Как привести могла, единая причина

В смятенье небеса, и землю, и пучину?

Природу мертвую оставим и к живой,

Стократ сложнейшей, взор теперь направим свой.

Легко ли находить причин и следствий звенья

~Там, где людских судеб царит переплетенье?

Картина пестротой наш поражает глаз,

Разноголосица сбивает с толку нас,

А Истина за мглой скрывается густою,

Лишь слабые лучи бросая нам порою.

Но не доходит к нам и этот слабый свет.

С рожденья слепы мы в теченье многих лет.

Когда ж едва-едва мы обретаем зренье,

Нас чужаки тотчас берут на попеченье:

Очки нам подают, изделие их рук,

И через них ясней мы видим все вокруг.

Беда, однако, в том, что стали все предметы

Для нас такого же, как эти стекла, цвета.

Ошибки зрения, благодаря очкам,

Переносить на мир с тех пор привычно нам.

Мы - вечные рабы: не только в настроеньях

Зависим от других, но также и в сужденьях.

Ребенок чувствует, как чувствует отец,

Страдает от цепей обычая юнец.

Нередко собственным гордятся мненьем люди;

Нет, всосано оно из материнской груди

Или наставником посеяно поздней

В глубь сокровенную их молодых ушей.

И все ж ты выдаешь любым своим движеньем,

Что европеец ты, поляк происхожденьем.

А солнце Истины горит для всех равно,

Различия племен не ведает оно,

Всех одинаково своим ласкает светом,

Жар посылает всем, живущим в мире этом.

Кто хочет Истине святой в лицо взглянуть,

Тот должен знать: один к ее Познанью путь

Ум от влияния освободить чужого

И Человеком быть в высоком смысле слова.

К такой работе бог историков зовет,

Но многим ли она по силам? Нет, лишь тот,

Кому в удел дало благое провиденье

Сверх пары крепких рук и крылья вдохновенья.

Способен воспарить над торжищем страстей,

Над интересами, делящими людей,

Угадывать, где взрыв готовится на свете,

Иль погружаться в мрак умчавшихся столетий.

В их темной глубине копая, он на свет

Выносит не один бесценный самоцвет.

Лелевель, мы тобой гордимся, сознавая,

Что родила таким тебя земля родная.

Внимает истину из уст твоих народ

О том, что было, есть, что нас в грядущем ждет.

Людское общество впервые наблюдаем

На землях, занятых Двуречья древним краем.

Среди равнин, чья гладь не ведает препон,

В один большой народ сложился ряд племен.

Тираны в городах, стенами обнесенных,

Уселись на спине селян порабощенных.

Средь островов и бухт, прославленных навек,

Поздней республику построил бойкий грек;

Затем, что муравьем был схож своей природой.

Грек мирмидонскою считал себя породой.

Он, в городах чужих селясь, их украшал,

Чужие божества в свои преображал;

Кумирни Красоте воздвиг и милой Воле

Двум дочерям небес, непознанным дотоле.

Их духом вдохновлен, душой открыт и смел,

Он мыслил, воевал, любил, учил и пел.

Но вот мидиец меч свой поднял над землею,

Восточный идол в страх ввергает все живое.

Толпа невольников, гонимая бичом,

Из-за Кавказских гор несется напролом,

Все на своем пути топча, круша и руша;

Ксеркс море захватил, ордою залил сушу,

Но с тучки греческой сорвался гром, и вот

Рассеялась орда, на дне мидийский флот.

Уйдя от гибели, не покорясь невзгодам,

Грек к азиату в дом отправился походом.

И там он на коврах персидских опочил,

И меч заржавленный из рук он уронил,

И был в железо взят в своем бессилье сонном

Пастушьим племенем, волчицею вскормленным.

Привыкли Ромула драчливые сыны,

Отвагой воинской и хитростью сильны,

Соседей истреблять, в годину же покоя

Они крепили дух для нового разбоя

Иль меж собой дрались, пока их в общий бой

Не призывал расчет на выгодный разбой.

Но вот у забияк противников не стало,

И в праздных мышцах нет упругости бывалой.

Над миром Рим царит, над Римом же тиран,

Уже не воин Рим, а дряхлый великан.

Кто жизнь опять зажжет в его остывшем теле?

Вы, чада пылкие страны седых метелей!

Вот гордый сюзерен, верхом на скакуне,

С копьем и четками в руках и весь, в броне,

Небес и госпожи своей слуга, вассалов

Под кров готический созвал. Там звон бокалов,

В руках у дам венки, хор лютней с пеньем схож,

И копья яростно ломает молодежь.

Нежнее, чем у нас, у них сердца под сталью:

Впервые с горных круч они Любовь призвали

Сердечную, какой не ведали в свой век

Жрец духа иудей и в плоть влюбленный грек.

Когда грозила смерть законности основам,

Они их рыцарским своим крепили словом;

Чтоб кривды исправлять, в заморские края

Пускались, в памяти прелестный взор тая;

Из дальних стран они везли домой трофеи

Иль клали головы за веру в Иудее.

В их замках между тем засели чернецы,

Забрали в руки власть церковные отцы;

Под выстрелами булл заколебались троны,

Рим снова стал земле давать свои законы.

Позднее короли при помощи штыков

Смирили подданных и свергли чужаков.

В краях, где издавна в почете просвещенье,

Есть хартии свобод и прав у населенья.

Такую хартию мы в Англии найдем,

Такую даровал нам Ягеллонов дом.

В других-же странах власть - примеров тут

немало

Дворян-мятежников с крестьянами сравняла.

Испанцу повезло: пустившись в океан,

Достиг он берега богатых новых стран,

Его сокровища растут, и с каждым годом

Он все наглей грозит оружием народам.

Его соперники дают ему отпор

Открыто иль войдя друг с другом в заговор,

Но друг на друга все ж поглядывая косо,

Всяк палку вставить рад союзнику в колеса.

Всегда настороже с приятелями будь,

При них не вырони из рук чего-нибудь.

Коль мирно ты живешь и никому на свете

Не хочешь повредить, милейшие соседи

Рассорят в доме всех и дом твой подожгут.

К утру спасителей ватага тут как тут.

Торговцы странами, народных слез менялы,

Спасители крадут, что под руку попало;

Заступник на врага разительно похож,

Тебя обворовать обоим невтерпеж.

Так шла в Европе жизнь, покуда над Секваной

Не разразился гром вскипевшего вулкана.