Муха села на вспотевший лоб Лукии, она смахнула ее рукой, подумала: «Вот и мне про работу напоминает». Снова начала мыть стекло.

Лукия хорошо видит графский сад с белыми мраморными статуями, беседку, увитую диким виноградом, видит серую каменную стену, которая отгораживает сад от «черного» двора, где расположены конюшни и сараи.

У самой стены прижался желтый низенький флигель. Вот сейчас Лукия увидела, как в нем открылась дверь, как оттуда вышел старый конюх Петрович. Он остановился во дворе, посмотрел на солнце, вздохнул и разгладил свои огромные пушистые усищи. К нему подошла горничная Рузя, подала тарелку... А с чем — никак не разглядит отсюда Лукия. Ага, с яблоками. Еще что-то красное на тарелке, продолговатое. Морковь...

Петрович взял тарелку обеими руками, осторожно понес ее во флигель.

Не впервые видит Лукия, как Петровичу приносят на тарелке яблоки. Девочка знает, что не он ест эти яблоки. В желтом флигеле живет кто-то неведомый, для него старая графиня посылает сахар, яблоки и белый хлеб... Между графскими слугами шли разговоры о каком-то загадочном существе, но ничего путного не могла от них узнать Лукия. Может, в конце концов и узнала бы кое-что, но ни с кем из слуг, кроме горничной Рузи, она не была близко знакома. С Рузей девочка подружилась, часто поверяла ей свои мысли. Как-то она спросила у Рузи, кому та носит яблоки. Горничная быстро посмотрела на Лукию, в ее голубых глазах промелькнул непонятный страх.

— Ты же знаешь, что во флигеле живет Петрович, — наконец произнесла она.

— Разве яблоки графиня для него посылает?

Рузя оглянулась вокруг и зашептала:

— Лукиечка, никогда больше не спрашивай об этом... Когда графиня проведает, она... Она бывает очень зла, Лукия...

Этот разговор еще больше разжег любопытство Лукии. Кроме Петровича во флигеле, вероятно в отдельной комнате, живет какой-то таинственный узник, который никогда не показывается во дворе...

Старая графиня часто посещала флигель. Она всегда направлялась туда в сопровождении Петровича, потому что всем прочим было строго запрещено входить во флигель. Петрович осторожно поддерживал графиню за локоть, а она шла, прихрамывая, опираясь на свою трость.

Во флигеле графиня, бывало, оставалась час или два, а однажды Лукия слышала, как, вернувшись оттуда, она сказала молодому графу:

— Владимир, я тебя уверяю, что добьюсь своего — он у меня заговорит, как человек...

— Мама, это будет необыкновенно, — ответил граф, — однако я не очень-то верю в эти эксперименты.

— Владимир, но ведь это человек, настоящий человек. Если бы ты посмотрел ему в глаза, то убедился, что мы имеем дело с необычным явлением природы.

Тут графиня заметила Лукию и замолчала. Молодой граф хотел ей что-то ответить, но мать указала глазами на девочку, он прикусил язык.

Как-то Рузя заболела. Скаржинская послала в погреб за яблоками Лукию. Графиня отобрала в корзине полдесятка лучших антоновок, добавила несколько плодов бумажного ранета и распорядилась отнести фрукты Петровичу.

— Скажи ему, — добавила графиня, — чтобы он не забывал ставить Жаку воду...

Как будто что-то толкнуло Лукию. Она покраснела, робко спросила:

— Пани, а кто эго такой — Жак?

— Пошла вон. Делай, что тебе приказывают!

Старая графиня подняла трость, сердито стукнула ею об пол.

Лукия вручила Петровичу яблоки и передала ему напоминание графини не забывать ставить Жаку воду, но спросить, кто такой Жак, не осмелилась. Она дважды обошла флигель вокруг. В одном месте увидела круглое окошко. Безусловно, это окошко той комнаты, в которой постоянно пребывает таинственный Жак. Но как Лукия ни старалась заглянуть в окошко, дотянуться до него не смогла. Оно было расположено под самой крышей, как это обычно бывает в конюшнях.

Девочка лишь напрасно обожгла ноги крапивой и, разочарованная, поплелась домой.

