Сапожник был пьян, что называется, в стельку. Его крохотная мастерская была наполнена дурманящим запахом водки и чеснока. Надины туфли валялись под лавкой, куда он их сунул еще утром. Нервы Нади окончательно сдали.

— Как вы смеете! — вдруг истерично закричала она. — Вы же находитесь на работе! Люди доверяют вам свое имущество и время! — невольно повторила Надя слова, не раз слышанные от Николая Семеновича.

Представитель великой гильдии дратвы и шила пьяно ухмыльнулся:

— Время! Это ты истинно, деточка, сказала. Какое у нас сейчас время? Субботнее! Я его, можно сказать, пять суток ждал. Здесь сосет, — сапожник ткнул себя в живот, — а я жду! Как проклятый! А что касаемо работы, то еще наши деды говаривали: «Работа не волк…»

Надя проплакала все воскресенье. Она поняла, что с ней произошло: нашла коса на камень. То, что именно она, Надя Шершукова, столкнулась с людьми, которые ни во что не ставили чужие заботы, было справедливым наказанием. Так ей и надо!

В понедельник она сидела за своим столом не разгибая спины. И вечером, когда убирала в ящик груду обработанных за день счетов вкладчиков, впервые ее души коснулось чувство удовлетворения. Сегодня она сберегла чье-то время, облегчила чью-то жизнь. Значит, день не прошел даром. И когда Шершукова уходила домой, то невольно перехватила пристальный взгляд Николая Семеновича. В нем были признательность и уважение.

Все началось с белочки, которую я поймал однажды в лесу, собирая грибы. Какой-то озорник подбил белочку камнем, и крохотный зверек находился в совершенно беспомощном состоянии. В корзине с грибами я привез белочку домой. С этого все и началось.

Когда белочка поправилась и привыкла к состоянию вынужденной неволи, я стал думать, как лучше ее устроить. Казалось мне, что в обществе себе подобных белочке будет лучше.

Никто из домашних не мог толком объяснить мне, где у нас в городе есть приличное беличье общежитие. Тогда взгляд мой упал на стоящий в углу прихожей телефонный аппарат. «Ведь у меня под руками телефон, посоветуюсь с компетентными людьми», — решил я.

Набрав 09, я спросил, в каком учреждении могли бы принять от меня небольшого лесного зверька.

— Запишите телефон Зооцентра: Л 0-34-11, — ответил мелодичный девичий голос.

Я быстро набрал номер и сказал:

— Дорогой товарищ, не заинтересуется ли Зооцентр белкой?

Ответили мне после небольшой паузы.

— Если ставить вопрос в общей форме, то я, конечно, должен ответить вам утвердительно: да, Зооцентр интересуется белкой. Но если перевести вопрос в конкретную плоскость, то ответ будет отрицательным. Дело в том, что вы попали в территориальный отдел Зооцентра. Конкретно, в отдел Кавказского хребта и Прикаспийской низменности. А вам нужно обратиться в функциональный отдел. Запишите номер: Л 0-34-12.

Когда абонент поднял трубку, поначалу я не мог ничего понять.

— Да, а любовник, представьте себе, сидит в запертом шкафу и этаким жалобным голосом выкрикивает: «Мебель спасайте, граждане, спасайте мебель!» Ха-ха-ха!.. Извините, пожалуйста, товарищ, я вас слушаю. Белка, говорите? Нет, не интересует. Мы занимаемся исключительно парнокопытными. Если можете предложить изюбра, кабаргу, то милости просим, с руками оторвем. А белка не по нашей части. Звоните по телефону Л 0-34-13, там и справитесь относительно белки. Кстати, об этой обитательнице кедровых лесов есть чудный анекдот…

Но я решил расстаться со своим невидимым развеселившимся собеседником и положил трубку, чтобы набрать новый номер.

Впоследствии выяснилось, что Зооцентр, собственно говоря, располагает десятью телефонами — от Л 0-34-11 до Л 0-34-20. Нужный мне телефон оказался последним. Только тут я и получил исчерпывающий ответ.

— Белка? Конечно, интересует. А вы работаете от какой-нибудь организации или от себя?

