– Людям не стало от этого хуже! Ты пытаешься запутать меня! – Олаф даже махнул рукой, будто отгоняя муху. – Если есть яд, значит люди уже не беззащитны.

– Но Договор-то нарушен! И не ты ли первый понял, что нарушение одной статьи ставит под вопрос все остальные?! – Фольш еще приблизился. У него были ярко-голубые, будто даже светящиеся глаза. – Смертоносцы без вас не могут победить стрекоз. Именно люди владеют луком и стрелами, «летающими жалами». Вы сильнее всех, даже теперь, в полудиком состоянии. Отчего тогда вами правят пауки? Отчего пожирают на ваших глазах осмелившихся восстать соплеменников?

– Восьмилапые согласно Договору употребляют в пищу лишь мертвых и преступников, – Олаф постарался успокоиться. Нельзя позволить Фольшу зашвырнуть в душу даже тень сомнения, он и так уже забрал себе много власти над сотником. – Повелитель Чивья, нарушая Договор, думал о своих подданных. Не только о смертоносцах, но и о людях.

– А зачем паукам люди? Вот скажи, что сделают с людьми стрекозы, если завоюют весь мир? Если уничтожат своих врагов – пауков, жуков-огневиков и еще парочку мелких видов? Неужели продолжат кормить? Ты в это не веришь!

– Да, – вынужден был согласиться Олаф. – Я думаю, проклятые летучки расправятся со своими слугами, как только они перестанут быть нужны. Но со смертоносцами другая история: их города постоянно воюют друг в другом. Если у какого-то города не будет людей, или двуногие окажутся рабами, то этот город обречен. Смертоносец с лучником на спине всегда сильнее одного смертоносца, это так просто. Война между городами вечна, пауки не могут иначе. Значит, людям ничто не угрожает. Мы сотни лет жили в мире!

– И убивали друг друга в войнах, развязанных безмозглыми раскоряками, – уточнил Фольш и тут же немного отлетел – сотник выхватил меч. – Что, обиделся за приятелей? Но раскоряки – самое подходящее название для них. Пауки смешны и неуклюжи. О, да, они быстры и могучи! Только вот отвратительны на вид. Нет насекомых отвратительнее пауков.

– Ты говоришь, как полоумный! – сморщился Олаф, вытирая оружие. – Ты и есть полоумный. Полоумный лжебог.

Полоумными называли в городах время от времени рождающихся людей с врожденной ненавистью к восьмилапым. Ненависть проистекала от безотчетного страха. Жить в городе такие дети не могли, и Малые Повелители, короли, обычно приказывали безболезненно умертвить их. Если же матерям удавалось спрятать и вырастить такого урода, то рано или поздно он выдавал себя. Олаф и сам однажды увидел, как в истерическом припадке забился один нормальный с виду мастеровой – его просто тронул лапой паук-стражник у входа в город. Смертоносцы чувствовали таких… Мастерового съели в тот же день, не особенно мучая.

– Разве полоумные виноваты в своей беде?

– А разве виноваты рождающиеся недоноски? Они тоже умирают. Полоумных убивают для их же блага.

– Убить для их же блага – неплохо, – бог расхохотался. – С тобой иногда очень весло, сотник. Ладно, тебе пауки дороже людей. Ты готов воевать всю жизнь, отправляясь рубиться с себе подобными по их приказу, готов однажды получить стрелу и на этом закончить свое бессмысленное, насекомоподобное существование. Но подумай обо всем своем виде – ведь восьмилапые раскоряки не стесняются этого делать. Люди не пауки, они могут жить в мире друг с другом. Представь: вся степь могла бы подчиниться одному королю, а с недовольными легко справились бы два-три сотника-карателя вроде тебя.

– Такого никогда не было, – хмыкнул Олаф. – Да и как люди могут подчиняться одному Малому Повелителю, если живут в разных городах, с разными Смертоносцами Повелителями?

– А если бы не было смертоносцев?

– Тогда… – сотни незаметно втянулся в спор. – Люди ведь тоже размножаются, Фольш! Не так быстро, как пауки, но все-таки размножаются. Если не воевать, то через некоторое время потомству не хватит пищи. Война – дело нужное всем.

– Чушь, – сморщился бог. – Люди прежде занимали огромные пространства, их было раз в пять больше, чем сейчас во всем мире смертоносцев! Они научились бороться не только с войнами, но и с болезнями, они научились жить по полторы сотни лет. И всем хватало места! Потому что земля может прокормить куда больше двуногих, если уметь хорошо с ней обращаться. А сколько пищи в морях и океанах – ты думал об этом?