Однажды Лукии приказали смести пыль с книжек в библиотеке. Книги стояли строгими рядами на полках вдоль стен. Почти все они были в кожаных переплетах с массивными серебряными застежками. Тут было много древних книг, в том числе рукописных. Лукия обрадовалась. Она давно уже не читала жития святых, а вот в этом книгохранилище, наверное, есть книжки про всех святых мучеников...

На другой день, растирая графине ноги, девочка опросила:

— Пани, не дадите ли вы мне книжечку почитать про страдания какого-нибудь угодника божьего?

Графиня улыбнулась:

— Не хочешь ли ты в монастырь пойти?

— Не знаю, пани.

К большому удивлению Лукии, графиня ответила, что в библиотеке нет духовных книг, что там одни светские, а больше всего — французские романы.

Позднее, когда Лукия узнала, что графиня не прочитала ни одного жития святых, удивление сменилось испугом. Старая графиня показалась девочке страшной грешницей, для которой в аду, наверное, уже заготовлен котел, а рогатые черти того только и ждут, чтобы разложить под ним огонь.

Тут Лукия вспомнила рассказы матушки Раисы о том, как господь сказал, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в царство небесное. В том, что графиня богата, не было никаких сомнений. С этого времени, когда Лукия смотрела на графиню, в черных глазах девочки появлялось новое выражение. Теперь она совершенно точно знала, Что после смерти пани угодит прямо в ад. Немножко жалко ее было, но в то же время девочка испытывала скрытую гордость оттого, что знала про заготовленные для графини муки в кипящем котле.

И весело было, потому что не Лукии же страдать в преисподней, а графине. Лукия каждый день молится богородице, знает молитвы, читала жития святых. Не может же господь бог не засчитать ей это. Наверное, он возьмет ее к себе в рай.

Девочка хорошо помнит, как она просила, чтобы богородица спасла ее от наказания на отдельной кровати. Разве не смилостивилась матерь божья?.. Разве не прислала она пани Скаржинскую, которая забрала Лукию из приюта?

Порою девочка любила заходить в большой танцевальный зал. Когда она впервые попала туда, ее охватил ужас. Из тумана минувшего возникли вдруг тревожные воспоминания. Она была когда-то в этом зале. Маленькая чумазая девчонка, она стояла на блестящем паркете в центре толпы роскошно одетых господ, стояла ослепленная огнями, оглушенная необычным шумом. Это было очень давно, но она узнала зал с его глубоким бирюзовым куполом, узнала люстру, хоры для музыкантов... Ей было тревожно и страшно, какие-то неведомые чувства угнетали детское сердце. Эго минувшее всплыло, как ночной кошмар. На минутку у нее даже закралось сомнение — действительно ли это было?

В зале пусто. Лукия стояла под огромной люстрой среди расписанных фресками стен. Девочка была поражена красотой и роскошным убранством зала, взволнована потоком воспоминаний, которые вдруг нахлынули на нее.

С тех пор Лукия часто заглядывала сюда. Ей нравилось эхо, повторявшее звуки под пустым сводом, нравилось беспокойное чувство, которое охватывало ее всякий раз, когда она попадала в этот величественный круглый зал.

Старая графиня и не подозревала, что ее ждет после смерти. Она аккуратно пила по утрам кофе с сухариками, ездила на прогулки в новеньком, сверкающем фаэтоне, вечерами никогда не забывала собственноручно влить в чай ложечку ароматного крепкого рома. Ее, казалось, нисколько не занимает ни ад, ни рай, она никогда не молилась перед образами, не читала жития святых.

Лукия иногда задумывалась над своей будущей встречей с. богом. Это будет не скоро, даже приблизительно трудно определить время встречи. Вот девочка подошла к седобородому дедушке, который молча указал ей пальцем направо. Посмотрела Лукия и обомлела: по правой руке бога был рай. С ветки на ветку перелетали райские птички, по дорожкам гуляли ангелы, журчали ручьи, с деревьев свисали райские яблоки, повсюду стояли вазы, полные того самого печенья, которое подают графине после мертвого часа...

Седобородый дедушка— не кто иной, как сам бог Саваоф. Его глаза мечут молнии. Лукия хочет пасть ниц, но не может.