Стука своего собственного сердца Юрка почему-то не слышал, но зато отчетливо ощущал, как колотится Надькино. Нет, неужели он, «мамонт», будет покорно сидеть и ждать, пока его кто-нибудь пристрелит?! Нет уж, надо хоть напоследок рыпнуться!

Таран поглядел на Надьку, встретился с ней глазами, а затем увел ее взгляд на свои руки, державшиеся за край топчана. Поймет ли? Вспомнит ли? Сумеет ли?! Но Надька тоже взялась за край топчана, и у нее уголок рта чуть-чуть оттянулся, хотя, конечно, улыбкой это не назовешь. Значит, поняла и вспомнила. Только вот сумеет ли?!

Именно в этот момент за дверью послышалось сперва бряцанье ключей на связке, потом скрежет ключа, вставляемого в замочную скважину, затем один щелчок замка и, наконец, второй — дверь была заперта на два оборота. На дверь нажали — чтобы ее отворить, немалое усилие требовалось! — и она стала медленно, очень медленно, как казалось Юрке, открываться внутрь подвальной камеры… А холодный ствол автомата так и свербил голую спину, хотя и не касался ее.

Дверь открылась. Таран только мельком успел увидеть багрово-загорелую морду Вовы и тут же во всю глотку заорал:

— А-тя!!!

В ту же секунду Тараны одновременно вскочили на ноги, рывком повернув на ребро топчан, и, приподняв его на метр от пола, буквально швырнули назад. Они на какие-то доли секунды опередили головорезов, прятавшихся за их спинами. Те собирались выставить стволы автоматов из-за своего живого прикрытия и чуть-чуть приподняли их вверх. Поэтому хоть они и нажали на спусковые крючки, но чисто инстинктивно. Очереди пошли не в Таранов и не в Вову с его подручными, а в стены, потолок и лампу. Камера мгновенно погрузилась в темноту и заполнилась диким мяуканьем рикошетирующих пуль. Юрка с Надькой нырнули на мокрый и холодный пол, куда-то вперед и влево. Со стороны двери в этот момент гулко протарахтела очередь из «стечкина» — Таран чисто по звуку узнал знакомую волынку. Вообще-то она прошла всего в полуметре от их пяток, а по высоте — всего сантиметрах в двадцати. Но тем не менее не пропала даром. Там, где ворочались головорезы, придавленные опрокинутым топчаном, послышался вой, состоявший из хорошо знакомых постсоветским людям по американской кинопродукции «факов» и «шитов». Как видно, кого-то хорошо зацепило, и, поскольку огня с той стороны не последовало, должно быть, крепко.

На звук со стороны двери дали еще пару очередей, которые прошли совсем близко от Таранов, но опять же их не задели. Инстинктивно Юрка и Надька, обдирая кожу о шероховатый цемент, прянули вперед и неожиданно наткнулись на второй топчан, под которым засел тип с «видеокамерой». Причем как раз в тот момент, когда русскоговорящий злодей пытался выдернуть из кобуры пистолет. Топчан, резко скрежетнув по цементу, ножкой долбанул типа в скулу, и тот от резкой боли обронил уже выхваченное оружие. Таран, ни черта не видя в темноте, чисто случайно сумел левой рукой цапнуть «пушку» за рукоять, в то время как ее законный хозяин, сдавленно чертыхаясь, пытался нашарить ствол в темноте и одновременно перевернуть топчан, сковывавший его движения.

Топчан этот тип перевернул, но как раз в этот момент со стороны двери в камеру ворвался луч яркого фонаря, осветив все «поле битвы» и заодно на время ослепив детину, который успел только встать на четвереньки. Таран, не дожидаясь, пока противник очухается и выдернет нож, с размаху долбанул его пистолетом по затылку. Тот так и ткнулся носом в пол.

