всё это уже известно.

– Ловелас хренов! – хмыкнула напарница и мотнула своей железной головой.

Сонные бойцы выбегали из казармы на плац для построения. Начинался новый день, и только одному Богу было известно, чем и как он для нас закончится. И всё это при одном условии, что Бог о нас ещё помнит. Стоит ли напоминать о том, что солдат всегда в него верит. Невзирая на любые трудности и даже потери. Ведь если не в него, то тогда во что ещё верить?

Тётка с косой всегда стоит за спиной. Ухмыляется и ждёт своего часа. Она точно знает когда, но тебе не скажет. Она тоже любит пошутить. Видимо натура у неё такая от природы своей и нам потому не ведомая. Вот только и я, давно уже без дела назад не оборачиваюсь. Есть только одна дорога – вперёд!

Полковник сегодня был к нам как никогда снисходителен и недолго мучил нас своим не большим словарным запасом на разводе. С чем-то нас поздравил, потом за что-то по-отцовски поругал, после чего как обычно прошёл вдоль строя и заглянул каждому в глаза. Что именно он в них хотел увидеть то, пожалуй, только ему одному и ведомо, что же касательно нас, как личного состава, то эта процедура нас не раздражала. В некотором смысле мы к ней даже привыкли и в дальних походах нам её порой с утра пораньше, и не хватало иногда.

Поравнявшись с боевым роботом с позывным «Дуся», командир как обычно уже в последнее время, благозвучно хмыкнул и дружелюбно похлопал старшего сержанта по броне ладонью. Подобные нежности считались в нашей части наивысшим пиком похвалы от полковника. Говорить он об этом никогда не говорил, но дышал теперь полной грудью и кровью больше не харкал каждые пятнадцать минут. Новые лёгкие от вражеского донора, которого приволокла Дуся, подошли командиру как родные и оказались весьма кстати, иначе полковнику грозило списание в запас. А такого поворота в своей военной карьере он бы не пережил. Шутка ли сказать, вся жизнь в армии. С самого детства. Сын полка.