XI

спокой себя, моя любая сестра! — говорил старый есаул Горобец, — сны редко говорят правду.

— Приляг, сестрица! — говорила молодая его невестка. — я позову старуху, ворожею; против нее никакая сила не устоит: она выльет переполох тебе[9].

— Ничего не бойся! — говорил сын его, хватаясь за саблю, — никто тебя не обидит.

Пасмурно, мутными глазами, глядела на всех Катерина и не находила речи. «Я сама устроила себе погибель; я выпустила его!» Наконец она сказала:

— Мне нет от него покоя! Вот уже десять дней я у вас в Киеве, а горя ни капли не убавилось; думала, буду хоть в тишине растить на месть сына… страшен, страшен привиделся он мне во сне! Боже сохрани и вам увидеть его! Сердце мое и до сих пор бьется. — «Я зарублю твое дитя, Катерина!» — кричал он, — «если не выйдешь за меня замуж…» — и зарыдав, кинулась она к колыбели, а испуганное дитя протянуло ручонки и кричало.

Кипел и сверкал сын есаула от гнева, слыша такие речи.

Расходился и сам есаул Горобец:

— Пусть попробует он, окаянный антихрист, придти сюда: отведает, бывает ли сила в руках старого казака. Бог видит, — говорил он, подымая кверху прозорливые очи, — не летел ли я подать руку брату Данилу? Его святая воля! Застал уже на холодной постели, на которой много, много улеглось казацкого народа; зато разве не пышна была тризна по нем: выпустили ли хоть одного ляха живого? Успокойся же, дитя мое! Никто не посмеет тебя обидеть, разве ни меня не будет, ни моего сына.

Кончив слова свои, старый есаул пришел к колыбели, и дитя, увидевши висевшую на ремне у него, в серебряной оправе, красную люльку и гаман[10] с блестящим огнивом, протянуло к нему ручонки и засмеялось.

— По отцу пойдет! — сказал старый есаул, снимая с себя люльку и отдавая ему, — еще от колыбели не отстал, а уж думает курить люльку!

Тихо вздохнула Катерина и стала качать колыбель. Сговорились провесть ночь вместе и, немного погодя, уснули все; уснула и Катерина.

На дворе и в хате все было тихо; не спали только казаки, стоявшие настороже. Вдруг Катерина, вскрикнув, проснулась, и за нею проснулись все.

— Он убит, он зарезан! — кричала она и кинулась к колыбели…

Все обступили колыбель и окаменели от страха, увидевши, что в ней лежало неживое дитя. Ни звука не вымолвил ни один из них, не зная, что думать о неслыханном злодействе.