В следующее мгновение цемент вздрогнул от слоновьего топота, и сразу несколько человек с фонарями вломились в подвал. Таран в этот момент боялся не столько того, что его намеренно или по ошибке пристрелят, сколько того, что на них с Надькой попросту наступят и раздавят как клопов. Однако света было уже больше чем достаточно, и слонопотамы с Володей во главе сумели разглядеть, как говорится, «где свои, а где чужие».

— Как там в углу? — спросил Ларев у одного из подручных, осматривающего поверженных головорезов, которые прятались за спиной у пленников.

— Один промеж глаз схлопотал — нулевой вариант, — констатировал подручный,

— а второй вроде дышит, но кровищей исходит. В бедро достали.

— Ясно, — сказал Владимир Васильевич. — Детишки целы?

— По-моему, целы, — ответил Таран, отдавая Лареву пистолет. В том, что Надьку не задело, он только что убедился.

— С меня бутылка, товарищ боец! — торжественно объявил Вова. — Гляньте, он этому козлу мозги не вышиб?

— Нормально, — успокоили его. — Уже глазами лупает…

— Так, — распорядился Ларев, — того, раненого, проконтролируйте. Лечить некогда.

Через пару секунд грохнул выстрел. Надька ойкнула, будто это в нее попали, а затем в голос заревела, повиснув у Юрки на шее.

— Это у нее отходняк от нервного шока, — успокоил Тарана Ларев. — Луза, проводи их отсюда, замерзли небось.

— Куда проводить-то? — пробасило какое-то трудноразличимое в темноте чудовище. Судя по голосу, это был тот детина, что несколько часов назад конвоировал в подвал Надьку.

— В пятый флигель. И пусть там им пожрать дадут от пуза. Отведешь, убедишься в том, что они накормлены и спать уложены, а потом топай сюда.

— А они убегать не станут? — опасливо спросил Луза.

— Не станут, не станут, — отмахнулся Владимир Васильевич. — Это свои ребята.

— Своих, между прочим, по три часа в тюряге не держат, — нахально заметил Юрка.

— И голодом не морят, — шмыгнула носом Надька, заканчивая рев.

— Милые мои, — вздохнул Ларев, — в жизни всякое бывает. В тридцать седьмом, между прочим, «своим» по десять лет без права переписки давали, и то ничего. А вы из-за каких-то трех,часов переживаете. Ладно, идите греться.

— Пошли, — прогудел Луза, которому Таран со своими 186 сантиметрами был по плечо, а Надька вообще по подмышку.

Тем не менее он довольно вежливо взял их за локти и вывел в коридор.

Уже в коридоре оказалось намного теплее, чем в подвале, а когда поднялись на свежий воздух, то создалось впечатление, будто угодили в сауну. И это несмотря на то, что уже стемнело и на парковых аллеях горели светильники.

С верхней террасы, оттуда, где находилось главное здание виллы, доносилась музыка, неясный гомон голосов.

— Весело живете, — осторожно заметил Таран, — тут, блин, в подвале стреляют, а наверху гуляют.

— Как везде, — философски отозвался Луза, — в России ж то же самое… Если я вам локти отпущу, вы бежать не захотите?

— А стоит нам бежать-то? — спросил Таран.

— Вам виднее, — добродушно заметил конвоир.

— Ну да, — сказала Надька, — мы побежим, а вы нас застрелите.

— Не-а, — мотнул головой Луза, — я просто по рации сообщу, что вы придурками оказались. Отсюда сбежать труднее, чем с особого режима.

— А ты что, на особом сидел? — полюбопытствовал Таран.

— Не-а, у меня всего два года общего было по старой 206-2. — Луза не стал особо темнить насчет проклятого прошлого и приписывать себе лишние заслуги.

— Тоже фигово, между прочим. И тоже хрен убежишь, если не совсем отчаянный. Я лично так от звонка до звонка и просидел. А ты сам-то как, не сподобился на зону?

— Не взяли, — притворно вздохнул Юрка, — говорят, сперва до двух метров подрасти надо.

— Хэ-хэ! — Великан, видать, юмор понимал. — Нормально! И отпустил локти Таранов, даже не получив словесной гарантии насчет того, что они не убегут.