– Как же ее оттуда достать? Там полно чудищ, а люди не могут сражаться под водой.

– Да не нужно было сражаться… – Фольш всплеснул руками, будто ему не хватило слов. Он уже снова шел рядом с сотником, приминая траву своими странными сапогами. – Поверь, так было. И так еще может быть. Этот мир создан для людей, а не для пауков или стрекоз. Беда в том, что вы привыкли жить с раскоряками, приняли их образ мышления. Но люди существуют для того, чтобы изучать мир, строить машины, летающие корабли. Придумывать новые способы получать пищу, делать одежду.

– Чем плохи старые? – сотник похлопал себя по груди. – Не знаю, из чего сделана твоя рубаха, но мне нравится моя, из паутины. И еда наша мне нравится. Нравится жить с восьмилапыми в городах, нравится охотиться и воевать.

– Жить в городах, затянутых паутиной, – рассмеялся Фольш. – В городах, которые строят люди! Пауки не способны даже на это. Они просто ничтожества по сравнению с вами. Ничтожества, которых природа одарила способностью к внушению и чтению мыслей. Но вот – я дал тебе это! Ты теперь не уступишь ни одному пауку – так зачем же они тебе нужны? Чтобы умерять поголовье людей? Вы справитесь с этим сами, если появится необходимость. Но она не появится. Стоит оставить двуногих в покое, как они начнут строить все более высокие и крепкие дома, изобретут новое оружие, способное защитить от любых врагов, найдут пищу для потомства. Отчего тебе так необходимо служить раскорякам?

– Я не хочу чтобы ты их так называл, – Олаф резко остановился, так что Фольш пролетел вперед на несколько шагов. – Позволь тоже задать тебе один вопрос. Что тебе от нас нужно?

– Я хочу, чтобы вы перестали быть рабами насекомых.

– Ты – древний бог, которого прогневили люди, и который уменьшил их, так? – Олаф решил вернуться к самому началу.

– Не уменьшил людей, а увеличил насекомых, – погрозил пальцем Фольш. – Не искажай придуманную мной сказку! Впрочем, это не совсем сказка. Мир, в котором люди давили пауков ногами. И в самом деле существовал.

– Я тебе не верю!

– Попробую доказать, – пожал плечами Фольш. – У меня ведь есть еще немного времени, верно? До тех пор, пока ты не поймал меня и не усадил на кол, я могу говорить.

– Потом будешь петь, – Олаф продолжил путь.

– Кстати, ты все время порываешься выбросить мой шар, – бог вздохнул. – Пойми, не в шаре дело. Он нужен только чтобы привести тебя к скале. Без него ты будешь искать нужное место несколько дней – к чему это? А еще подумай вот о чем: кто найдет шар Фольша, когда ты его выкинешь? Кто станет еще одним моим колдуном, как вы их называете?

– Я его закопаю, – быстро нашел ответ Олаф. – Никто не найдет твой шар.

– Ша умеет звать, – покачал головой Фольш. – Ведь ты его нашел не случайно… Зачем вам понадобилось сворачивать с дороги, заходить в пещеру? Надеюсь, ты не удивлен, что мне известно все, произошедшее с тобой по ту сторону гор? Так вот, шар звал тебя. Мог бы позвать Люсьена… Но выбрал тебя. Сознайся, ты рад, что твой приятель стражник не получил шар.

Олаф мысленно согласился. Люсьен слишком простой человек, его Фольш смог бы подчинить себе очень быстро. Что предпринял бы потом стражник? Прежде всего, наверное, убил друга-карателя. И отразить нападение читающего мысли Люсьена было бы почти невозможно.

– Кстати, если шар позволяет мне читать мысли людей, как смертоносцу, то почему я не слышу происходящего в твоей голове, Фольш?

– Чего захотел! – бог опять расхохотался. – Допустим, что я все-таки не человек… А теперь хватит болтать, пора отдохнуть. Сзади к нам подлетает патруль летучек, выбери место спрятаться.

Олаф побежал к высокой траве, на ходу насылая на ползающих там насекомых видение саранчи. Жуки, мелкие, пятнистые, деловитым караваном устремились на восток. Спустя минуту сотник уже перевязал над собой стебли, надежно спрятавшись от зорких глаз стрекоз. Теперь можно спать – Фольш разбудит в случае опасности.