От кого я работал? Такой вопрос ни разу не приходил мне в голову. Не совсем уверенно я ответил:

— От себя.

— Очень сожалею, но мы не имеем права заключать сделки с частными лицами.

— Но как же мне быть? Я должен где-нибудь приютить мою белочку.

— Позвоните в Общество охраны природы. Телефон Л 3-13-65.

Когда кто-то из членов общества снял телефонную трубку, я услышал страшный грохот и лязг, как будто кто-то рядом с телефонным аппаратом пытался выправить помятое крыло автомобильного кузова.

— Что у вас? Елочка?

Я повторил как можно внятнее:

— Белочка!

— Что? Телочка?

— Да нет же, белочка, а не телочка!

— Ах, понял, понял. Товарищи, давайте потише! Тут гражданин звонит.

В комнате стихло, и мы наконец поняли друг друга. Мое сообщение очень заинтересовало членов общества. К телефону подходили разные люди и задавали мне самые разнообразные вопросы.

— Так у вас, значит, белка? А какого вида? Арнаутка или телеутка? Не можете сказать? А какой у нее окрас ости? Принадлежит ли она к оседлому или мигрирующему отряду? Каким способом вы добыли ее: плашкой, капканом, петлей?

Я еле успевал отвечать. Наконец к телефону подошел, как мне сообщили, ученый-консультант по подотряду двурезцовых грызунов.

— Молодой человек, — внушительно произнес он, — известно ли вам, что ввоз живых зверей в густонаселенные пункты регулируется специальными инструкциями? Советую обратиться в горсанинспекцию. Во избежание неприятностей.

Ясное понимание того факта, что город является достаточно густонаселенным пунктом, и естественное желание избежать неприятностей побудили меня настойчиво звонить в горсанинспекцию. Именно настойчиво, потому что человеку, не обладающему этим качеством, просто не стоит брать в руки трубку нашего замечательного городского телефона.

Вот ответы, которые я получал в течение трех дней из канцелярии горсанинспекции:

— Начальник инспекции еще не приходил.

— У него совещание.

— Начальник в министерстве.

— Он на объектах.

— Уехал в Гипроиз.

— Попробуйте позвонить ему вечерком.

— Его вызвали к руководству.

Но чего не добьешься, когда телефон под руками! Я выбрал-таки тот счастливый момент, когда одно совещание уже кончилось, а второе еще не началось, когда все вопросы в министерстве были решены, когда люди на объектах оказались напичканными ценными указаниями и инструкциями начальника горсанинспекции до отказа, а он сам захотел побыть некоторое время в одиночестве. И я соединился с ним.

Начальник горсанинспекции был краток:

— Если животное не прошло карантинного осмотра, оно подлежит немедленному забою.

— Речь идет не о лошади и не о дойной корове, — мягко поправил я санитарное начальство, — а о крохотном лесном зверьке — белочке. Мне бы устроить ее куда-нибудь.

— Позвоните тогда на биофак. Возможно, им нужны грызуны для экспериментов.

Биологический факультет университета — отлично поставленное научное учреждение. Самые современные методы исследования, новейшая аппаратура. И, конечно, телефон. У меня создалось такое впечатление, что телефонные аппараты расставлены здесь так густо, что любая подопытная белая мышь может мгновенно соединиться через коммутатор со своей соседкой по клетке и справиться о ее самочувствии.

Одним словом, мне пришлось записывать столько номеров телефонов, что не хватило бумаги. В спешке я стал черкать карандашом по обоям и исписал всю стену. Затем стал записывать номера телефонов на ладони, как это делают в очереди за холодильниками. Три раза я мыл руки и три раза исписывал их вновь. У нас научились выпускать дьявольски стойкие чернила: они выдерживают самый ожесточенный натиск мыла, горячей воды и щетки.

Наконец-то я дозвонился до нужной мне лаборатории.

— Белки нам очень нужны, — ответили мне. — Но не сейчас. Тема грызунов намечена у нас на второе полугодие. Позвоните месяца через три.

Что было делать? Белочка хотела кушать, и я ездил по Москве в поисках корма для нее. Чаще всего в магазинах мне говорили так: