"Иммунный должен быть уничтожен!" — подумал Келексел.

Картина зла, воспроизводимая репродьюсером, слегка изменилась, и теперь в фокусе устройства находился окружной прокурор. Парет поднялся со своего места, прохромал к барьеру и остановился там, где прежде стоял Бонделли. Парет аккуратно прислонил свою трость. Губы его были собраны в гримасу пренебрежительного превосходства, однако глаза пылали гневом.

— Мистер Фурлоу, — сказал он, намеренно опуская докторский титул. — Я правильно заключаю, что, по вашему мнению, подсудимый был неспособен отличать хорошее от плохого в ту ночь, когда он убил свою жену?

Фурлоу снял очки. Его серые глаза казались теперь поразительно беззащитными. Он протер стекла, надел очки и сложил руки на коленях.

— Да, сэр.

— А те тесты, которым вы подвергли обвиняемого, были ли они в принципе такими же, как те, которые проводил доктор Вейли?

— По сути такими же — карточки. Сортировка шерсти и другие сменяющиеся тесты.

Парет сверился со своими заметками.

— Вы слышали о заключении доктора Вейли, что этот обвиняемый был юридически и с медицинской точки зрения абсолютно нормален в момент совершения преступления?

— Я слышал об этом заключении, сэр.

— Вам известно, что доктор Вейли является официальным полицейским экспертом города Лос-Анджелеса в области психиатрии и что он проходил службу в армейском медицинском корпусе?

— Мне известна квалификация доктора Вейли. — Голос Фурлоу был напряженным, но он отвечал, не теряя достоинства, и это вызвало неожиданный приступ симпатии у наблюдавшего за ним Келексела.

— Ты видишь, что они делают с ним! — с негодованием спросила Рут.

— Какое это имеет значение? — спросил Келексел. Но еще не успев договорить, он понял, что судьба Фурлоу имеет огромное значение. И прежде всего потому, что Фурлоу, даже осознавая собственную обреченность, все же оставался верным своим принципам. Теперь не могло быть сомнения в том5 что Мерфи — сумасшедший. Таким его сделал Фраффин — для достижения своей цели.

"Я являюсь этой целью", — подумал Келексел,

— Тогда, вы должны были слышать, — сказал Парет, — что свидетельство МЕДИЦИНСКИХ экспертов исключает какой-либо элемент ограниченного повреждения мозга в данном случае? Вы слышали о том, что у подсудимого не проявляются маниакальные тенденции, что он не страдает и никогда не страдал от состояния, которое можно официально определить, как сумасшествие.

— Да, сэр.

— Тогда, можете ли вы объяснить, почему вы не соглашаетесь с мнением этих квалифицированных МЕДИЦИНСКИХ специалистов?

Фурлоу крепко уперся обеими ногами в пол, опустил руки на подлокотники стула и, подавшись вперед, произнес:

— Это очень просто, сэр. Компетенция в психиатрии и психологии обычно подтверждается фактическими результатами. В данном случае, я отстаиваю свою точку зрения, основываясь на том факте, что я ПРЕДСКАЗЫВАЛ это преступление.

Лицо Парета потемнело от гнева.

Келексел услышал всхлипывания Рут: "Энди, о Энди… О Энди…" Ее голос вызвал неожиданную боль в груди Келексела, и он прошипел:

— Помолчи!

Парет снова сверился со своими записями и затем спросил:

— Вы психолог, а не психиатр, не так ли?

— Я клинический психолог.

— В чем заключается разница между психологом и психиатром?

— Психолог — специалист в области поведения человека, не имеющий медицинской степени. Пси…

— И вы выражаете несогласие с мнением людей, ИМЕЮЩИХ медицинскую степень?

— Как я уже сказал…

— А, да, так называемое предсказание. Я читал это уведомление, мистер Фурлоу, и хотел бы спросить вас вот о чем: верно ли, что ваше сообщение было составлено таким языком, который переводится на нормальный человеческий язык достаточно разноречиво — иными словами, не было ли оно неопределенным?

— Его может считать неопределенным лишь тот, кто не знаком с термином "психический срыв".

— Ааа, ну а что такое психический срыв?

— Чрезвычайно опасный разрыв с действительностью, который может привести к актам насилия, вроде того, который мы рассматриваем здесь.

— Но если предположить, что преступление не было бы совершено, если этот обвиняемый сумел бы, так сказать, излечиться от приписываемой ему болезни, можно ли тогда истолковать ваше сообщение, как предсказание ТАКОГО исхода?

— Только если будет подтвержден диагноз и дано объяснение, ПОЧЕМУ он излечился.

— Позвольте мне, в таком случае, спросить вас следующее: может ли насильственный акт объясняться другими причинами помимо психоза?

— Разумеется, но…

— Правда ли, что термин "психоз" не имеет строго определенного толкования?

— Есть некоторые расхождения в точках зрения.

— Расхождения, подобные тем, которые имеются у нас в свидетельских показаниях?

— Да.

— И любой насильственный акт может быть вызван причинами, не имеющими ничего общего с психозом?

— Разумеется, — Фурлоу тряхнул головой. — Но при наличии маниакального…

— Маниакального? — Парет немедленно ухватился за слово. — Что такое мания, мистер Фурлоу?

— Мания? Это явление внутренней неспособности реагировать на окружающую действительность.

— Действительность, — сказал Парет. И еще раз: — Действительность. Скажите, мистер Фурлоу, верите ли вы в обвинения подсудимого против его жены?

— Не верю!

— Но, если бы обвинения подсудимого оказались правдой, изменилась бы ваша точка зрения, сэр, на его МАНИАКАЛЬНОЕ восприятие?

— Мое мнение основывается на…

— "Да" или "нет", мистер Фурлоу! Отвечайте на вопрос!

— Я и отвечаю! — Фурлоу откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул. — Вы пытаетесь запятнать репутацию…

— Мистер Фурлоу! Мои вопросы направлены на выяснение, были ли, с учетом всех имеющихся улик, обвинения подсудимого обоснованны. Я согласен, что обвинения нельзя подтвердить или опровергнуть после смерти, но были ли обвинения оправданны?

— Чем можно оправдать убийство, сэр?

Лицо Парета потемнело. Глухим, безжизненным голосом он произнес:

— Мы тут с вами давно уже препираемся, мистер Фурлоу. Теперь расскажите, пожалуйста, суду, были ли у вас какие-то другие отношения с членами семьи подсудимого, кроме… психологического обследования.

Фурлоу вцепился в подлокотники стула так, что пальцы его побелели.

— Что вы имеете в виду? — спросил он.

— Не были ли вы одно время помолвлены с дочерью обвиняемого?

Фурлоу молча кивнул.

— Говорите, — потребовал Парет. — Были?

— Да.

За столиком защиты поднялся Бонделли, коротко взглянул на Парета, перевел взгляд на судью.

— Ваша честь, я возражаю. Подобные вопросы я считаю неуместными.

Парет медленно повернулся. Он тяжело оперся на трость и произнес:

— Ваша честь, присяжные имеют право знать все возможные причины, оказывающие влияние на этого ЭКСПЕРТА, выступающего свидетелем по делу.

— Объясните подробнее ваши намерения, — попросил судья Гримм. Он посмотрел поверх головы Парета на присяжных.

— Дочь подсудимого не может выступить в качестве свидетеля. Она исчезла при таинственных обстоятельствах, сопутствовавших гибели ее мужа. Этот ЭКСПЕРТ находился в непосредственной близости от места событий, когда ее муж…

— Ваша честь, я возражаю! — ударив кулаком по столу воскликнул Бонделли.

Судья Гримм поджал губы. Он посмотрел на Фурлоу, затем на Парета.

— То, что я скажу сейчас, не является одобрением или неодобрением свидетельских показаний доктора Фурлоу. Однако, я исхожу из того, что не подвергаю сомнению его квалификацию, поскольку он является психологом, работающим в суде. Раз так, его мнение может расходиться с мнением других квалифицированных свидетелей. Это привилегия свидетеля-эксперта. Дело присяжных — решать, заключение каких экспертов они сочтут наиболее обоснованным. Присяжные, принимая какое-либо решение, не могут подвергать сомнению квалификацию свидетелей. Возражение принято.

Парет пожал плечами. Он сделал шаг в сторону Фурлоу, собрался что-то сказать, несколько секунд раздумывал и произнес: